Теперь все стало ясно. Я не хочу в это верить; Эллис видела, как я расстроена. Она обласкала меня, она…
Она манипулировала мной все это время.
Нет лучшего объяснения для книги в моей комнате или могильной грязи, падавшей с ее страниц. Даже надпись в книге «Таинственный сад» – это подделка; мы часами копировали почерк друг друга. Эллис принесла туда эту книгу. Она принесла ее туда, чтобы зло подшутить надо мной, чтобы заставить меня думать, что я сумасшедшая. Она…
Эллис убила Клару. Я проговариваю эти слова, пробую их на язык. «Эллис убила Клару». Эллис пыталась внушить мне, что я одержимая, или сумасшедшая, или все вместе. Она использовала магию, чтобы добраться до меня. Сказала, что магия разрушает меня, а потом все равно заставила практиковать ее. Затем она убила Клару и заманила меня сюда, чтобы убедиться, что я знаю.
Я не хочу в это верить. Но нежелание признавать правду не делает ее ложью.
Когда я сажусь в арендованную машину, мои ладони по-прежнему ничего не чувствуют, но я не могу позволить себе замешкаться. Я держу руль запястьями и таким образом веду машину вниз по крутому холму, а затем выезжаю на открытое пространство. Проехав около мили, я останавливаюсь, включаю отопление и сижу, держа пальцы перед панелью вентиляции, пока они, наконец, не отогреваются. Огни проезжающих автомобилей прорезают серебристый рассвет; и я всякий раз вздрагиваю.
Работает радио. Диктор рассказывает о закрытии какого-то магазина в городе. И зачем им закрывать этот магазин? Он работает уже пятьдесят лет. Это семейный бизнес. «Символ времени», – говорит диктор, и я с ним согласна. Никогда в жизни я не интересовалась местечковой политикой так, как сейчас, сидя в автомобиле с грязными ногтями, замерзшим на затылке потом, мокрыми от слез щеками и трясущимися руками.
Что эта семья будет делать дальше? Откроют ли они новый магазин? Как они покажутся в обществе, где все знают, что они банкроты?
Наверное, они уедут. Далеко. Куда-нибудь, где никто из знакомых не сможет найти их вновь. Они могли бы изменить имена и остричь волосы. Приобрести маленький домик в лесу и стать отшельниками. Постепенно все забудут.
Наконец, когда ощущения возвращаются в мои покрасневшие пальцы, я тянусь к пассажирскому сиденью и хватаю мобильник. Включаю экран и таращусь на клавиатуру.
Мне нужно кому-нибудь позвонить. Возможно, в полицию. Нормальная девушка так бы и сделала. Вызвала бы полицию, неотложку, пожарных, чертову национальную гвардию – всех и каждого.
Смерть Клары – это тяжкая ноша. Я хочу передать ее кому-нибудь другому.
Телефон в моей руке звонит.
Я вздрагиваю так сильно, что телефон падает на коврик и мне приходится доставать его, скрести холодными пальцами под ногами. Номер незнакомый, но телефон сообщает, что звонок из Джорджии.
Внезапно я переношусь в главную библиотеку Дэллоуэя: мы с Эллис сидим на полу среди стеллажей, прислонившись к противоположным полкам и прикасаясь коленками. Мы были в разделе криминальной публицистики. Мы прочитали дело об убийстве, раскрытом потому, что виновник сделал звонок с места преступления. Телефонный сигнал зафиксировала ближайшая вышка, и алиби убийцы легко развалилось.
Я выключаю телефон. Кажется, проходят годы, прежде чем экран темнеет, а этот адский неизвестный номер прекращает насмехаться надо мной.
Достаточно ли этого? Я не ответила на вызов; может быть, это меня спасет.
Однако я уже осознаю, что это не так.
Если полиция узнает о трупе Клары – если я стану подозреваемой, – они выяснят, что я там была.
И подумают, что ее убила я.
Глава 28
Возвращение в школу проходит как в тумане. Я останавливаюсь на заправке, чтобы пропылесосить автомобиль, вдруг испугавшись, что грунт с могилы поможет меня опознать. Я как можно тщательнее моюсь в грязной ванной бумажными полотенцами и хозяйственным мылом, в канализацию стекает черная вода. Меня рвет в вонючем общественном туалете. Я сдаю автомобиль и еду в кампус на велосипеде Каджал. Я с трудом держу равновесие. По меньшей мере дважды чуть не улетаю в канаву.
Но я справляюсь.
На часах чуть больше девяти, когда я заползаю в дом, измученная и больная. В груди усталой птичкой трепещет сердце, слабо и прерывисто. Я не думаю о грязи, которую натащила на ковер, я в своей комнате, и больше меня ничто не интересует. Перспектива опуститься на колени и соскребать грязь с ковра кажется непреодолимым испытанием.
Проходя лестничную площадку второго этажа, я даже не смотрю в коридор. Может быть, Эллис сейчас в комнате подо мной. Возможно, она ждет, что я найду ее.
Но я не хочу ее искать. Я даже смотреть на нее не могу.
Вместо этого я включаю душ и сажусь на кафельный пол, а горячая вода хлещет по моей голове. Она смывает доказательства преступления – могильная грязь стекает в канализацию. Вода отмывает меня так же, как год назад.
