Хотя до отплытия пришлось еще одно дело сделать.
Иосиф Джугашвили очень неплохо справился с руководством работами по осушению мингрельских болот. В смысле, болота эти осушили, нарезали там плантации цитрусовые, окруженные дорогами, по обочинам дорог насадили эвкалиптов… Самое удивительно заключалось в том, что рассаду этих эвкалиптов не из Австралии тащили, а вовсе даже из Крыма, где серые эвкалипты уже использовались в озеленительных целях. То есть из Австралии тоже сколько-то саженцев привезли, но австралийские почему-то сразу же и загнулись, а вот крымские – прижились: видимо, успело дерево акклиматизироваться в России. А может, просто сорт не тот взяли: ведь различных видов эвкалиптов, насколько я помнил после изучения природы "исторической родины", насчитывается сотни.
Конечно, осушили не всю Колхиду, пока лишь довольно небольшой ее кусочек. Совсем небольшой, около пяти тысяч гектаров – но лиха беда начало. Иосиф Виссарионович с воодушевлением рассказывал, что местные крестьяне, увидев результат, так воспылали энтузиазмом, что… так и ходят, воспыламши. А на осушении работают большей частью лишь бывшие рабочие нефтяных заводов и мужики-контрактники из России… Впрочем, в организованные колхозы мингрелы с удовольствием все же записались и уже в следующем году можно было ожидать неплохого урожая лимонов и мандаринов… в смысле, может быть кое-какие деревца уже и начнут понемногу плодоносить.
Да и осушенной земли для новых колхозов в следующем году скорее всего побольше будет. Раньше я думал, что болота осушать просто: нарыл канав поглубже – и ура. Фигу! В Колхиде можно этих канав хоть обрыться, но так как земля там плоская как стол, вода по ним просто не стекает. Так что "осушение" выглядит забавно: болота эти просто засыпаются толстым слоем земли. А берется эта земля вообще из речки под названием Риони.
Риони эта, между прочим, довольно мутная речка, и мути она несет, как сообщили специалисты, на это дело нанятые, по тонне в секунду. То есть всего за две секунды можно насыпать кубометр грунта, а за сутки – четыре гектара поднять на метр над болотом… ну, если всю муть из реку как-то выцедить. Как именно выцедить – подсказал Женжурист, который имел некоторый опыт "работы с мутными реками" при взятии Ташкента: если течение в речке будет очень медленным, то муть сама осядет. Так что в двадцати пяти километрах от Поти в подходящей излучине Риони "расширили" земснарядами с трети километра до двух и углубили с трех метров до десяти – и скорость течения упала до двух-трех сантиметров в секунду. Ну а земснаряды продолжали потихоньку осевшую муть со дна собирать и переливать ее в болота. Огороженные плетнем из росшей ранее на этих же болотах ольхи и всяких колючек.
Главной проблемой при таком подходе было то, что земснаряды могли качать грязь максимум на полкилометра, а дальше ее нужно было перетаскивать уже "наземным транспортом", в роли которого использовались в основном телеги. А чтобы телеги могли проехать, то нужно было по свеженаваленной грязи проложить какие-то гати – хотя бы из ольхового горбыля. Опять же, телеги требовалось наполнить, а потом разгрузить…
Руководитель всех этих работ постоянно слал просьбы увеличить плату на такую работу, и так же постоянно получал отказ. Не потому что денег было жалко, а потому что платить больше за неквалифицированную работу просто нельзя. В общем, все закончилось тем, что он приехал в Москву уже лично объяснять мне необходимость "дополнительного финансирования", и как раз перед моим отъездом в зарубеж.
– Я понял, народ буквально прыщет энтузиазмом, но за овеществление своего энтузиазма хочет получать больше, так?
– Именно так. И поэтому, если мы хотим действительно сделать из Колхиды…
– Иосиф Виссарионович, я понял, понял. Вот я хочу сделать из Колхиды, вы хотите. А мингрелы не хотят?
– Они тоже хотят, но ведь работа-то очень тяжелая, за нее и плата должна быть соответствующая!
– Если так рассуждать, то больше всего должны получать у нас кариатиды, ведь они на себе такую тяжесть держат, причем даже без перерывов на обед. Но им-то и вовсе никто ничего не платит, поскольку оплата должна соответствовать не степени потения при ее, работы, исполнении, а полученному результату. Сейчас же результат просто неизвестен, и посему платить больше мы не будем.
– Как неизвестен? Почти пять тысяч гектаров плодородной земли…
– За девять миллионов рублей? Две тысячи рублей за гектар, при том, что самые лучшие земли в Империи стоят не дороже сотни. И на лучшей земле можно собрать урожай стоимостью рублей в восемьдесят в год. Так что пока в Колхиде мы не получим с гектара чего-то на пару тысяч в год, можно смело утверждать, что мы очень сильно рабочим вашим переплачиваем.
– Но это же невозможно столько собирать…
– Согласен, а это значит, что нужно придумать как сократить затраты на осушение. Хотя бы раз в десять.
– Но мы же не может сократить в десять раз и без того нищенскую зарплату!
– Мы? Мы – можем, просто делать этого не будем. Нужно придумать как иным способом уменьшить затраты в двадцать минимум раз. Ну и скорость выполнения работ увеличить, а то такими темпами лет через сто закончить мелиорацию получится.
