нападавшие собирались обвести меня, на атакующего сзади кинулась Карина. Он покатился по траве.
— Нарушение! — замахали руками деревенские, и множество глаз уставилось на Аглаю.
Нехотя она признала:
— Да. Было нарушение. Карина, уйди с поля. Феодора, замени.
— Наказание! — нарастал гул.
— Я им не дамся. Я царевна! — гневно объявила Карина. Тяжелый взгляд упал на сложенное оружие.
Еще чего не хватало.
— Пусть накажет кто-то из своих, но на виду у местных, — предложил я. Затем крикнул другой стороне: — Согласны?
— Лучше, чем ничего, — лукаво замялись там.
Тоже почувствовали тревожность момента. Мы прибыли для примирения, а не наоборот. Хорошо бы, остальные этого тоже не забывали.
— Карина, слышала? Не задерживай, — прикрикнула на нее Аглая.
Кулаки нарушительницы сжались до хруста, поползший по ученицам взгляд остановился на Томе.
— Пойдем.
Тома послушно отошла с ней к деревьям. Карина сама отломала и зачистила длинную ветвь. Непривычный снаряд лег в Томину ладонь, штаны на чуточку нагнувшейся Карине приспустились, и образовалась белая полоса, едва разделенная посередине выемкой. В моем мире брюки с заниженной талией при наклоне открывают больше.
— Давай, что ли? — буркнула Карина.
Тома слезно глянула в нашу сторону. Деревенские зашумели, ученицы закачали головами.
Карина не выдержала:
— Бей!
Закрыв глаза, Тома ударила.
— Кто ж так бьет? У нас так гладят! — донеслось из-за поля.
— Раз, два, три… — не обращая внимания, считала Аглая.
Тома старалась. В том смысле, что старалась причинить минимальную боль. Наверное, получалось. Физиономия Карины сохраняла отсутствующий вид до конца экзекуции.
— Пять! — завершила счет Аглая, ко мне обернулось лицо с застывшим оскалом хищника, которого загнали в угол: — Чапа, смени меня. Пойду в нападение.
Нарушителями были мы, поэтому мяч ввели в игру местные.
Начали от ворот. Пас. Еще пас — и Варвара беспрепятственно оказалась позади. Еще пас — сконфуженная Феодора тоже осталась не у дел. Красиво играют. Не каждый сам за себя, как наши. Аглая хотела отбить перекидываемый мяч рукой, но сдержалась, вспомнив Карину и с кем играет.
И вот: я и нападающий, один на один. Крепостной против вечного эксплуататора. Как он думает. Права по праву рождения против постоянных обязанностей согласно умениям и по капризу власть предержащих. Во взгляде крепостного читалась ненависть. Удар считывался столь же легко: нога еще не коснулась мяча, а глаз уже определил, в какую сторону тот полетит. Осталось только прыгнуть…
Я прыгнул.
В другую сторону.
Деревня взорвалась восторгом.
Наши молчали.
— Почему не взяла мяч? — Лицом Аглаи можно было забивать скот, причем на расстоянии. — Слепому видно, что целились не туда!
— Сама бы и брала, — отбурчался я с максимально независимым выражением.
На душе пели птички: ненавижу неравноправие. Крепостные играли лучше, их мотивы тем более понятны. Мне за свой выбор не стыдно.
Настало время расплаты.
Ярость в глазах и упрямое нежелание долго не продержались. Слово царевен, данное крепостным, здесь держалось твердо. Может, преувеличиваю, и выполнялись только клятвы, засвидетельствованные присутствием других царевен? Как бы то ни было, Аглая скомандовала:
— Разбиться на пары. Первые номера — заготовить розги. Вторым приготовиться.
Разбились знакомой системой совместного проживания. Наломанные прутья зачистили. Я тоже сделал прут, хотя пары не имел: Зарина далеко отсюда сторожила стену.
— Чапа, становись с Варварой, — с садистским прищуром сообщила Аглая. — Себя отшлепаю сама.
Перехваченный взгляд Варвары, недовольный поначалу, вдруг осветился надеждой. Видимо, Аглая сечет дай боже, я по умолчанию лучший вариант.
Но меня уже муха укусила, жутко вредная:
— Правила едины для всех. Почему буду исключением?
— Ты пропустила решающий мяч!
— Все мячи решающие. Про свой не спорю, но еще два не менее решающих на твоей совести.
Так с ней никто не разговаривал. Гневливый взор метнулся к оружию. Пальцы в кулаках, еще раз хрустнув… разжались.
Обе стороны смотрели на нас и ждали развязки.
— Кого же выберешь? — взяв себя в руки, как-то слишком спокойно осведомилась Аглая.
Ядовитая змея по сравнению с ее голосом — милый котеночек. Царевны хоронили меня заживо. Некоторые чуточку зашевелились, собираясь что-то сказать… и промолчали. Вид Аглаи был слишком красноречив.
— Наказать его могу я, — проявила смелость Тома. Побелев от оговорки, поправилась: — Чапа тоже ангел.
На этом все кончилось бы. Фиг вам, Аглая переиграла:
— Тогда после Карины получишь еще три от ангела.
Тома вспыхнула. Сил противостоять Аглае у нее не было. Красная, не глядевшая в мою сторону, она уже открыла рот согласиться…
Я обернулся к деревенским:
— Наказывать должны победители. Я не царевна, мне не обидно. Пусть выйдет супруга или кто-то из детей казненного.
Вскочил парень, но его отстранила статная девушка. Рубаха сходилась на ее животе тугим узлом, как любила носить Карина, мешковатые шаровары складками облегали крепкие ноги. Темные волосы стянуты сзади в длинный хвост. Глаза — лед и пламень.