Этот душ – именно то, что нужно, чтобы открыть раковину, которую я выстроила вокруг себя; мир возвращается на место.
Клара мертва. (Убита. Ее убила Эллис.) Сегодня вторник; она должна была вернуться вечером из своего похода. И значит, есть несколько коротких часов, прежде чем люди начнут выяснять, что с ней случилось. Если мне везет – если мне очень везет, – смотритель кладбища не приходит по вторникам. Может быть, ночью снова пойдет снег; ледяное покрывало просто необходимо мне, оно скроет любой признак того, что могила Алекс вскрывалась.
А какие улики связывают меня с кладбищем?
Лишь отношения Алекс со мной. И всё.
Могильная грязь в арендованной машине. Я вычистила ее пылесосом, но в тот момент не очень хорошо соображала; возможно, я что-то пропустила. Насколько легко криминалистам связать эту грязь с определенным местом? Наверняка вся грязь в Кэтскилле в сущности одинакова.
Телефонный звонок. Вот что меня выдаст. Вот мое слабое место.
Но даже эта улика – косвенная, я могу придумать вескую причину, по которой я была в Кингстоне так рано утром во вторник. Чтобы подтвердить, что я убила Клару, нужны более веские доказательства, чем моя близость к могиле Алекс.
Эллис затеяла очередную игру разума, так? Она хочет, чтобы я почувствовала свою ответственность за Алекс.
Мне нужно поговорить с ней.
От этой мысли мне хочется пуститься в бега и никогда не останавливаться. Эллис убила Клару. Почему я должна думать, что она не убьет и меня?
Только, если бы она захотела моей смерти, то убила бы меня уже раз десять.
Здесь дело в другом. У Эллис должен был быть мотив. Она заставила меня пройти весь путь до могилы, хитростью заставила выкопать Клару… А зачем? Было ли это частью ее игры? Вообще-то, Марджери Лемонт была похоронена живой.
А Клара – нет.
И я – нет.
Я вздрагиваю и крепко обхватываю себя за талию обеими руками. Боже, я даже не подумала, что Эллис могла послать меня туда на смерть. Вообще-то, это она заставила меня выкопать Клару. Она могла прятаться в тени, ожидая, когда я сниму крышку с гроба. А потом могла бы толкнуть меня внутрь него и забить крышку гвоздями.
Она могла убить меня точно так же, как убили Марджери, я сама пришла бы прямиком в ее ловушку.
Но она этого не сделала, тут возникает новый вопрос: зачем ей раскрывать себя передо мной? Я могла бы сдать ее полиции. Я могла точно рассказать, зачем ездила в Кингстон.
Может быть, так мне и сделать? Вообще-то, я не знаю, почему не сделала этого. Это не мелкая кража или незаконное проникновение. Эллис убила человека. Она убила нашу подругу.
Однако почему-то выдать Эллис полиции не кажется реальным вариантом. Я должна ощущать больше, чем чувствую сейчас. Мне следует горевать по Кларе. Мне следует плакать, кричать и бить руками по стенам.
Вместо этого я хожу из одного угла моей комнаты в другой, холодные капли стекают с мокрых волос на голую спину. Я пытаюсь вспомнить Клару при солнечном свете, рубашку Клары, трепетавшую на ветру, когда она шла по двору в библиотеку, Клару со стопкой книг и ручкой во рту, Клару во время «Ночных перелетов», этакую дриаду среди деревьев.
Так Эллис ее и поймала? Запиской с набором координат, ночью подсунутой под дверь перед Клариным походом и подписанной именем Эллис?
Я представляю, как объясняю произошедшее в холодном полицейском участке, признаюсь, что вела машину в Кингстон сама, украла лопату, раскопала могилу Алекс и нашла тело Клары. Я могла бы утверждать, что Эллис ее убила.
Но – нет – но… а если это не она? Если это я убила?
Что, если я убила Клару, потом забыла об этом, так же как забыла о том, что толкнула Алекс, пока Эллис не заставила меня вспомнить?
Что, если это проклятие срабатывает снова и снова, бесконечной чередой смертей для удовлетворения ненасытной жажды крови? Если это в самом деле проклятие, оно, очевидно, укажет на меня.
«Шах и мат», – шепчет Марджери Лемонт из темноты.
Я натягиваю через голову удлиненный свитер и не заморачиваюсь с остальной одеждой. Я несусь по коридору в одном нижнем белье, спотыкаясь о кривые половицы, в ужасе от того, что из своей комнаты появится Каджал и спросит, где я была.
На Кларину дверь я стараюсь не смотреть совсем.
Комната Леони на втором этаже открыта и пуста. А вот дверь Эллис заперта. Я не могу сказать, горит там свет или нет.
Я все равно стучу. Конечно, никто не отзывается. Не знаю, чего я еще ожидала. Если она внутри, то мне не ответит.
Мое сердце бьется быстро – очень быстро. Как-то я читала, что пульс у колибри более тысячи ударов в минуту. Кажется, сейчас и у меня тоже, словно мое сердце – это дрожащий в груди кусок мяса. Я что, боюсь? Или просто… разгневана.
Мне даже приходить не стоило. Это глупо, безрассудно – хороший способ покончить с собой.
Несмотря на это, я зову Эллис и стучу громче. Ответа нет. Я хватаюсь за ручку, но дверь заперта изнутри.