Сперва учиться и работать одновременно было сложно, но девушка, пользуясь всеми доступными ей средствами и не гнушаясь общественно порицаемых, устроилась в медцентр сперва уборщицей, потом администратором.
С жильём тоже было просто и решилось само собой: сначала она спала с охранником, потом с медбратом, потом жила с ординатором. А когда добралась до главного хирурга, всех их вежливо попросили сменить работу.
Также хирург договорился, чтобы ей позволили наблюдать за работой травматологов, и оплачивал репетиторов для подготовки к экзаменам. Он умер от сердечного приступа незадолго до её поступления, оставив любовнице небольшую квартирку недалеко от клиники конкурентов. К ним Инка и перебралась с лёгким сердцем уже в качестве медсестры, когда главный врач брезгливо указал ей на дверь.
Все они принимали её за свою.
А в недрах города всё зрело и пухло сопротивление, и, глядя часами в ночное окно на чёрный город, переливающийся синими огнями, Инка думала и не могла понять, чему же они сопротивляются. Прошло уже столько лет, а они там всё копили что-то, готовились и ждали.
Это нервировало и раздражало, и она тоже готовилась: училась ещё лучше драться и стрелять, знала наперечёт лекарственные и съедобные растения и звериные повадки, говорила на пяти языках и держала в кладовке собранный рюкзак с медикаментами и припасами.
Те, кто считал себя её друзьями, посмеивались над ней и дразнили выживальщицей, но Инка знала, что в глубине души они все боятся. И ещё знала, что она стала очень-очень ценной. И если что-то всё же случится, она со своими навыками понадобится обеим сторонам.
И то, что случилось, на самом деле было неминуемо рано или поздно.
Это были экзамены пятого курса. Многим они дались нелегко, шесть человек исключили, ещё пятеро взяли академический отпуск. Те, кто остался, пировали в кафе на третьей улице, взбудоражено обсуждали попавшиеся вопросы, свои ответы и обмывали закрытые табели.
Инка смеялась вместе со всеми и обсуждала, как далеки уже преподаватели от реальности. Она сама сдала всё далеко не с отличием, но с первого раза, как и всегда. Однокурсники в глаза и за глаза говорили о взятках и особом отношении, но Инка только пожимала плечами. Сдавать ей помогал опыт в клинике и абсолютная толстокожесть. Люди чувствовали рядом с ней смутное беспокойство, и это выражалось по-разному: от попыток панибратского разговора на равных до раздражённых криков, но все они предпочитали как можно меньше времени с ней общаться.
Поэтому она никогда не оставалась до конца вечеринки. Допив второй коктейль и доев салат, девушка засобиралась домой.
Тёмная прихожая осветилась мягким персиковым светом. Инка повесила ключи на крючок и отправилась мыть руки.
Чужое присутствие она почувствовала ещё из-за двери, наитием зверя. Оно же подсказало, что чужак не опасен.
– Ты.
Зачем он пришёл, было понятно: весь ковёр закапан кровью.
Мужчина попытался подняться, но упал обратно в кресло.
– Ну? – неприветливо спросила Инка. – Можно пропустить часть, где ты просишь никуда не звонить?
Он обессилено усмехнулся и приложился к бутылке с самым крепким пойлом, которое было у неё в шкафу.
– Это ты зря, – девушка отобрала у него бутылку. – Давно сидишь?
– Они сказали – аппендикс, – еле слышно прошептал мужчина. – Должны были вырезать. Анестезия не подействовала как надо. Успел заметить как пришли… брать… Пришлось отбиваться… стреляли.
– Вижу.
Инка наклонилась над ним и по-звериному обнюхала каждую рану. Дырки от пуль особо не кровоточили, но неизвестно, что они наделали внутри. На руках и животе следы скальпеля.
– Хотели взять живым, – объяснил гость. – Помоги. Пожалуйста.
– Пули выну, зашью, – бросила девушка. – К завтрашнему вечеру уберёшься отсюда, иначе вызову полицию.
– Спасибо.
Быстро сработать не получилось. Сперва Инка занялась пулевыми. Портативный диагност не обнаружил смертельных ранений, но их было много, большая кровопотеря.
Быстрее всего Инка разобралась с пулями, которые застряли в мякоти, с парочкой тех, что вошли в кости, пришлось повозиться. Остерос было жалко, дорого достался, но он быстро собрал мелкие осколки и скомпоновал из них мозольную ткань, к утру зарастёт. С аппендиксом было всё в порядке, и, несмотря на желание Инки вырезать и его, и кое-что ещё, она всего лишь совместила края мышц, а кожу зашила по старинке иглой и шёлковой нитью.
Оставались мелкие порезы и ранки, их она обработала уже после того как поставила капельницу с универсальным кроветворящим раствором.
Пациент выдохнул сквозь зубы и наконец-то разжал кулаки, серое потное лицо разгладилось.
– Сколько у тебя всего, – уважительно сказал он. – Я уйду, обещаю. – И охнул, попытавшись встать. – Жаль, не было наркоза. Но я понимаю, нельзя просто так…
– Всё у меня есть, – Инка презрительно подняла брови. – И общий, и местный.
В ответ она услышала пару непечатных выражений, но кажется, всерьёз он не злился.
