— А там оно как появляется? — не унималась Варвара.
— Само. От природы.
— Если само, то зачем мужчина?
— В смысле, что от мужчины и появляется. Когда он там.
— Когда он там — что?
— Ну… двигается?
— Вот! — Варвара победно вскинула руки. — Удовольствие, как элемент счастливого образа жизни, появляется только при движении. Это верно как в частном, так и в общем. Кто не двигается вперед, не работает над собой, не пересиливает себя, тот никогда не обретет счастья. Помните, из молитвы: «Я буду заставлять себя заниматься день и ночь»… Кстати, здесь ответ и на твой вопрос, Клара. Процитируй сама.
— Я буду заставлять себя заниматься день и ночь, — послушно принялась декламировать царевна, — буду изнемогать и не обращать внимания на боль, ибо кто победит: кто умеет, или кто знает, как это делается?
— Алле хвала! — автоматически откликнулись ученицы.
Варвара удовлетворенно продолжила:
— Так в жизни, так же в ловиласке. Движения — фрицы — это естественный массаж организма изнутри. При нем тела вырабатывают особые вещества — природные элементы счастья. Кто-то из ангелов придумал бессмысленное слово, которым мы теперь пользуемся. Эндорфины. Чтобы тело и душа стали счастливыми, нужно дать им такую возможность.
— Убрать преграды! — воодушевленно вбросила Ярослава.
— Ты-то уже убрала, уборщица малозимняя, — как всегда, свредничала Антонина.
— Завидно? — хмыкнула оппонентка.
— А больно было? — не удержалась поежившаяся Любава.
— Кровь была? — подала голос Софья.
Принужденная к ответу, Ярослава не стала вдаваться в подробности:
— Как у всех.
— А как у всех?
Вставшая надо мной Варвара успела перехватить инициативу:
— Бывает по-разному. Больно и нет, с кровью и без. Боль — показатель неготовности, ее можно и нужно избежать. Для чего мы тратим время на предварительные упражнения? Учимся возбуждаться, организмы учатся вырабатывать смазку. Нет возбуждения, недостаточно смазки — будет боль. Просто, как два и два.
У нас говорят «дважды два». Видимо, освоивший умножение здесь вроде академика. Жаль, нельзя проявить таланты, не раскрыв себя. С другой стороны… кто сказал, что академиком мне жилось бы лучше, чем сейчас?
Гм. «Сейчас» — не просто главное слово, а в этом предложении важнейшее. Ау, академики, хотите поменяться своим «всегда» на мое «сейчас»?
— От толщины преграды первая составляющая тоже может зависеть, — прибавила Софья со странным вздохом.
— Не может, — отрезала Варвара. — Преграда — тоненькая пленка с одной или несколькими дырочками. Только с возрастом она может превратиться в проблему. С большим возрастом. Очень большим.
— Зачем там дырочки? — уточнила Кристина, в этот момент практически чувствуя как их, так и ими.
Она по-прежнему вела с Ефросиньей чувственную игру в кто кого переоткровенит в поведении, не дав другим этого заметить.
— Дырочки в преграде выводят ежемесячную кровь, — объяснила Варвара. — Бывают даже такие, что не рвутся при прощании с детством, а только при родах.
Феофания мечтательно закатила глаза:
— Хочу такую!
— Хоти, — фыркнула Ефросинья.
— Какой вообще смысл в этой преграде? — ворчливо вставила Антонина.
Майя охнула:
— Разве природа могла создать что-то ненужное?
Варвара покачала головой:
— Говорят, в незапамятные времена, задолго до акопалипса, детей женили в младенческом возрасте. Семьи создавались не по любви, а из корыстных соображений родителей. Юные жены, еще не созревшие до понимания, что делают и для чего, по примеру взрослых уже принимали мелкие ключики своих столь же недоразвитых мужей, дырочки в преграде, о которых мы говорим, пропускали, облегая, стискивая и растягиваясь. Дети-супруги росли, дырочки росли соразмерно мужским достоинствам, подстраиваясь под них.
— Интересная легенда, но не верная, — принеслось из-за спин тихим голосом Амалии.
Удивленные ученицы оглянулись на нее. В образовавшемся окне из голов открылось скромное и одновременно смелое лицо, полное решимости всегда стоять на страже справедливости — во что бы то ни стало и до конца. Темное каре колыхнулось, но упавшие на лоб волосы не спрятали прямого несогласного взгляда.
— Всем хотелось бы услышать твои соображения, — спокойно объявила Варвара.
— У меня… — Амалия все-таки спряталась за завесу и стыдливо скукожилась. — У меня две дырочки. Вертикальные, с перегородкой.
— Любопытно, как это ты… — ехидно начала Антонина.
— Зеркалами, наверное, — ответила за нее Ярослава. — Я бы тоже посмотрела, но прошлого не вернешь, а у меня в преграде было несколько мелких отверстий. Мне сказали, что это нормально.
— Кто сказал? — въедливо пристала Ефросинья.
— Неважно.
— Врачеватель, кто же еще, — фыркнула Антонина. — Тоже мне, конспирологи, на ровном месте тайны разводят, пытаются бритого черта за ангела выдать. А черт, даже сестрированный, все равно черт.
