Опершись руками о мой живот, преподавательница чуть приподнялась, поправила посадку для нашего с ней взаимного удобства и резюмировала:
— Итак, каждая из нас в присутствии остальных подтверждает свою чистоту, зная, чем грозит ложь. Принято.
— Подожди, — вновь влезла Антонина. — Ты сама не ответила ни на один из вопросов. Как с чистотой у тебя?
— Ты в пещере со старшим заигрывала! — напомнили сразу с нескольких сторон. — А перед самым освобождением уединялась!
Преподавательница медленно повернула голову сначала в одну сторону, затем в другую, и шум затих.
— Во-первых, если кто до сих пор не понял, — веско произнесла она, — я делала это ради всех, искала способ вытащить нас любым способом — о том, что придет помощь никому в голову в тот момент прийти не могло. Во-вторых, я ему сразу сказала, что если нет мужской накидки, то пусть даже не надеется. — Оправдываться Варвара не любила и сразу перешла на повышенные тона. — Поэтому чистоту гарантирую не меньше вас всех. Кстати, эту вещицу я забрала, желающие могут потом взглянуть.
— А до рыкцаря? — не унималась Антонина.
Судя по гулу, ее поддерживали многие. Живой свод надо мной зашатался, представленные в двух дюжинах красота и женственность с помощью колыхания к очевидным обнаженности и соблазнительности прибавили мою озабоченность: игнорировать случившиеся со мной чудеса организм не собирался. Взгляд скакал, как блоха на поджариваемой собаке, но сейчас его не замечали.
— А до рыкцаря, — Варвара вставила руки в боки и грозно повысила голос, — я проходила вместе с вами неоднократную проверку у врачевательницы.
Опа. Оказывается, останься я в школе еще некоторое время…
Мне стало очень нехорошо, где слову «хорошо» не место даже в плане отрицания. Словно с пляжа — в криосауну. Фантомные боли — о том, чего не случилось. Когда я был девочкой и избегал разоблачения в постели, в туалете, в купальне и на общих занятиях, о возможном врачебном осмотре даже не думалось. И лежал бы сейчас не под приятной тяжестью бывших соучениц, а под другой тяжестью где-то на кладбище. Нет, учитывая местные похоронные традиции — просто лежал, обгладываемый волками, и в новом состоянии на них было бы совершенно начхать.
Мою дрожь Варвара ощутила бедрами, но отнесла к другим причинам.
— Ко мне вопросов нет? — обратилась она к царевнам. — Тогда к вам. Красные дни ни у кого не наступили?
— Неужели бы не подмотались, — проворчал кто-то в ответ.
Снова они о своем, о девичьем. Когда же закончится эта бесконечная ночь. Звезды заглядывали сквозь кучу собравшихся в плотное кольцо голов и смеялись надо мной, мужчиной, поверженным женщинами. Они висели на мне гроздьями: гладкие, гибкие, упругие…
Мягкие.
Волнующие.
Уф. Взбудораженные мысли искали и не находили пристанища. Кровь забыла о гравитации.
Как бы я хотел сейчас отвлечься, но, закрыв глаза, чувствовал… короче, чувствовал. Открыв — видел. Ни единого шанса забыться или запереться в башне сознания. Башня взята штурмом, ворота выломаны, гарнизон взят в плен.
— Все-таки, наш Чапа — герой. Он такой терпеливый, — упавшим балконом придавил внезапный комплимент с уст Кристины.
Ее бархатные ладони потерли мою руку, бедра добавили дров в горящий домик, присоединившись к действиям рук. Царевна обескураживающе улыбнулась. Она наслаждалась взаимным пожарчиком внизу — робко, неуклюже, но неуклонно. Поймав мой взгляд, Кристина заговорщицки-интимно подмигнула, словно у нас имелись куда большие секреты. Она сделала это как можно незаметней, а могла бы совершенно открыто — все смотрели не на нее. Давно и основательно.
— Да, нам повезло. — Глаза и пальцы Варвары пробежалась по габаритам пособия. — Кстати, мы очень затянули начало урока.
Начало?!!!
Преподавательница не разделяла моего изумления:
— Зрелый мужчина терпел бы, получая удовольствие даже от самого терпения. Чапа еще молод, ему проще сбросить напряжение и позже повторить во всеоружии.
— Позже? — уцепились за слово ученицы. — Насколько позже?
— Этого не рассчитаешь. Все мужчины разные, кто-то может часто, кто-то долго. Это не хорошо и не плохо, это по-разному. Каждому — свое. Много и мало — категории противоречивые, расплывчатые. Кому-то плохо, другим в самый раз. Идеал называется достаточно.
— Пределы этого «достаточно» существуют? — всклокотал общий интерес.
Варвара на миг закатила глаза.
— Для второго раза, — сообщила она после небольшого размышления, — разным мужчинам нужно от двух минут до двух недель.
Любава любопытно подпрыгнула:
— Чапа, а тебе сколько нужно?
— Чего пристала, у него еще не было! — Большая рука Антонины усадила соседку на место.
Любава тоже была крепенькая и округло-плотненькая, но около данной соученицы — как свинка рядом с бегемотом. Всей ее силы не хватило бы сладить с одним локтем Антонины. Зато в голосе никто не ограничивал:
— Не было по-настоящему, но не первый же раз у него увеличилось!