– Спать будешь на кровати. Я всё равно сейчас уйду на дежурство. Вот таблетки, примешь через два часа. Вот это разведёшь в стакане с водой. Заранее не надо, выпьешь, если будет очень больно. Может быть жар, это нормально. К утру вернусь, сделаю завтрак. Сам ничего не трогай, буду смотреть состояние. Захочешь пить, вот тут в бутылке, больше нельзя, даже если очень захочется.
– А в идеале, чтобы я убрался отсюда к твоему приходу? – понимающе склонил голову гость.
Инка поморщилась. На самом деле она тоже на него не злилась, слишком уж незначительным теперь было всё, что с ней случилось в начале жизни. И она даже уважала и принимала его борьбу и его непонятную цель, но теперь он был серьёзной угрозой её с большим трудом выстроенной размеренной жизни.
– В идеале я хочу убедиться, что не зря потратила на тебя свои запасы.
– Спасибо, – повторил он. Он тоже не заискивал и не оправдывался. И понимал, что она теперь с другой стороны.
Когда Инка вернулась, в кровати никого не было, а в душе шумела вода. Кровавые тряпки тоже исчезли, наверное, гость закинул их в стиральный аппарат.
Усталости не было, как и всегда после дежурства, но в этот раз девушка не стала закидываться снотворным, а разложила по местам принесённые медикаменты взамен использованных.
Шум воды прекратился, и босой гость вышел к ней с полотенцем в руках. На нём ничего не было, кроме серых свободных штанов. Инка придирчиво рассмотрела швы и повязку, но с ними было всё в порядке.
– Как? Сам? – отрывисто спросила она.
– Всё хорошо, только глаза режет, – ответил он и сел на кровать, принявшись не менее внимательно её разглядывать. – Ты изменилась. Волосы отросли. И… всё остальное.
– Помнишь меня? – Девушка прошла к окну, задёрнула шторы и включила ночник. Он сразу же располосовал пространство мягкими тенями, выдавливая черноту.
– Да… наверное. Это ты была тогда… в белом.
Девушка, не удержавшись, подняла брови. Надо же, и вправду помнит.
– Ты изменилась, – повторил он. – Я следил за тобой.
– Зачем это? – тут же ощетинилась Инка.
– Ничего такого. – Гость в примирительном жесте поднял руку. – Просто было интересно, куда ты зашла. Только ты смогла так далеко…
– Только я? – Уничижающе перебила Инка. – Ну, конечно, только я. Мы это уже проходили.
Гость чуть заметно поморщился, не желая ни оправдываться, ни доказывать.
Девушка смерила ему температуру, заглянула в зрачки и снова обнюхала все раны, потом выдала питательную капсулу.
– Есть пока лучше не надо. – И спросила, помолчав: – Как тебя зовут?
Гость замялся, спрятал глаза и поморщился.
– Ну, пусть для тебя будет Сэл.
– Сэл, значит. – Она покатала имя на языке. – Пусть будет так.
– И больше ты ничего не можешь спрашивать, – резко бросил он, мгновенно напрягшись.
Инка села рядом с ним и, не мигая, зачарованно уставилась ему в лицо. Потом дотронулась до полувысохших волос. Он совсем не изменился за шесть лет, но она его уже почти не помнила и поэтому смотрела жадно: на тёмные глаза, от которых расходились морщинки, на угрюмые бороздки возле носа и бровей, на седые волоски в чёрной щетине, на упрямо сжатые губы, на широкие плечи, где одну из ключиц расчерчивал толстый пухлый шрам, похожий на гигантскую жирную личинку, на исполосованные скальпелем грудь и живот. Рука скользила всё ниже, пока скользить стало больше некуда. Спрут, колыхаясь, расцвёл высоким огненным цветком под её пальцами, свивал кудрявые щупальца с белой пеной кружевных присосок, гладил вздрагивающую от прикосновений кожу, клекотал в горле и в истоме стелился по кровати, исходил потом и хриплыми судорогами…
А вечером его забрали.
Инка кивнула полицейскому и больше не смотрела. Слов было не нужно. Они на разных сторонах.
Белый город
Сюжет закончился, и в белый лоток деловито посыпались листы отчёта. Те же данные дублировались на большом экране в центре экспериментальной лаборатории.
Высокий темноволосый мужчина в одежде цвета хаки терпеливо ждал, когда с него снимут фиксирующие ремни. Мера излишняя, но предусмотренная правилами техники безопасности. В прошлом на начальных этапах были случаи, когда люди не сразу приходили в себя после погружения.
На соседнем стенде лежало тело стриженой девушки, очень худое и лёгкое. Глаза её смотрели в одну точку, изредка моргая. От головы ветвились проводки, считывая последние байты информации.
Образец № 284 закреплять никто и не думал, хватало блокатора мозговой активности.
– Ну что, – торжественно начал лаборант, сноровисто рассортировывая на экране голограммы, – конечно, утверждать ещё рано, нужна пара подтверждений, но предварительно, как мне кажется, но это только моё мнение, и я прошу это учитывать…
– … можно расписаться в успехе, – брезгливо заметила светловолосая женщина и гневно уставилась на мужчину в стенде.
Лаборант кинул на неё возмущённый взгляд и почесал шею.