— Тоня, перестань, — попросила Варвара. — Софья тоже новичок. У нее другие обстоятельства.
— И я новичок! — требовательно поднялась Ефросинья.
— Фрося, ты же… того? — Густые брови Антонины недоверчиво вскинулись. — Сама призналась. Как же?
— «Того» можно по-разному, — огрызнулась Ефросинья, усаживаясь на место. — Так что я тоже в очереди.
— В очереди все, никто не будет обижен, — громко подытожила Варвара.
Меня эта фраза вскипятила и выпарила. Антонина покосилась на интриганку, только что записавшую в очередь и хитромудрую себя, но смолчала — она твердо намерилась стать следующей, ничто другое большую царевну теперь не волновало.
Я завороженно наблюдал, как личное достояние бесстыдно становится общественным.
— Чего тут уметь? — Руки уставшей ждать Антонины без рассуждений сняли «умелицу» с пособия в лице меня, грузная пышность обтекла колени. — Так?
Крепкая пятерня с жаром обхватила предмет изучения. Я поморщился.
— Осторожнее, — пряча улыбку, сказала Варвара: на заднем плане Ярослава показала могучей очереднице язык, скорчила невозможно ядовитую рожу, а потом жестами сравнила ее мозги со своей задницей.
С моей мужской точки зрения если мозги Антонины так же хороши как показанное, то за царевну нужно только порадоваться.
Антонина смотрела исключительно перед собой:
— Как древко копья, такое же твердое и опасное.
— А теперь я! — Плотно сбитым шмелем на «сцену» вылетела Майя. — Давай, Тонька, сдвигайся, Ярославе ты еще меньше времени дала.
— Она уже тренировалась раньше, а я только ощущать начала, что это, и какое оно.
Напор Майи и поднявшийся галдеж заставили Антонину уступить. Я очутился в новых тисках — смелых, решительных, восторженных. Курносый носик вздернулся к небесам, челюсть отвисла:
— Как мясо может стать каменным?!
— И таким большим? — добавочно принеслось от Клары.
— В обычном состоянии это мягкое пористое тельце, похожее на тряпочку. — Великие открытия совершались для учениц ровным монотонным голосом, поскольку ничего нового для мисс лектора здесь не происходило. — Сейчас весь организм гонит туда кровь, диаметр вырастает для прочности, длина — чтоб надежнее пристроить маленькие жизни.
— Получается, что чем длиннее, тем лучше? — стала что-то прикидывать в уме умненькая Амалия.
Ее чуткие пальцы перехватили меня у удрученно вздохнувшей Майи. Исследовательский интерес пересилил стыдливость, и обрамленное коротким каре лицо нависло над местом действия, едва не тычась носом. Так и до косоглазия недалеко.
— Насчет длины — глупости, опасное заблуждение, — отсекла Варвара неправильное направление мыслей. — Все организмы устроены по-своему. Кому-то необходимо одно, другим совершенно иное. Одним даже от нормальной длины может стать больно, другим любой не хватает. Каждому свое.
— А как узнать, что это — твое? — не выдержала спихнувшая Амалию Кристина.
Невесомая попка вспорхнула на освободившиеся колени, длинные завитки закрутились вокруг беззвучно вопившей жертвы. Откинув волосы, ладошка с невыразимой женственностью и лаской приняла в себя жуткий объект познания, и сразу — не жертва, а дар. Захотелось раствориться и не жить, стать чужой собственностью. А всего лишь — правильное прикосновение: нежно-жадное, легкое, как овевающее крыло мотылька, и полновесное, как материнские объятия.
— Пробовать, пробовать и еще раз пробовать, — поразила всех цинизмом совета Ярослава, придирчиво наблюдая из второго ряда за наивностью юности.
— Это правда?! — Пара десятков глаз дружно вскинулись на преподавательницу.
— Дурь и блажь, — отчеканила она. — Когда вы влюбляетесь в кого-то, Алла-всеблагая впередсмотрящая, да простит Она нас и примет, уже сделала за вас выбор и нашла самого нужного. Организмы влюбленных приспосабливаются и подстраиваются, ваши внутренние мышечные складки расправятся и растянутся до нужной длины — если по-настоящему полюбите. Просто доверьтесь чувствам.
— Это мне больше нравится. — Поблекшая было Любава осветилась изнутри.
Крепенькая, светленькая, эта царевна напоминала тюленя-альбиноса. Всклокоченные волосы превратили ее головку в спустившееся с небес солнышко, почти незаметную талию компенсировала распираемая мечтами о прекрасном грудная клетка, что наливалась взрослостью, как стакан газировкой. Нежность наполнения зашкаливала, заставляя забыть, что явленное глазам принадлежит сверстнице, а вовсе не женщине в годах, как легко можно подумать. Любава оттеснила Кристину и вскочила на меня с энергией, способной неделю питать светом небольшой индустриальный городок. Тугие помпончики подпрыгнули при резком приседании. Вместе со взглядом и ладонью с интересом сошлись на предмете изучения. Вторая ладонь накрыла готовые истерично хохотнуть губы:
— Живой!
Новые ощущения вызвали на лбу задумчивую складочку:
— Глаза и разум в шоке и намекают, что этот клинок не по моим ножнам. Но чувства не согласны. Кому верить?
— Мне, — констатировала Варвара. — Я только что все объяснила.
— Ты говорила вообще, а не о конкретном примере, — возразила Любава.
