– Но где же? У сестры?
– Где угодно. Не твое дело. Не знаю где. Я уж как-нибудь сама распоряжусь своей жизнью.
Пристроила малышку на бедро и ушла, оставив пакет с пеленками, прогулочную коляску и бумажную тарелку с картофельным салатом, уже подернувшимся налетом цвета слоновой кости.
– Все обойдется, – сказала Мэгги сыну. А затем мужу: – Этого я тебе никогда не прощу, Айра Моран.
Ее опять подергали за рукав, она обернулась. Отец Айры так и стоял с билетиком в поднятой руке.
– Не зря я тот списочек-то купил, – сказал он. – Айра, что он может понимать в таких списках?
– Ничего! – яростно ответила Мэгги и принялась заново заворачивать бутерброд Фионы.
И услышала вокруг бормотание, расходящееся, как круги по воде:
– Что он сказал?
– Чего-то про списочек.
– А она что?
– Ничего.
– Она что-то сказала, я видела, как у нее губы шевелятся.
– Вот это и сказала: «Ничего».
– Но я же видела…
Мэгги распрямилась, повернулась к людям на соседней скамейке.
– Я сказала «Ничего», вот что я сказала, – отчетливо произнесла она.
Кто-то шумно втянул в грудь воздух. На нее никто не смотрел.
Просто поразительно, нередко говорил Айра, как людям удается одурачить себя и поверить в то, что им по душе. (Как Мэгги удается одурачить себя, вот что он имел в виду.) Он сказал так, когда Мэгги грозилась после ареста Джесси за пьянство в общественном месте засудить Управление полиции. Сказал, когда она поклялась, что «Верти кота» звучит лучше «Битлз». И сказал снова, когда она не желала поверить, что Фиона ушла насовсем.
В вечер после бегов Мэгги допоздна просидела с Джесси, притворяясь, что вяжет, хотя рядов она распускала больше, чем добавляла. Джесси постукивал пальцами по подлокотнику своего кресла.
– Ты не можешь посидеть какое-то время спокойно? – попросила Мэгги и после паузы добавила: – Может, попробовать еще позвонить сестре?
– Господи боже, да я уж три раза звонил. Они, наверное, трубку не берут, вот и все.
– Тогда сходи к ней.
– Еще хуже получится. Я буду колотить в дверь, а они – сидеть за ней и слушать. И как пить дать, смеяться, переглядываться и глаза закатывать.
– Не станут они так делать!
– Я, пожалуй, фургончик Дэйву верну, – сказал Джесси. И поднялся из кресла.
Мэгги не пыталась остановить его, поскольку сразу поняла, что он все же надумал тайком съездить к сестре Фионы.
Когда они вернулись с ипподрома, фургончик стоял перед домом. На один утешительный миг все решили, что Фиона дома. И ключи лежали на книжной полке сразу за дверью, где все оставляли их, как и найденные перчатки, записки о том, кто когда вернется домой. Однако записки от Фионы там не было. Постель в ее и Джесси комнате была не заправлена и казалась замерзшей. Каждая складка простыней выглядела отвердевшей. А в комнате Мэгги и Айры стояла пустая, покинутая кроватка. Однако такое отсутствие не могло быть вечным. Вещи не исчезли. Даже дорожный чехольчик с туалетными принадлежностями Фионы, как обычно, лежал на столе.
– Видишь? – сказала Мэгги, показав на них Джесси, она же понимала, как он расстроен.
– О… Точно, – с облегчением выдохнул он.
Мэгги перешла через коридор в ванную комнату и обнаружила на своем месте флотилию резиновых уточек и буксирчиков.
– Ну, народ! – счастливо прошептала она. А выйдя из ванной и минуя дверь в комнату Джесси, увидела, что он стоит перед столом, закрыв глаза и уткнув нос в мыльницу Фионы. Вот это она понимала прекрасно. Запахи способны воссоздавать облик человека гораздо вернее, чем даже фотографии; уж ей ли этого не знать?
Ночь тянулась, Джесси не возвращался, и Мэгги сказала себе, что он, должно быть, нашел Фиону и сейчас они ведут длинный, задушевный разговор. Она распустила связанные кривые ряды, смотала шерсть обратно в клубок и пошла спать. Айра пробормотал из темноты:
– Джесси еще нет?
– Ни его, ни Фионы, – ответила Мэгги.
– А, ну… Фиона. Фиона ушла навсегда.
Сказал он это голосом неожиданно ясным. Голосом человека, говорящего во сне, отчего произносимые им слова кажутся пророческими и окончательными. Мэгги передернуло от гнева. Ему-то легко говорить! Он умеет походя отбрасывать людей.
И Мэгги пришла в голову поразившая ее мысль: а ведь в том, что Айру так увлекают бесконечные книги о людях, которые в полном одиночестве пересекали Атлантический океан, содержится очень серьезный смысл.
Впрочем, он был прав: настало утро, а Фиона так и не появилась. Когда Джесси спустился к завтраку, у него было лицо человека оглушенного. Мэгги очень не хотелось расспрашивать его, но в конце концов она все же спросила:
– Милый? Ты не нашел ее?
– Нет, – коротко ответил он и попросил передать ему мармелад – тоном, отвергающим все дальнейшие вопросы.
И только после полудня Мэгги сообразила, что тут не обошлось без преступного мира. И как они до сих пор не догадались об этом? Конечно. Никто же не уезжает с младенцем, оставив дома все, что оставила Фиона, – пакет с пеленками, колясочку, розовую пластмассовую бутылочку, из которой Лерой любила пить сок. Кто-то наверняка похитил их, а то и хуже – убил во время уличной перестрелки. Необходимо немедленно поставить в известность полицию. Она объяснила все это Айре, но тот даже взгляда не оторвал от воскресной газеты, а всего лишь спокойно сказал:
– Не выставляй себя посмешищем, Мэгги.
