Как и я, могла бы сказать Мэгги. Однако выглядело все так, точно она родственницей и была – в определенных смыслах.
Вообще Фиона начала разговаривать с Джесси придирчиво и недовольно. Жаловалась на несправедливость своего положения: Джесси каждый день отправляется на работу, а она сидит дома и толстеет. Она ведь могла бы и в школу ходить, говорила Фиона, по крайней мере осенью, – так нет же, нет, Джесси пожелал, чтобы все было по-его: раз ты жена, сиди дома и изображай «маленькую маму». Когда она заводила такие разговоры, в голосе ее проступали бабьи интонации, а Джесси отвечал ей угрюмо. «Ты хоть одно мое слово услышал?» – спрашивала Фиона, и Джесси говорил: «Услышал, услышал». Что в этом казалось Мэгги таким знакомым? Тон, наверное. Именно таким тоном Джесси препирался с родителями, вот в чем было дело. Джесси с Фионой больше походили на сына с матерью, чем на мужа с женой.
Впрочем, Фиона чувствовала себя плоховато, потому и брюзжала. Сонливость, которая сопровождает начало любой беременности, так ее и не покинула – даже на седьмом и восьмом месяце, когда большинство женщин обращаются в сгустки энергии. Джесси мог сказать ей: «Одевайся! Сегодня мы выступаем в „Гранитной Таверне“, нам платят настоящие деньги», а она отвечала: «Ну, не знаю, может, тебе лучше без меня пойти». «Без тебя? – удивлялся он. – Одному, что ли?» Лицо его становилось обиженным, удивленным. Но не пойти-то он не мог. Один раз он даже от ужина отказался – ушел, как только Фиона сказала, что останется дома, хотя времени было всего шесть вечера.
Собственно, и Фиона есть тоже не стала, сидела за столом, ковыряясь в еде, и время от времени по щеке ее сползала слеза, а потом надела ветровку с капюшоном, которая из-за ее живота больше не застегивалась, и отправилась на долгую, очень долгую прогулку. Может быть, решила навестить сестру, Мэгги ничего не знала. Около восьми позвонил Джесси, пришлось сказать ему, что Фионы нет.
– Что значит «нет»? – спросил он.
– Она ушла, Джесси. Уверена, скоро вернется.
– Она же говорила, что слишком устала, чтобы куда-то идти. И в «Гранитную Таверну» не пошла, потому что устала.
– Ну, может быть, она…
Однако Джесси уже повесил трубку – Мэгги услышала металлический щелчок.
Что же, такое случается. Мэгги ли этого не знать? На следующее утро Джесси с Фионой были очень милы – помирились ночью и вели себя так, точно полюбили друг друга еще сильнее прежнего. Выходило, что тревожилась Мэгги напрасно.
Ребенок должен был родиться в начале марта, однако первого февраля Фиона проснулась с болью в спине. Мэгги, услышав об этом, разволновалась.
– Могу об заклад побиться, началось, – сказала она Фионе.
– Не может быть! – ответила та. – Я еще не готова.
– Конечно, готова. Все приданое собрано, чемодан уложен…
– Но Джесси так и не сделал колыбельку.
Что правда, то правда. Какое бы «снаряжение» он ни запас, колыбельки среди этих вещей не было. Мэгги сказала:
– Ничего. Сделает, пока ты будешь в больнице.
– Это самая обычная боль в спине, – заявила Фиона. – Так часто бывало, даже до беременности.
Однако в полдень, когда Мэгги позвонила с работы, уверенности у нее поубавилось.
– Какие-то спазмы в животе начались, типа того, – сказала она. – Вы не могли бы приехать пораньше?
– Скоро буду, – сказала Мэгги. – Ты уже позвонила Джесси?
– Джесси? Нет.
– Так позвони, что же ты?
– Ладно, но вы обещаете приехать? Выезжайте сейчас.
– Считай, что уже еду.
Добравшись до дома, она обнаружила Джесси, который следил за схватками Фионы по секундомеру, именно с этой целью и купленному. Настроение у него было ликующее.
– Все идет, как положено! – сказал он Мэгги.
Фиона выглядела испуганной. И все постанывала – не во время схваток, а между ними.
– Лапа, по-моему, ты неправильно дышишь, – сказал ей Джесси.
Фиона ответила:
– Отстань ты от меня с этим дыханием! Как умею, так и дышу.
– Нет, я просто хочу, чтобы тебе удобно было. Тебе удобно? Ребенок шевелится?
– Не знаю.
– Шевелится он или нет? Фиона? Ты же должна чувствовать.
– Говорю тебе, не знаю. Нет. Не шевелится.
– Ребенок не шевелится, – сказал Джесси Мэгги.
– Не волнуйся. Он просто собирается с силами, – ответила Мэгги.
– Наверное, что-то не так.
– Все так, Джесси. Поверь мне.
Но Джесси не поверил, и в результате они приехали в больницу слишком рано. Машину вела Мэгги. Джесси сказал, что если он сядет за руль, то может во что-нибудь врезаться, а после всю дорогу осуждал Мэгги, что бы та ни сделала.
– Что с тобой, почему ты прицепилась к этому автобусу? Смени полосу. Да не сейчас, о господи! Сначала в зеркальце посмотри. Боже, мы все погибнем, им придется делать ей кесарево посреди Франклин-стрит.
Фиона, услышав такие слова, взвизгнула, и это настолько подействовало Мэгги на нервы, что она ударила по тормозам, и всех троих бросило вперед. Джесси сказал:
– Выпусти нас! Мы лучше пешком пойдем! Пусть она рожает на тротуаре!