Ее русые непослушные волосы слегка вились, местами торчали в стороны, а вниз спускались до середины груди. Короткие пальцы периодически закидывали их за остроконечные ушки с пухлыми мочками. Впрочем, энергичные ручки низкой плотной царевны вскидывались и по поводу, и без повода, требуя внимания, когда их обладательница говорила.
— Кажется огромным, потому что глядишь впритык. — Варвара сказала громко, сразу для всех: — Повторяю: размер не имеет значения.
Любава полюбопытствовала:
— А у Чапы какой размер?
С переходом на личности я вздрогнул, агрегат дернулся, а упавшая в пятки душа застыла, готовясь выслушать приговор.
— В самый раз.
Все выдохнули. Особенно я.
— А в самый раз — это длинное или нет?
— Подходящий.
— Кому? Ты говорила, что всем нужно разное.
Варвара покачала головой:
— А в качестве практического пособия — самое то. Не вызывает ни презрения, ни ужаса.
— А меня пугает.
— Объяснила же: сидишь слишком близко. Смотришь в упор. Когда такое болтается на уровне пояса и глядит вниз, с высоты роста не понимаешь, что вблизи они именно такие. Прими как данность.
— Мама говорит: стерпится — слюбится. — Постучав по плечу Любавы, ее вежливо попросила на выход Александра.
Упавший струящийся купол накрыл пойманную частицу меня. Длинные локоны сложились на животе в несколько слоев. Глаза не видели, но я чувствовал, как одна ладошка согрела пугливо дернувшиеся шарики в основании, а пальчики второй приняли в себя горячую сталь как ракетку пинг-понга в азиатским хвате: сзади-сверху приобняв вытянувшейся горстью. Словно авторучку. Кожица медленно поехала вниз.
— Ухххх… — выдохнул я.
— Стоп! — скомандовала Варвара. — Успели?
— Кажется, да. — Золотоволосое создание, тоже выдохнув, поднялось, подпихиваемое нетерпеливо топтавшейся у плеча Феофанией.
Эта не церемонилась. Плюхнулась, сграбастала, помяла, подергала. Мне даже полегчало. Желание улететь в космос растаяло. Мое вырванное из райских кущ и насильно возвращенное обратно на грешную землю сознание простонало:
— Не так жестко.
— Прости. Надо так? — Руки Феофании мелко затряслись, словно в ознобе. Или ее током коротнуло.
— Надо и можно по-всякому. Просто с душой.
— Слушайте, что Чапа говорит. — Варварин палец сверху указал на меня, распятого у ног. — Мнение пособия очень важно. Именно для избавления от будущих ошибок существуют такие уроки. Не хотите же вы сделать больно или неприятно кому-то из будущих любимых мужей?
Лучше бы молчала. У меня вообще все упало. Внутри.
— Представь это частью себя. — Варварин указующий перст сместился с моего неконкретного верха на вполне понятную очевидную середину. — Необходимой частью. Без которой ни спать, ни жить.
— Он дергается! — округлились глаза Феофании. — Точнее, вздрагивает. И пульсирует. Колышется. И вообще — шевелится!
Рука, словно сжавшая шланг, перехватила его по-другому. Как держат бокалы на тонких ножках. Только ножка была не тонкая, а бокал — своевольным.
— Так лучше?
— Намного, — кивнул я активной исследовательнице.
Варвара воспользовалась движением, подложив колени под мою голову. Мне стало намного лучше видно. Благодарить не стал: мало ли, что у нее на уме еще. Не станет ли лучше — хуже?
— Значит, нужно именно так? — старательно запоминала Феофания.
— Именно мне именно сейчас — да.
— А вообще?
— Вообще не бывает.
— Значит, можно по-разному?
— Нужно, — подытожил я.
— Клара, а ты чего? — заметила преподавательница пустоту у нисколько не возражавшей увлекшейся очередницы. — Не бойся. Подходи.
— Я не боюсь.
— Тогда не сомневайся.
— И не сомневаюсь. — Послушно поднявшаяся при упоминании имени, но не сделавшая шага царевна застенчиво нахмурилась. — Я думаю.
Опущенные сложенные ладони стыдливо прикрывали от меня пушистую поросль, плечи при этом чуть сжались, выдавив вперед увенчанные рубинами драгоценности. Соединенные и выпяченные, они автоматически привлекли мой мужской взор. Клара вспыхнула, руки спешно метнулись вверх. Закрылась-то закрылась, но мои глаза на том же бездумном автоматизме уже сползли на открывшуюся дорожку в заповедное.
— Тут не думать, тут действовать надо, — подогнала со своего места Антонина. — Клара, ты всех задерживаешь.
— Но я думаю: правильно ли это? — переступая с ноги на ногу, объяснила стеснительная царевна свою нерешительность. Она не выходила, но и не садилась, это и вызывало гомон недовольства. — Чапа хороший, но он не мой.
— Ерунда, — отрезала преподавательница. — Именно в этот момент — самый что ни на есть твой.
— Это не так, — не сдавалась Клара. Руки нашли оптимальное положение: одна закрыла низ, вторая легла поперек груди, прикрыв сразу все. — Сейчас он чужой для меня. Когда встречу будущих мужей — не лучше ли сразу начать с них? Первые ощущения останутся нашими совместными первыми ощущениями. Главное слово — нашими. От урока мне достаточно теории. Уши запоминают слова, глаза — картинку. А ощущения я получу потом, с мужьями.