День сменялся днём, и всё было серым, словно та бетонная стена, которая встретила её в этом мире.
Воспоминания о побеге поблёкли, сливаясь со всеми остальными, стали какими-то нереальными, неважными. Гудящие струи воды в мойке давно стали просто водой, никакого сходства с бурлящим шлюзом. Спрут тоже не показывался, как она ни ковыряла пальцами живот. Автоматный отпечаток сошёл почти сразу.
Она никому об этом не рассказывала.
Выбравшись на улицу, девушка с удовольствием вдохнула тёплый летний воздух. Было ещё светло, и она отправилась бродить по серому городу, словно впопыхах нарисованному и неоконченному. Свою функцию он выполнял, а жители добавили везде яркое граффити.
Она искала Знаки.
Её не вело к ним, и она ничего не чувствовала. Просто в отуплении делала какие-то вещи и находила маленькие трофеи. Очень редко, и они приносили только недоумённое тихое горе.
Посоветоваться было не с кем, да она и не пыталась. Другой сказал найти его, но она умела только мыть посуду да тупо пялиться в стену, пока не уснёт.
В этот раз её вело куда-то в сторону заброшенных строек. Остовы зданий небрежными росчерками торчали к серому небу: намечены и ладно, и так сойдёт. Ни лающих собак, ни строителей, ни бездомных. Пыли тоже не было.
У одной из стен стояла стремянка, а над ней торчала вентиляционная решётка.
Девушка забралась наверх и увидела сбоку на решётке петли. За решёткой открылась серая стена. Вниз порхнуло сложенный белым, она поспешно подхватила его, чуть не упав, и развернула.
На тетрадном листе в клеточку карандашом было написано две строчки символов.
this.set('name', 'inka');
this.install(lib.ego);
this
.findCheckPoint()
.hackBadGateway();
Они даже вроде складывались в какие-то слова, требовалось что-то встроить, куда-то ввести, но прочитать их было невозможно. А ещё – это был её собственный почерк.
Девушка уставилась на листок, но ощущение было, как во сне, когда хочешь крикнуть и не можешь.
Спрыгнув со стремянки, она устало побрела прочь. Серое опустошение и досада наполняли её. Как и прошлые Знаки, это явно была какая-то инструкция. Но как ей следовать, куда вводить символы?
На неё, бредущую шаркающей походкой, натыкались люди. Кто-то просто обходил, кто-то пихал со злости, но девушке было всё равно. Завтра уже не наступит, ей уже не вернуться к своим тарелкам и кастрюлям. Город из серого превратился в янтарный и тёмно-коричневый, со смехом и огнями фонарей. Свежий ночной ветерок проник в голову, и сковывающее её железо со звоном разлетелось по тротуару. Инка сморгнула и остановилась.
Всё было другое. Эта часть города была прорисована гораздо лучше: острая, резкая, полная рельефа и деталей. Здесь были запахи и звуки, а сознание обрело небывалую прежде чистоту. Знаки снова звали её, но уже не тупым заунывным голосом безнадёжности, а звонким, уверенным, полным сил приказом – иди!
Иди!
Инка, споткнувшись, прибавила шагу. Она не знала, куда, просто шла на зов одной из многочисленных дверей с завлекательными надписями.
Это был бар в полуподвале.
Спустившись на цокольный этаж, Инка толкнула дверь и вошла. Звуки города мгновенно исчезли, словно дверь перерубила невидимую пуповину. Здесь был слышен только звон пивных стаканов, смех, разговоры. И почему-то музыка ничего не заглушала.
А ещё здесь были лица, и Инка впервые видела их отчётливо, а не через серую мутную пелену. И все они были разные. И как будто она их уже знала, а вроде и не знала. И всё было, как обычно, а вроде и нет.
Никто на неё не смотрел, и никому не было до неё дела.
В горле предостерегающе шевельнулся спрут.
Все чувства ощущались острее. Впервые за долгое время она почувствовала что-то, кроме усталости. Беспокойство. Неуверенность. Надежда.
Откуда-то она знала, что находится в правильном месте. И всё, что ей нужно – это начать задавать вопросы.
И одновременно она боялась, что вопрос будет не тот или не тому. И всё, что она сейчас ощущала, рухнет, словно ненадёжная горка из бокалов шампанского, схлопнется в полную пустоту.
Денег у неё не было, но это было неважно.
Инка, преодолевая желание забиться в самый тёмный уголок за шторой, отправилась прямо к бару и забралась на высокий стул.
Темнокожая барменша молча пододвинула к ней высокий стакан.
Там было что-то пенное, кисловато-сладкое, защипавшее в горле. Спрут недовольно убрал щупальце, и девушка ещё раз огляделась по сторонам.
Вопрос щекотал горло, но она не знала, как его задавать. Барменша деловито обслуживала то и дело подходящих гостей.
Инка допила из стакана, потянулась достать из кармана листок со Знаком, но внезапно передумала. Вместо этого она потянулась пальцами к смуглой руке барменши и провела по ней кончиками пальцев, пробираясь к запястью. А потом ещё и ещё, медленно, вопросительно. Из раскрытой ладони высунул щупальца спрут, холодные, чёрные и острые. А потом щупальца выстрелили и обхватили девушку за запястье, впечатывая ладонь в ладонь, крепко сплетая кисти.
Инка вскинула глаза и посмотрела на барменшу в упор. Та точно также гладила её пальцы, а потом, кивнув и не отнимая руки, вышла из-за стойки и повела Инку в сторону служебного туалета.
