Григорий Никанорович со свитой вальяжно подошёл к скукоженной компании ингушей. Главный кавказский абрек Шамиль, наконец, рассмотрел полковника вблизи и пронзительно завопил:
— Это не ФСБ! Ара, не ФСБ это! Это же Тетерев! Это же во/ры!
Получив в морду чьей-то заботливой ногой, Шамиль захлюпал и тоскливо заскулил. А Григорий Никанорович сурово и рассудительно обратился к почтеннейшей публике:
— Прости, народ православный. Есть такой грех. И впрямь не чекисты мы. Так уж вышло. Просто пугать вас зря не хотели. До времени.
Он сделал знак своим ушкуйникам. Те подхватили Шамиля с разбитой мордой и представили его пред ясны очи Гриши Тетерева.
— Ты, дикарь вислоухий, не орал бы почём зря, а сперьва слова научился правильно выговаривать, — наставительно, по-отечески ласково обратился к абреку мнимый полковник. — Мы не во/ры, чувырло козлодойное. Мы воры/. Запомни наперёд, свинячье ты рыло. Вот именно что свинячье, — с особым удовольствием повторил он, узрев, как Шамиля передёрнуло при упоминании милой домашней скотинки.
В унисон тихому гласу Тетерева на всякий случай звонко щёлкнули лезвия нескольких ножей-«выкидух», и Шамиль счёл разумным «свинячье рыло» молча проглотить.
— Фомич, ну-ка лети сюда а/мором! — неожиданно гаркнул на весь ангар Тетерев.
Фомич мгновенно предстал перед вором, как лист перед травой. Он оказался щуплым мужичонкой, которого со спины легко спутать со школьником средних классов. Лисья мордочка Фомича изморщинилась до невозможности, маленькие прищуренные глазки среди морщин были бы вовсе не видны, ежели бы их чёрные пуговки не бегали туда-сюда, ни на секунду не останавливаясь.
— Ты вот что, Фомич, пошукай, может, выцепишь второго урода, какой у Гусара на хате мясню захороводил, — приказал морщинистому жулику Тетерев. — Я так мыслю, он нам всю картину прояснит.
— Щас позырим, — кивнул башкой мужичок и медленно принялся прохаживаться промеж пёстрой толпы, рассевшейся живописными кучками — словно сквозь цех протопало стадо гигантских бурёнок и оставило после себя там и сям громадные лепёшки.
ЗДЕСЬ НЕОБХОДИМО СДЕЛАТЬ небольшое отступление, чтобы разобраться толком, откуда на сцену птичьего профилактория, словно черти из коробочки, выскочили воровские ребята. Хотя сравнение с чертями — не самое удачное. Не любят таких сравнений в благородном преступном мире. Ну, скажем так: свалились, как снег на голову.
Начать следует с того самого злополучного дня 18 апреля, когда в подмосковном городе Климске таинственным образом пропал секретный химик Валериан Владимирович Востриков. Первой всполошилась его жена: супруг умотал куда-то на машине ранним утром, ничего толком не разъяснив, а затем ей позвонили с заседания учёного совета, чтобы уточнить, почему Валериан Владимирович не изволил почтить этот представительный форум своим присутствием. Женщина обзвонила всех родных и знакомых — ничего.
Поскольку Востриков находился на особом положении, работая в секретной лаборатории академика Горбаня, взволнованная супруга бренькнула до боли знакомым чекистам — на всякий пожарный. Те посоветовали не паниковать, но сами срочно включились в поиски и сразу же метнулись в лабораторию. Благодаря их въедливости и бдительности пропажа редких образцов быстро обнаружилась. Вернее, не пропажа, а подмена.
Вот тут «феликсы» поднялись на дыбы. Стало ясно, что дело пахнет жареным. Более того — смрадом их собственных жареных ягодиц. Стали проверять всё в радиусе сотни вёрст вокруг, включая алконавтов, которые подозрительно пускали золотистые струйки под стену пивного ларька. Понятно, что в поле зрения попал председатель Мао с его хунвейбинской кликой. Правда, досель узкоглазый криминальный бизнесмен в делах шпионских замечен не был, но времена меняются… А помимо Михаила Ёсункуновича, на всякий пожарный решили взять в разработку и местную воровскую братву. К химической промышленности она тоже отношения не имела, зато могла помочь, ежели вдруг Востриков случайно попал под горячую руку каким-нибудь «штопорилам», которые, упаси Бог, позарились на его убогую «шестёру».
«Стрелу» с городским «положенцем» Воропаем забил опытный в этих делах майор Дмитрий Коняев. Встретились ближе к вечеру на воропаевских конюшнях. Вор с недавних пор занимался коневодством и с удовольствием похвалялся гривастыми питомцами.
— Гляди, Дмитрий Павлович, какая красавица! — гордо потрепал он стройную кобылу удивительного голубоватого цвета. — Чистокровная арапка. Ух ты, моя мышастенькая… — и Воропай поцеловал лошадь в тонкие ноздри. — Знаешь, сколько за неё пришлось отстегнуть?
— Знаю, — ответил Коняев. — Забыл, где служу?
— Ну да, ну да, — закивал «положенец».
— А мне вон та больше нравится, рыжая, — указал чекист на лошадь в соседнем стойле.
— Во-первых, это не она, а он, — снисходительно поправил Воропай. — А во-вторых, не рыжий, а игреневый. Рыжие — это ведьмы на Лысой горе. А с лошадьми — дело деликатное. Игреневый, к примеру, значит — рыжий, а грива и хвост светлые. Есть ещё гнедой, у того рыжина потемнее, а грива с хвостом вовсе чёрные. Или взять каурого — тот вроде и рыжеватый, но всё ж таки ближе к светло-каштановому. Наука, итить… Ты должен понимать, у тебя фамилия соответствующая.
