Кристина побелела:
— Подожди. Самая гнусная зараза будет жить и развиваться внутри меня… — Ее рука с испугом прыгнула в междуножье, по-детски прикрыв от возможной беды. — И мне об этом не будет известно?!
— Не будет, но лишь до поры, до времени. Когда язвочка исчезнет, появится красная сыпь, кроме неприятного вида себя тоже ничем не проявляющая.
— Фу! — скуксилась Любава.
— Это еще не фу. — Сардоническая улыбка оккупировала всю территорию между ушей Варвары. — Сейчас будет фу. Следующий этап — расползание болезни по всему организму и медленное пожирание его изнутри. Со временем — тот самый провалившийся нос, от которого название.
Жгунчики, безносики, гомореи… Я знал их под другими именами, объединенными страшной аббревиатурой, что похожа на попытку пьяного выругаться: ЗППП. Местные названия все же нагляднее.
Антонина, о которой временно забыли, вмешалась:
— Накидка ведь спасает от этой напасти?
— Опасное заблуждение. — Варвара покачала головой, вызвав у вопрошавшей переход активности в задумчивость. — Она спасает от многого, но не от всего. Безносик — одно из неприятных исключений. Защитившись в месте контакта, ты не отгородишься остальным. С пораженного органа болезнь может передаться на любую часть тела. Помните игру в озере, одна на плечах другой, кто кого столкнет? Если среди нас вдруг затесалась больная, то нижняя уже заражена.
Вот легкий способ поссорить всех в один миг. Царевны обменялись подозрительными взглядами, прижатые бедра и плечи отшатнулись.
Мне вспомнилось где-то вычитанное о гусарах, которые заболевали этим «безносиком» спинами, поскольку в пьяном кураже на плечах обозных девок таскали.
Не отвлекаясь на взбаламученные чувства слушателей, Варвара продолжала экскурс в неведомое:
— Теперь — прозрачник, это прозрачные выделения откуда не должно быть, которые сопровождаются неприятными ощущениями. Еще от него будут боли под животом, когда пойдете по маленькой нужде, и дополнительные красные дни в промежутке между плановыми. Прозрачник ведет к воспалениям внутренних органов и, как всё прочее, к верной напарнице любого из перечисленных паршивцев… кто напомнит, как она называется?
Клара выдохнула:
— Невозможность завести детей. Бесплодие.
— Именно, — кивнула преподавательница, весело наблюдая за полной остановкой деятельности Антонины, теперь мрачно покусывавшей губу. — Следующая гадость, о которой стоит упомянуть — простыда, это пузырчатые высыпания на лице и… другом лице. Сначала протекает остро, потом наш организм с ней справляется… но почему-то убить до конца не может и носит внутри до конца жизни. Стоит ослабнуть, простудиться или заболеть чем-то другим — простыда, она же гнойная пузырница, опять тут как тут. Высыпания могут занять до пятой части тела, а уж как будут болеть!.. Если у вас от простуды на губах возникала единственная простыдная язвочка, можете представить, что ощущается при поражении целой области.
— Лучше не надо! — вскричали одновременно богатые на фантазию Любава и Феофания.
Варвара не обратила на них внимания, у нее имелась цель, она к ней вела:
— Остается добавить, что внешние эффекты бывают далеко не всегда. Зараженный человек часто не подозревает об этом, болеет или просто носит в себе заразу и пристраивает ее в ближнем кругу, подхватив в дальнем. Поэтому при любых сомнениях — сразу к врачевательницам. Все или лечится, или усмиряется на первом этапе, а в запущенном состоянии — добро пожаловать в темный дом.
На этой оптимистичной ноте преподавательница завершила речь. То, что повисло в воздухе после, не называлось даже напряжением, скорее — стоп-кадром шторма, разбивающего вдребезги любого, кого застигло на волнах. На волнах оказалась Антонина, и длань рока тянулась к пульту, стремясь нажать на «паузу».
Варвара просчиталась — краткое замешательство не привело к отказу. Сомнения сменились уверенностью, о мои ребра оперлись мощные руки, белые пузыри выдавило вперед, и…
Свершению долгожданного и чудом выцарапанного у судьбы деяния Антонина отдалась со всей мощью и выстраданной эмоциональностью. Словно голодное плотоядное чудище болезненно-жадно приняло меня в себя, поглотив с потрохами, и принялось яростно мять, жевать и заталкивать. Хватать и сжимать. Глотать и выплевывать. Оказывается, и так бывает. Планета качалась, горы колыхались, снежные вершины взлетали и падали. Меня вбивало в мезозой, если не ниже. Меня взяли в плен и пытали чем-то тяжелым и горячим. Давили и плавили. Почти убили. Но даже мертвого не оставляли в покое. Антонина неистовствовала. Казалось, она кому-то что-то доказывала — не забывая урывать кусочки наслаждения и не обращать внимания на боль.
Между тем Варвара обернулась к жизнерадостной курносой мордашке, следившей за процессом с выражением священного ужаса.
— Ну что, Майя, созрела?
Та быстро поднялась:
— Уже жалею, что смалодушничала. Нужно было идти первой. Сейчас все было бы уже в прошлом.
— Тогда радуйся, для тебя все еще в будущем. Бегом к озеру!
Включение седьмоеМайя
Майя отправлялась подавать сигнал отряду, оставшемуся на горе. Я остался. На мне — безопасность повредившей ногу Кристины и радовавшейся передышке Антонины.