Там было всего три кабинки под мигающей лампочкой.
Закрыв за собой дверцу, Инка повернулась к унитазу. Стена перед ней расплылась, уходя куда-то в янтарную даль и пиксели. Надо было спешить. Сделав шаг, девушка провалилась в черноту.
Шлюз
Сперва она даже не поняла, где оказалась. Просторное помещение с низким потолком, разгороженное высокой гладкой стеной. По нему, словно тени, слепо и немо бродили грязные оборванные люди. Эти лица она тоже не знала, но чувствовала сильнее. Образцы?
В углу помещения торчала змеиная голова камеры, но Инка за стеной была ей не видна. Девушка откуда-то понимала, что ей нельзя попадаться, слишком уж вызывающая она была в своих синих джинсах и белой майке, слишком яркая и слишком чистая.
И – это всё? Где же… он? Где хоть кто-то?
Инка прокралась вдоль стены и выглянула за угол. Там уходили вдаль и свивались анакондами такие же точно проходы-змеи с торчащими камерами, многократно повторяясь. Образцы снуло сновали меж ними, слепо тыкаясь в стены, и стены их пожирали.
Снова спрятавшись, девушка опустилась на грязный пол и поджала колени к груди. То, куда она так стремилась, не дало никаких ответов, и даже никаких вопросов не дало. Мозг работал чисто и ясно, как никогда, против её воли анализируя то, о чём она не хотела думать. Люди врут. Все врут, когда им что-то нужно. Когда некогда объяснять. Когда требуется побудить на действие.
Она была так уверена, что они встретятся, что он её встретит, что есть какой-то план… И вдруг оказалось, что плана нет, ничего нет, и он, занятый другими образцами, просто не успел, его схватили смотрящие, его выжгло в пепел в этом сером городе.
Встретимся на другой стороне – вот что он сказал, но с чего она взяла, что он пошёл за ней следом?
Инка сжала кулаки. Его нет, но он был. И зачем-то он был нужен. Зачем-то и она была нужна. А значит, всё, что сейчас кончилось, начнётся с неё.
А ещё она поняла, что перед ней не стена, а чёрное зеркало, многократно отражающее лабиринтом очень маленькое пространство.
Стена приблизилась, и Инка впервые увидела себя и поняла, что это она.
Худое бледное лицо, светлые глаза и тёмные волосы, собранные в хвост, тонкие губы, тонкая шея, тонкие пальцы – это всё была она, её тело, её сущность. Спрут выбросил щупальца, и зеркало растворилось.
Люди-тени остались бродить под камерами в зеркальном лабиринте, а впереди был он. Напротив него стояла худенькая оборванная девушка, очень похожая на образец № 284, ту, которая отчаянно бежала к шлюзу в далёкой вспышке прошлого.
Какое-то внутреннее знание подсказало, что есть и ещё. Их было много, таких, как она. И все они были всего лишь средством. А он не был плохим или хорошим, у него были свои цели, и эти цели оправдывали подобные средства.
Закончив говорить, он скользнул по Инке равнодушным взглядом и собрался было уходить, но она, вспыхнув от гнева, схватили его за руку.
Он удивлённо дёрнулся и брезгливо стряхнул руку, словно сор с рукава, и тогда Инка хлёстко ударила его по лицу. Другой застыл.
– Хорошо, – спокойно сказала Инка, и звук собственного голоса потряс её больше, чем всё остальное. – Думаю, что ты и сам всё знаешь, но я скажу. Я столько всего… Я даже не знала, зачем это всё. Я просто…
– Делала, что скажут. – Он кивнул, рассматривая её с некоторым недоумением, лёгкой досадой и сочувствием. Кажется, Инка вела себя неправильно, но ей было всё равно. Говорить было необязательно, он и так всё понимал. И всё равно был твёрд. – И мы многого достигли благодаря вам. Ты одна сделала столько всего…
– Я сделала! – прошипела Инка. – Потому что это я! Я, я! Не смей ты! Не смей приписывать себе!
Чёрный город
Отпустили её без проблем, она всё равно ничего не помнила и не понимала. Просто вывели куда-то за зеркала, толкнули в спину и захлопнули дверь за спиной.
На неё обрушилась тьма, и Инку парализовало. Она стояла в черноте и только и слышала, как бухает собственное сердце, в ушах шумело.
Рядом прогрохотал поезд. Раздался сигнал автомобиля. А следом в уши полился шум. В черноте резкими синими огнями начали вырисовываться силуэты.
Возвращаться Инка и не подумала.
Здесь её тоже зарегистрировали как бродяжку с амнезией, но этот сценарий она уже проходила и прекрасно знала, что делать. Сопротивление её предало, но она всё равно не знала ни его лидеров, ни его членов, ни его целей, а правительству нового незнакомого мира не доверяла. Прошлого у неё никогда не было, настоящее осточертело, и она принялась создавать будущее. Только своё и только для себя.
Хоть памяти и не было, навыки оставались. На идентификационном тесте профессиональных склонностей Инка узнала, что разбирается в оружии, умеет постоять за себя в драке, наложить шину на перелом, справляться с ожогами, обладает высокой стрессоустойчивостью и хорошей памятью. Тестировщик с большим сомнением отнёсся к её идее стать хирургом, но Инке было всё равно, что он думает. В этом городе всё было ясно и упорядоченно. И где-то в будущем она должна быть готова ко всему, что может принести лопнувший нарыв сопротивления. У неё впереди была целая жизнь и немного социального пособия. И посуда ей осточертела.