— Пошли лучше в дом, Осип Ильич, — прервал излияния вора Коняев. — Разговор у нас посерьёзнее будет, чем про мою лошадиную фамилию.
Испив чайку из пузатого самовара (Осип Ильич уважал традиции дедовские, можно сказать, старорежимные), чекист аккуратно ввёл «положенца» в курс дела. Мол, так и так, исчез серьёзный учёный-химик, а с ним вместе — серьёзный чемоданчик типа «дипломат».
— И что в чемоданчике? — поинтересовался Воропай.
— Неважно, — отмахнулся Коняев. — То есть как раз содержимое чемоданчика для нас и важно в первую очередь. Но подробности вам ни к чему. Достаточно сказать, что содержимое это представляет собой разработки на уровне государственной тайны. И не исключено, что они могут уйти за рубеж. С соответствующими последствиями.
— С какими последствиями? — уточнил Воропай.
— С соответствующими. Совсем плохие будут последствия, Осип Ильич. Понял?
— Понял, не пингвин, — кивнул «положенец». — От меня-то чего надо?
— Мы по своей линии работу ведём, — сообщил чекист. — Но хотелось бы убедиться, что твои уголовнички к этому делу не причастны. А то вдруг, знаешь ли, ненароком…
— Дмитрий Павлович, уголовничков у нас хренова гора, — пояснил ситуацию вор. — За всеми, знаешь ли, не уследишь. К тому же мы в вашей конторе жалованья не получаем. И без того нынче времена смутные, не с руки мне в народную дружину вступать. Не поймут. Ты уж как-нибудь без нас.
— Осип Ильич, не в обиду сказано, но выбирать тебе не приходится, — перешёл Коняев на суровый тон. — Вопрос национальной безопасности. Отказ воспринимается однозначно — прямое содействие врагу. Наши возможности ты знаешь. Дальше надо жевать?
— Ты и мёртвого уговоришь, — вздохнул «законник». — Ну, хоть набой какой-нибудь дай. Чего у вас на этого химика имеется?
В тот же вечер на подпольную автостанцию к Шарлю де Голльевичу Исламбекову в поисках серой «шестёрки» нагрянули несколько «расписных» пацанов. Это был уже третий визит за день по одному и тому же поводу. Взглянув на гостей, Шарль понял, что лучше сразу сказать всё, как есть. Кому они нужны, танцы с волками? С «воровскими» ребятами играть в полудурка не рекомендуется: опасно для здоровья. И начальник ударной бригады «неманов» выложил им полный расклад со всеми подробностями.
Так Воропай узнал про освободившегося накануне Кирюху Гусара и его подельника Колю Лешего, которые угнали задрипанную тачку химика невесть откуда и задвинули её в посёлке Грибном. Получить всю информацию на Кирилла Сабельняка и Николая Бушуева не представляло ни малейшей сложности: «воровская дорога» на девятую зону города Климска действовала безотказно. Вору доложили, что Коля Леший — бродяга без родины и флага, а Кирюха Гусар возвращается в Мокрый Паханск к сеструхе на улицу Сельскую.
— Всего-то и делов, — довольно подытожил Воропай, когда к нему стеклись ручейки от информаторов. — Так и сообщим в контору. Как говорится, послужим России. Но завтра. Я так мыслю, надо самим проконтролировать процесс. А то эти внуки Фелиста Мундеевича Жердинского вполне способны на ровном месте угодить в кучу говна.
Осип Ильич достал весёлый мобильник, крышку которого вручную расписали жостовские мастера, и набрал номер:
— Алё-малё! Григорий Никанорыч? Здоровьичка тебе и добрых дел. Узнал… Стало быть, богатым не буду. Да оно и к лучшему. Зачем нам с тобой богатство, в наши-то годы? О душе думать надо. Григорий, я к тебе вот по какому поводу…
ОКОЛО ПОЛУДНЯ 20 АПРЕЛЯ в тихий домик на мокропаханской улице Сельской к Кирюхе Сабельняку заглянул шустрый воровской гонец с говорящим погонялом Фомич. Свой нелёгкий жульманский хлеб Фомич зарабатывал на поприще домушника, сиречь квартирного вора. Оттого и прозвали сухонького типчика на манер воровского ломика — Фомичом.
— Гусарик, братка, с возвращеньицем тебя! — радостно приветствовал он хозяина. — Это событие надобно отметить по-взрослому!
И Фомич выставил на стол бутыль «ноль семь» местной водки «Русская берёза».
— Экологический продукт, — доложил домушник Кирюхе. — Написано, что вода пропущена через пять фильтров. Брешут, наверно. Но водка вкусная…
В предвкушении предстоящего наслаждения он даже зажмурил и без того почти невидимые глазёнки.
— А ты как узнал, что я вернулся? — недоуменно наморщил лоб Кирюха. — Я ж только второй день…
— Слухами земля полнится, — неопределённо заметил Фомич. — У меня, Гусарик, до тебя дело важное. Только, извиняй, пузо что-то прихватило… Я до ветру сбегаю, потом расскажу.
Он прихватил в сенцах рекламную газетку какой-то риэлторской компании и бросился через огород прямиком к дощатому сортиру. Жестокая диарея не отпускала его минут двадцать, и Фомич, глотая скупую мужскую слезу, пожалел, что по дороге к Гусару не удержался и сожрал пару сочных чебуреков, запив их «Пепси-колой».