— Не первый, — закивали многие девочки, сразу краснея.
— Бесстыдницы! — Потешаясь над общим замешательством, Варвара опрокидывала взглядом мишени лиц, как стрелок на биатлоне. — Подглядывали?!
— А что? — Антонина, тоже выдавшая себя среди прочих, попыталась оправдаться. — Давайте рассуждать логически. Мы все видели, как Чапа реагирует на нашу наготу. Уверена, так же он реагировал на Тому, а еще раньше на кого-нибудь другого. Мне кажется, во сне к нему тоже иногда заходили не полностью одетые дамы. Неужели хозяин инструмента не додумался до некоего упражнения, а додумавшись — не довел до конца? И как думаете, сколько раз он повторил это открытие, прежде чем предстал перед нами в образе идеального пособия? — Антонина даже в сидящем виде возвышалась над остальными как развесистая сосна над молодыми кипарисами. Она повела взором и выставочно-выпуклой образцово-показательной грудью в сторону морально поддерживавших ее соседок и закончила вопросом к преподавательнице: — Варвара, с какого возраста древо познания обзаводится крепким стволом?
Варвара с радостью проинформировала:
— Разово бывает у всех, даже совсем маленьких, чуть не грудных. Периодически наблюдается годов с пяти-шести.
— Со скольки?! — Феофания схватилась за голову. — Не может быть!
— Врешь! — совсем по-простому отреагировала Майя.
— Царевны не врут, — впервые вступилась за извечную соперницу Антонина.
В вопросах пола лидерство Варвары являлось непререкаемым, где-где, но в этом Антонина была ее искренним адептом.
— С темой ловиласки это никак не связано, — разъяснила самоназначенная преподавательница. — Увеличение может произойти от трения, от неудобной тесной одежды, от переполнения пузыря. К девочкам тянет только с созреванием организма вместе с ростом самого инструмента.
— Это во сколько?
— Зим в десять-двенадцать.
— Ну, это еще приемлемо. — Феофания облегченно опустила руки.
— Волосы там тоже растут с этого возраста? — решила уточнить дотошная Амалия, которую интересовало все, если не больше. — С созревания?
— Как у нас.
Амалия стала прикидывать что-то в уме, пока взгляд бездумно перебегал с моего пушистого обрамления на такие же украшения девочек. Ни одно не походило на соседнее. Представленные всей шкалой, даже шкалами, мыслимыми и немыслимыми, все разные, как люди, одинаковыми были в одном: хотели счастья. От мягкого пуха Клары до жесткого подбритого бобрика Варвары, от белого до черного, от ежистых прямых колючек до спиральных уложений и взрыва на фабрике самозаваривающихся макарон, они торчали и вились, лежали и скручивались, ветвились и кустились, сплетались и сминались. Итоги подсчетов ужаснули Амалию:
— Тогда Чапа уже несколько зим как знает ответ наш вопрос.
— Несколько — это сколько? — нетерпеливо вбросила Александра. И тут же внесла весьма трезвое замечание: — Не проще спросить у него самого?
Мой взгляд уперся в ее солнечный холмик. Словно стрелка, золотой треугольник указывал туда, где сбываются грубые подростковые мечты, и весело предлагал дружбу.
— Чапа? — оторвала меня Варвара от созерцательного гипноза.
— А?
— Только не говори, что не слышал.
Сложно покраснеть в ситуации, когда дюжина нагих наяд столько времени делают с тобой, что хотят, когда все соки вытянуты, и все краски уже вышли. А также — когда именно сейчас взор уткнут в колосящееся пшеничное поле, что совсем не поле, над оврагом, который не овраг, а руки-ноги в плену чужих рук и ног. Но я сумел.
— Да.
— Что «да», Чапа? — усиленно возвращала меня в реальность Варвара.
Не хотелось, но пришлось. Не отстанут. Это же девчонки. Мужики бы поняли, что если отлынивает, то говорить не хочет. С этими не пройдет. Такт уже в основных настройках заменен любопытством, которое сразу выставлено на максимум. В мужских настройках сочувствие человеку ведет к остановке любопытства, в женских включается только после его удовлетворения.
— Да, у меня имеется опыт обращения с… инструментом.
— Ну и? — почти за шиворот тащила Варвара. — Как долго нам ждать второго раза, если понадобится?
— Я… могу быстро. Мог. Все зависит от… В общем, зависит, От очень многого.
— А третий? — взволнованно перебили меня. — А четвертый?
Я сглотнул, выгорая до косточек.
Меня поняли. Промолчал, но ведь не опроверг.
— О, как. — Царевны переглянулись: кто неверяще, кто радостно, кто испуганно. — Серьезно?
— Я же говорила: идеальное пособие, — распушила хвост хвастливая преподавательница.
— А пятый? Шестой? — посыпался нескончаемый ряд числительных.
— Почему в прошедшем времени? — одновременно взволновалось несколько учениц. — Почему «мог»?
— Не приходилось столько держаться, — вылепил я губами. — И… и вообще. Сегодня все совсем по-другому.
Количество окруживших лиц было вдвое меньше количества их направленных прямо в меня влекущих выпуклостей, на которых не мог не останавливаться взгляд, и совпадало с другим количеством, куда он периодически утекал. Раздражителей для организма хватало с избытком. Организм реагировал соответственно.