— Вывесить две вещи, — напомнили курносой царевне. — Чтоб шли к нам.
— Где лучше вывесить?
— На палках, чтоб повыше. Над любым деревом в пределах видимости из леска на горе. Там следят. Подашь сигнал, и сразу возвращайся.
Майя ушла. Оглядевшись, я принялся заготавливать лапник. Антонина состроила недовольное лицо: мол, не барское дело… но подключилась. Пока мы в походе, она будет через силу подчиняться, затем лучше держаться от нее подальше.
Лежанка получилась уютная. Приняв под плечи и колени, я осторожно перенес туда Кристину. Антонина, метнув в соседку странной завистью, бухнулась рядом.
Темнело. Майи не было.
— Все же заблудилась, — спокойно констатировала Антонина.
Кристина испуганно моргнула:
— Пойдешь искать?
— Придется, — подумав, согласился я. — Антонина, сможешь поднять Кристину на дерево, если появятся волки?
— Легко.
Не то, чтоб легко, но определенно сможет. Я кивнул.
— Тогда спите, но по очереди. Найду Майю и вернусь.
— Сам не заблудишься? — хмыкнула Антонина.
— Если не вернусь, отъедайтесь апельсинами и ждите кого-нибудь.
— Кого-нибудь? — мелькнул страх у обеих.
— Не бойтесь. Я найду вас первым.
Тоже прихватив апельсинов, я двинулся в сторону гор. Совсем стемнело. Майя должна была где-то укрыться. Нельзя в одиночку ходить по лесу ночью. Даже мне. Но мне нужно.
Через некоторое время я сбавил ход и стал озираться. След потерялся. Майю что-то остановило или заставило уклониться. Или…
Насчет последнего «или» думать не хотелось.
Наконец, я вышел на опушку. Впереди взметалась вверх гора, с которой мы спускались. В облачной дымке проступал лишь силуэт. Рассеянный лунный свет позволял видеть с трудом, только рядом и только контрастное. Выйдя на пригорок, как советовал девочке, я оглянулся. Раскинувшийся до горизонта лес чернел опасным морем, в котором водились хищники — разноразмерные акулы и прочие барракуды. Я же — обычный окунь. Куда лезу?
Куда надо. Не будь в мире подобных мне рыбешек, акулы давно пожрали бы всех, а потом друг друга, выясняя, кто акулистее.
Стоп, а это что? Я соорудил из двух кулаков подобие подзорной трубы, отсеяв ненужное и сосредоточившись на одной точке. Тряпка на дереве. Или две? Не видно. Зато видно, где. Земля бросилась под помчавшиеся ноги. Камни, трава, кусты — все желало уколоть, уронить, подсечь или сбить скользкой либо глубокой ловушкой. Мне безумно везло. Или опыт сказывался, не зря столько времени в стае своим считали. Почти не разбирая дороги, за пять минут я домчался до нужного дерева, но подходил аккуратно, стараясь не напугать царевну, если она там.
Ее не было. Я сделал несколько все увеличивавшихся кругов, каждый куст вызывал пристальное внимание, ветви раздвигались, заросли высокой травы прочесывались с тщательностью сыщика, который сдает экзамен на соответствие должности. Ничего. Точнее, никого. Чужого присутствия тоже не отметилось. Следы читались плохо, мешала тьма, но жизнь в человолках научила многому. Тело, вспомнившее звериное прошлое, опустилось на четвереньки и принялось вынюхивать, высматривать, отходить и вновь возвращаться. Чувства подсказывали, что Майя не ушла далеко. Что вообще не ушла.
Слух подтвердил. Тихое сопение донеслось из-под дерева неподалеку.
— Майя! — шепотом позвал я.
В ответ — тишина. Либо царевна крепко спит, либо… это не Майя.
Натянув тетиву, я направил оружие на кучу веток, где кто-то прятался. Шаг. Еще шаг. Совсем близко. Моя ступня аккуратно разворошила верхний слой листьев.
Все-таки Майя. Она беззаветно дрыхла — уставшая, намучившаяся, укрывшаяся лапником. Обе вещи честно вывешены на жерди над самым высоким деревом. Логово царевна соорудила себе неподалеку, чтоб убежать, если к сигнальным флагам придут чужие, и отрубилась, как казненный на плахе после финальной встречи с топором.
Стараясь не шуметь, я стянул с себя кожано-ременной доспех, за ним последовала рубаха. Затем защитная конструкция вернулась на голый торс, а рубаху я положил около спящей.
— Майя!
И едва успел шарахнуться от вылетевшего в грудь меча.
— Не подходи! — зашипела царевна. — Убью! Ой, это ты, Чапа? А мне подумалось…
— Надень. — Я мотнул подбородком на придвинутую рубаху и отвернулся.
Сзади зашуршало.
— Почему не вернулась?
— Рыкцари, трое, — она принялась сбивчиво рассказывать, возясь в куче веток и пыхтя от усердия. — С запада, вдоль леса. Не скрываясь. С горы их тоже должны были увидеть.
— Там все нормально? — сразу уточнил я, — на горе?
Майя кивнула:
— Ни дыма, ни погнутого дерева.
В моей рубахе она выглядела сбежавшим из лечебницы психом. Рукава связать — и полная картина. Руки утонули, не видно даже пальцев. Подол, который я дважды обрывал на перевязки, доходил до середины бедер. Зато нос гордо вздернут, а глаза светятся радостью. Она не одна, теперь ничего не страшно.