— Мать и старшая дочь сейчас у тела отца, я средняя. Можно?
Мой кивок растопил лед и потушил пламя. Еще не веря, она шагнула вперед — медленно, боясь подвоха. Протянутую розгу сжали в кулак мозолистые пальцы.
Фссс, — опробовали ее в воздухе.
Лицом повернувшись к своим, я развязал переставшие слушаться тесемки штанов. Нагибаясь, одновременно приспустил: немного, по примеру Карины, только чтоб обеспечить экзекутору работу, а крепостным зрелище.
Фссст — чвумк. Мои зубы заскрипели, мозг проклял милосердие как понятие.
Фссст — чвам. Затылок подлетел, испуганное тело попыталось уйти от несущейся боли. На губах застыл безмолвный крик.
Фссст — чвомс! Последний удар вышел самым примечательным. Девушка вложила душу. Всю душу. Даже немного заняла у семейства.
Я держался только воспоминаниями ночи нашего нашествия на эту деревню. Налет. Обезумевшие вопли. Визжащее звериное стадо, врывавшееся в дома и вытаскивавшее мужиков из постелей. Обратный бег крепостных, словно зайцы несущихся в свои норы.
— Спасибо, — сказала вдруг девушка, возвращая розгу и почтительно полуприседая.
Остальные деревенские поступили также.
— А теперь… — попыталась Аглая увести внимание от моего нечаянного триумфа.
— Я тоже! — нежданно даже для самой себя выступила вперед Тома. — Они победили, они пусть и наказывают. Иначе несправедливо!
Смело, широкими шагами, скрывающими сбегающее из груди мятущееся сердечко, она подошла, заняв место рядом со мной.
— Уйди, Чапа. — Мах девичьего подбородка отправил меня к нашим. — Моя очередь.
— Тоже ангел, — зашушукались деревенские.
И тоже почти одновременно почтили храбрую девушку.
Тома повернулась к ним спиной, пальцы принялись нервно искать тесемки. Огромные глаза, застывшие в ужасе от творимого, забыли, как моргать.
— А я что, хуже? — сделала шаг оставшаяся без пары Карина.
Она презрительно отвернулась от переглядывавшегося стадца учениц и вперевалочку отправилась к Томе.
Феодора с Глафирой взялись за руки.
— Мы тоже. Подделка под справедливость — не справедливость.
Аглая ничего не понимала, глаза тревожно бегали по ученицам, вдруг посходившим с ума. Одна за другой те выходили на поле. Не прошло минуты, как она осталась в одиночестве. Последней, виновато пожав плечами, ушла Варвара. С другой стороны подтягивались к центру крепостные.
— Это невозможно! Вы ответите за это! — визгливо выкрикнула Аглая деревенским жителям, оставаясь под сенью деревьев. — Мое достоинство не позволяет, чтоб меня сек крепостной!
Женщина-вратарь подала голос:
— Можем уважить желание. Пусть ее накажет ангел.
Взоры воткнулись в меня — единственного, кто оказался под деревьями рядом с ночной королевой. Вернее, как они думали, единственную.
Аглая много чего хотела сказать. Не сказала. Глаза сузились, превратившись в щелки, челюсть еще больше выпятилась. Внезапно отвернувшись, она взялась за штаны.
Прирожденный политик. Оставшись одна, приняла новые правила игры, придуманной не ею. Лучше меньше, чем ничего. Согласившись, она не стала изгоем и осталась лидером на будущее. Отказав — вмиг потеряла бы все, не только авторитет. С зарвавшимися политиками такое часто бывает.
Вырвав у меня использованную розгу, Аглая брезгливо сломала ее о колено. Взамен была предложена собственноручно сделанная. Уничтожающий взгляд просигналил: перестараешься — убью! Ее рубаха задралась, и девушка, опустив пояс штанов на какой-то сантиметр, предоставила мне свободу действий. Нагибаться посчитала ниже своего достоинства.
Футбольное поле нервно замерло.
— Ниже, — потребовал я.
— Что?! — вспыхнул яростью весь чужой организм. Не будь свидетелей — обратил бы в пепел.
Папа учил меня делать уколы. На всякий случай. Визуально делишь продольной и поперечной полосами каждую половинку, кхм, объекта на равные части, колешь в одну из крайних верхних. Если часто, то по очереди. Ниже нельзя, почему — мне не сказали. Наверное, чтоб запомнил только главное. Я запомнил. С тех пор знал, что если что-то делается определенным образом, то нужно повторять без раздумий — пока некое светило в данной области знаний аргументировано не объяснит, что это чушь и бред, и не предложит нечто лучшее.
— Штаны, говорю, ниже опусти, — пояснил я, — не в поясницу же лупить.
Казалось, что воздух сгустился и потек, потрескивая напряжением. Аглая оглядела следившую за ней тишину. Впервые оказавшись вне общих правил, царевна панически искала выход — чтоб и достоинство соблюсти, и из системы не выпасть. Система дала сбой. В системе родились новые законы, установленные не ею. А «преступивший закон сознательно поставил себя вне общества — общество обязано ответить тем же». Чудесное правило. У нас бы ввели. Права человека, которые используют в ущерб остальному обществу, состоящему из таких же человеков — бред. Поставило хамло машину на тротуар, перегородило людям или другим машинам проезд — сознательный поступок. Виновник своим решением вывел себя за рамки общества, решив правила этого социума не соблюдать. Соответственно, такой индивидуум оказывается за правилами, в том числе — в плане безопасности. Можешь ему шину проколоть, лобовуху разъедренить, самого пристрелить. Все только похлопают: молодец, восстановил справедливость. С твоей стороны уже не хулиганство, не порча имущества, не убийство, а справедливость.