– Отлично, – ответила Мэгги. – Вылезайте.
– Что? – спросила Фиона.
– Ладно, ма, успокойся, – сказал Джесси. – Не закатывай истерику. Ма при любой неожиданности голову теряет, с гарантией, – объяснил он Фионе.
Дальше они ехали в молчании. Мэгги высадила их у входа в больницу и отправилась парковаться. А когда отыскала их в приемном покое, Фиону усаживали в кресло на колесиках.
– Я хочу, чтобы со мной пошла свекровь, – говорила она медицинской сестре.
– С вами может пойти только папа, – отвечала сестра. – Бабушке придется посидеть в комнате ожидания.
Бабушке?
– Я не хочу папу, я хочу бабушку! – закричала Фиона – совершенно как шестилетняя девочка.
– Ну, поехали, – сказала сестра. И увезла Фиону. Джесси пошел следом, лицо у него было оскорбленное и беззащитное, в последнее время Мэгги видела такое нередко.
Она отправилась в комнату ожидания, оказавшуюся большущей, размером с футбольное поле. Огромная, застланная бежевым ковровым покрытием пустота перебивалась кое-где скоплениями бежевых виниловых кушеток и кресел. Мэгги села на пустую кушетку, взяла с приставленного к ней бежевого деревянного столика потрепанный журнал. Первая статья называлась «Как добавить в ваш брак огоньку». Автор советовал быть непредсказуемой: встречать возвращающегося с работы мужа одетой в один лишь кружевной черный передник. Айра решил бы, что она спятила. Не говоря уж о Джесси с Фионой и пяти зачарованных девочках. Мэгги пожалела, что не прихватила с собой вязание. Вязальщицей она была не бог весть какой – на первых нескольких дюймах ее петли неслись вскачь, а потом налезали одна на другую, как столкнувшиеся машины, – тем не менее в последнее время она пыталась связать для малыша лиловую футбольную фуфайку. (Родиться должен был мальчик, все так считали, и имена обсуждались только мальчишечьи.)
Она отложила журнал и направилась к стене, на которой висели в ряд телефоны-автоматы. Сначала позвонила домой. Никто не ответил – даже Дэйзи, которая обычно возвращалась из школы к трем. Мэгги взглянула на свои часы и обнаружила, что времени всего два с минутами, а ей казалось, что намного больше. Набрала рабочий номер Айры.
– Багетная мастерская Сэма, – ответил он.
– Айра? – сказала она. – Догадайся, где я, – в больнице.
– В больнице? Что с тобой?
– Со мной ничего. Фиона рожает.
– А, – произнес Айра. – Я уж решил, что ты машину разбила.
– Не хочешь прийти, подождать со мной? Это займет какое-то время.
– Я лучше домой пойду, присмотрю за Дэйзи.
Мэгги вздохнула.
– Дэйзи в школе, – сказала она. – Да и присматривать за ней уже несколько лет как не нужно.
– Кто-то же должен приготовить ужин, – сказал Айра.
Она сдалась. Не дай бог умирать ей выпадет в больнице, он и туда, скорее всего, не придет.
– Хорошо, как знаешь, Айра, я думала, тебе захочется увидеть внука.
– Я его и так скоро увижу, разве нет? – спросил Айра.
Мэгги заметила, что в комнату ожидания вошел Джесси.
– Мне нужно идти, – сказала она и повесила трубку. – Джесси? – спросила она, подходя к сыну. – Что нового?
– Все хорошо. Так они, по крайней мере, говорят.
– А как Фиона?
– Испугана, – ответил он, – я пытаюсь успокоить ее, но эти больничные все время меня отгоняют. Как заявится кто-нибудь из их персонала, так меня сразу выставляют.
Вот тебе и современный подход, подумала Мэгги. Мужчин по-прежнему отстраняют от всего, что по-настоящему важно.
Джесси вернулся к Фионе, однако держал Мэгги в курсе событий, появляясь каждые полчаса, чтобы с видом знатока порассуждать о стадиях и симптомах.
– Теперь все пойдет быстро, – сказал он раз, а в другой: – Многие верят, что в восемь месяцев ребенок подвержен большему риску, чем в семь, но это бабьи сказки. Полная чушь.
Волосы Джесси топорщились густыми лохмами, как взъерошенная ветром трава. Мэгги с трудом удерживалась, чтобы не пригладить их. Неожиданно он напомнил ей Айру. Как бы ни различались они в остальных отношениях, оба воображали, что, прочитав о чем-то побольше, вооружившись знаниями, ты сможешь чем угодно управлять.
Она прикинула, не съездить ли ей ненадолго домой (было почти пять), но поняла, что будет там лишь волноваться да бегать взад-вперед, поэтому осталась в больнице и звонила домой по телефону. Дэйзи сообщила, что Айра купил на ужин блинчики. «А зелень? – спросила Мэгги. – Как насчет овощей?» Айра взял трубку и заверил Мэгги, что добавил к блинчикам блюдо нарезанных кружочками яблок-кислиц, со специями. «Кислица не овощ, Айра», – сказала Мэгги. Ей хотелось плакать. Она должна быть дома, кормить семью; должна прорваться в родильную палату и успокоить Фиону; должна взять Джесси на руки и укачивать его, он же еще ребенок и слишком юн для того, что с ним происходит. А она стоит под колпаком телефона-автомата, сжимая в руке не слишком чистую трубку. Собственный живот казался ей тугим, стянувшимся в узел. Не так уж давно и сама она лежала в родильной палате, и ее мышцы в подробностях помнили это.