— Несколько — это тоже нормально, — сообщила Варвара для Ярославы, нехорошо глянув на Антонину.
Любопытно, заступилась или задело?
— Какая бы ни была, зачем нам эта морока сейчас? — не унялась Антонина.
— Понимаешь, первоболь нужна, — повторила для всех Варвара то, что когда-то слышала. — Не испытав боли, ты навсегда останешься в детстве. Боль — спутник взрослости. Как не существует мудрого ребенка, так вы никогда не встретите жизнерадостного мудреца. Познание умножает скорбь. Первоболь — первый шаг к мудрости.
— К тому же, как ты говоришь, ее можно обмануть, — весело втиснула Феофания. — Значит, обман боли — первое проявление мудрости.
Варвара потрясла головой:
— Даже не знаю, что сказать. Вернемся к теме.
— А третья составляющая при первоболи бывает? — осторожно осведомилась Клара.
Одних вопрос заинтересовал, других насмешил.
— Видишь между ними какую-то связь? — удивилась Варвара.
— Нет, но вдруг.
— Никаких «вдруг». — Преподавательская рука рубанула воздух. — Если красные дни с определенного возраста начались — третья составляющая будет сопутствовать всем начинаниям в нескромной теме, от первых до сугубо фантастических, ограниченных лишь вашими воображением и физиологией.
— Не поняла. — Антонина помотала головой. — Хочешь сказать, что не только при опасном способе?
— Семена живучи, вспомните, о чем говорилось в начале урока. Мы к этому еще вернемся. Давайте по порядку. С причинами боли и, главное, со способами ее уменьшения вплоть до полного устранения, разобрались — дело здесь в возбуждении, а также в доверии и взаимопонимании. У нас все присутствует. Открыть запертые врата можно по-разному. Существуют тринадцать способов, но лишь два одобряются святыми сестрами. Кто назовет?
— В храме! — Амалия многозначительно окинула всех глубокими умными глазами.
— Правильно. В храме и? — Варвара лукаво оглядела притихших царевен. — И на специальном уроке, таком, как наш: с соблюдением установленных правил и мер необходимой безопасности.
— Каких правил? — зашумели ученицы.
Варвара стала перечислять:
— Первое: присутствие не менее четырех свидетелей рангом не ниже царевны. А нас здесь — пятнадцать!
— Это с дозорными, — поправила Антонина.
— Пусть двенадцать, правило соблюдено троекратно. Второе. Ключ должен быть чистым. Соблюдено?
Лица машинально устремились на «ключ»:
— Да!
— И третье. Во избежание неприятностей открытие обязано произойти под наблюдением и при помощи сведущего специалиста.
Промчался ветерок перешушукивания-переглядывания, кто-то задумчиво нахмурился.
— Не догадываетесь? Прошу любить и жаловать. — Усмехнувшись, Варвара склонила и вновь гордо вскинула голову. — Опыт полутора лет, изначально получен под руководством Аглаи.
Странно, но персона Аглаи в качестве инструктора всех устроила, ученицы школы знали о своей бедовой «ночной королеве» намного больше меня.
— А оставшиеся пути? — пискнула Феофания.
— Которые сестры не жалуют, — не преминула добавить Антонина.
— Первый — не зависимый от нас, еще можно назвать естественным или природным: от чрезмерной нагрузки, упражнений или езды верхом.
— Правда?! От езды верхом?!
— Бывает, но не так часто, как возмечталось некоторым. И сестричество может не поверить в вашу безгрешность.
Те, кто начал радостно прикидывать что-то в уме, приуныли.
— Второй способ — самостоятельно, с помощью подручных средств, без чьей-либо помощи, — продолжала преподавательница. — Способ не столько греховен, сколько непонятен: а зачем? Природа не любит обмана. Все, предусмотренное природой, должно происходить естественно.
— Как же с первоболью? Разве мы не попытаемся ее обмануть? — с язвительной серьезностью осведомилась Антонина.
Варвара объяснила:
— Это не обман, а следование той самой природе. Урок для того и нужен, чтоб научить делать правильно.
— Логично, — успокоилась Антонина, а ее ладонь как-то автоматически погладила меня по ноге.
Высокая, крупная и пышная, девушка нравилась мне за деловитость и основательность. В ней чувствовалась ответственность, встречаемая не так часто, как хочется, но вечные раздраженность и подозрительность портили впечатление. Некогда утонув в ехидном пессимизме, она так и плавала в нем, попутно хватая и таща туда окружающих. Дважды мне доставалось даже больше, чем мог вынести. Едва отбился. Тем не менее, хорошего в Антонине тоже имелось немало, и столь же немалая часть этого хорошего упорно притягивала взгляд. Даже на корточках царевна сидела прямо и величественно, из-под низко упавшей соломенной гривы на меня уставились две пары глаз: бледно-синие маленькие — пронзительные и немного печальные, и малиново-красные большие — круглые и широко разнесенные на выпуклых мясистых белках. И губы — все плотно сжаты, словно обиделись, одновременно показывая, что при хорошем поведении собеседника могли бы ему и улыбнуться…
— Ты сказала, что путей тринадцать, а перечислила только четыре, — обратилась к преподавательнице Любава.