– Посмешищем?
– Она ушла из дома по собственной доброй воле. Незачем допекать этим полицию.
– Айра, молодые матери не уходят из дома с одними сумочками. Они сначала вещи укладывают. Иначе и быть не может! Подумай сам. Вспомни, сколько всего она взяла с собой в простую поездку до «Пимлико». Знаешь, что я подозреваю? Она вернулась сюда, поставила фургон и пошла с Лерой в магазин купить печеньица для детей, у которых режутся зубки, – я вчера слышала, как она говорила, что их осталось мало, – а там наткнулась на грабителя. Ты же читаешь в газетах, как бандиты вечно берут в заложники женщин и детей! У них это в порядке вещей. Дает наилучшие результаты.
Айра почти рассеянно, так, точно она представляла для него лишь косвенный интерес, взглянул на жену поверх газеты.
– Но она даже мыло свое здесь оставила! И зубную щетку! – вскричала Мэгги.
– В дорожном чехольчике, – подсказал Айра.
– Да, а если бы она ушла по собственной воле…
– Дорожными чехольчиками, Мэгги, принято пользоваться в отелях. А Фиона вернулась… не знаю… к сестре или к матери, туда, где хранятся ее постоянные вещи, и дорожный чехольчик ей ни к чему.
– Ох, какие глупости, – ответила Мэгги. – Ты бы хоть в платяной шкаф ее заглянул. Там полно одежды.
– Ты в этом уверена?
– Конечно. Я его первым делом проверила.
– Ты уверена, что оттуда ничего не исчезло? Ее любимый свитер? Куртка, которую она так обожала?
Мэгги задумалась. А после встала и направилась в комнату Джесси.
Он лежал на кровати, полностью одетый, сцепив под затылком ладони. Когда Мэгги вошла, он окинул ее взглядом.
– Извини, я на минутку. – Она открыла дверцу платяного шкафа.
Все правильно, одежда Фионы там висела, однако куртки нет и большого полосатого халата, в котором она любила разгуливать по дому, тоже. Остались две юбки (юбок Фиона почти не носила), несколько блузок и плиссированное платье, которое толстило ее, как она всегда уверяла. Мэгги повернулась и подошла к комоду. Джесси следил за ней с кровати. Она рывком выдвинула ящик и увидела единственную пару синих джинсов («варенок», вышедших из моды), под ними два свитера, которые Фиона носила прошлой зимой, а под свитерами слаксы для беременных с эластичным передом. Это походило на культурные слои археологической раскопки. В голове Мэгги мелькнула фантастическая мысль: если она углубится дальше, то найдет свитерки болельщицы нескольких школьных команд, потом фартучки начальной школы, а потом младенческие распашонки Фионы. Мэгги снова разгладила слои и задвинула ящик.
– Но где же она?
Джесси молчал так долго, что Мэгги едва не решила: он не ответит. Но в конце концов он ответил:
– Думаю, у сестры.
– Ты же сказал, что не нашел ее там.
– Я там не был.
Это следовало обдумать. Обдумав, Мэгги сказала:
– Ах, Джесси.
– И хрен ли я стану изображать придурка.
– Джесси, милый…
– Если ее нужно упрашивать, так я лучше без нее обойдусь, – заявил он.
И повернулся лицом к стене, давая понять, что разговор окончен.
А через два-три дня позвонила сестра Фионы.
– Миссис Моран? – Этот лающий голос Мэгги узнала мгновенно. – Говорит Кристал Стакки, сестра Фионы.
– Да!
– Я хочу узнать, будете вы в ближайшее время дома? Мы могли бы заехать за ее вещами.
– Да, конечно, приезжайте хоть сейчас, – ответила Мэгги.
Поскольку Джесси, как на заказ, тоже был дома – снова валялся на кровати, – Мэгги, положив трубку, сразу пошла к нему.
– Позвонила сестра Фионы. Кристина?
Джесси скосил на нее глаза:
– Кристал.
– Кристал. Они сейчас приедут за ее вещами.
Он медленно сел, спустил на пол ноги в ботинках.
– Мне нужно сходить, купить кое-что, – сказала Мэгги.
– Что? Нет, погоди.
– Дом останется в полном вашем распоряжении.
– Постой, не уходи. Как же я буду… Вдруг ты нам понадобишься.
– Понадоблюсь? Зачем?
– Я могу сказать ей что-нибудь неправильное, – пояснил Джесси.
– Милый, уверена, ничего неправильного ты не скажешь.
– Ма. Пожалуйста.
И Мэгги осталась, но скрылась, чтобы не путаться под ногами, в своей комнате. Окно там выходило на улицу, поэтому, когда у дома остановилась машина, Мэгги смогла из-за шторы подсмотреть, кто приехал. Кристал и здоровенный парень – несомненно, знаменитый «друг» сестры, на которого вечно ссылалась Фиона. Вот, значит, что подразумевала Кристал под «мы»; Фиона не явилась. Мэгги уронила штору. Она услышала дверной звонок, потом крик Джесси: «Иду!» Услышала, как он, перепрыгивая ступеньки, сбегает по лестнице. Затем пауза, короткое бормотание. Входная дверь снова хлопнула. Прогнал он их, что ли? Мэгги еще раз приподняла штору, посмотрела вниз, но увидела не гостей, а Джесси, который почти бежал по тротуару, влезая на ходу в свою черную кожаную куртку. Кристал позвала снизу: «Миссис Моран!» – уже не таким лающим, скорее нерешительным голосом.