– Обещаю, что в ближайшее время мы постараемся резко снизить стоимость работ, и думаю, что в следующем году уже мелиорированных земель будет устроено в несколько раз больше!
– Это хорошо, что обещаете… Кстати, вы пару лет назад обещали мне книжку одну переписать на языке, народу понятном…
– Я не сделал… потому что внимательно прочитав и разобравшись, пришел к выводу, что вы неправы.
– И в чем же?
– Ваша теория прибавочной стоимости противоречит…
– Теория прибавочной стоимости – не моя, Маркс ее выдвинул. Но, поскольку она основана на ложном тезисе, то она естественно противоречит и здравому смыслу, и даже самой себе.
– Вы ошибаетесь…
– То есть вы хотите сказать, что прибавочная стоимость образуется на производстве?
– Это – аксиома!
– Аксиома – это теорема, не требующая доказательств. Но, замечу, подтверждаемая практикой. И не имеющая ни одного подтвержденного той же практикой опровержения.
– А у вас есть опровержение? – Иосиф Виссарионович посмотрел на меня с усмешкой.
– Знаете что? Я сейчас должен ненадолго отъехать, по делам… как раз связанным с наглядным опровержением этой теории. И вы, дабы это опровержение увидеть своими глазами, поедете со мной.
– Куда?
– Опровергать Маркса.
В кабинет, где мы беседовали, зашла Камилла:
– Саша, я не еду с тобой. Понимаю, что нужно… но меня сейчас и на земле тошнит, так что море мне противопоказанно… а, Иосиф? Здравствуйте, извините, я вас сразу не узнала. Вас Саша вызвал чтобы орден вручить? Поздравляю!
– Какой орден?
– Не знаю, он вызывает или ордена вручать, или ругать, но вас он вроде не ругает…
– Меня… я сам приехал.
– А… еще раз извините. Саш, перед тем, как уедешь, расскажи Кате где Винтик и Шпунтик взяли мотор для пылесоса и дай мне… Мешкову дай денег на постройку химического института в Москве. А то в Университете меня просто боятся, работать невозможно.
– А ты их меньше дебилами обзывай. Шучу, солнышко, шучу. Сама Мышке скажи, пусть проведет институт по бюджету Министерства просвещения, а деньги из моего фонда возьмет. И сколько потребуется, пусть и переводит, я надеюсь привезти денежек достаточно для сотни таких институтов. А вот Иосиф Виссарионович мне как раз и поможет.
По дороге в Вашингтон мы заехали на пару дней в Копенгаген, где подписали "Договор о дружбе и взаимной помощи" между Россией и Данией. По этому договору снимались таможенные ограничения на экспорт в Россию любой сельскохозяйственной продукции из Дании, а подданные короля Фредерика освобождались – в Дании – от налогов на прибыли, полученные из России. Несколько странноватый договор об очень односторонней какой-то дружбе, но мы еще до Америки не доплыли, а оставленный в Копенгагене "Комитет общества российско-датской" как раз "дружбы" (под управлением вдовствующей императрицы, между прочим) заключил контракты с несколькими тысячами датских фермеров на "обучение русских крестьян уходу за датскими коровами", причем обучать крестьян нужно было в самой России. Коров тоже было приобретено около двадцати тысяч… Пока деньги есть, нужно обеспечивать свою "продуктовую безопасность" хотя бы на мясомолочном фронте.
Ну и на прочих фронтах тоже – поэтому визит в США начался со встречи со старым приятелем. Неофициальным, да и вообще "тайным". У меня было о чем поговорить с Генри, а он, как назло, в море чувствовал себя преотвратно – ну а скоростных яхт-нефтетанкеров в этой жизни я не наклепал, так что встречаться нужно было на его территории. Когда Генри мне неожиданно позвонил, он начал очень "издалека", но о причине я сообразил довольно быстро:
– Генри, ты стесняешься Черта Бариссона? Кроме него есть еще кто-то в комнате?
– Нет, но…
– Генри, мистер Бариссон – мой поверенный в американских делах. При нем можешь быть откровенен: Черт в курсе всех моих дел, но сам он занимается лишь своим книжным бизнесом и ни мне, ни тебе не конкурент. А насколько я понял, ты хочешь купить мою торговую сеть целиком?
– Зависит от цены… но – да.
– Некоторые думают, что чтобы корова давала больше молока и меньше ела, ее нужно меньше кормить и больше доить. Но мы-то с тобой понимаем, что ее нужно просто кормить пищей получше и доить по расписанию. Я к чему это: может показаться, что моя корова топчет твою поляну, но это не совсем так. Она ее конечно топчет, но заодно обильно унаваживает, перерабатывая пищу, которую ей даю я. Ты в общем-то прав: теперь у меня есть новая корова, и кормить старую мне становится неудобно… проблема в том, что ты ее сейчас тоже не прокормишь. А продавать тебе только вымя от коровы смысла нет.
– То есть ты отказываешь?
– Не спеши. Сейчас нам нужно очень хорошо подготовиться, чтобы спустя некоторое – и очень небольшое – время ты смог бы эту корову прокормить. Но все же какое-то время на это потребуется, а уже следующим летом у тебя появятся и иные заботы. Подробности при встрече, но на всякий случай запаси к лету миллионов тридцать, а лучше пятьдесят наличными. Не на корову, но за эти деньги ты сможешь получить кусочек пастбища для нее… которое сейчас стоит миллионов двести. И будет снова столько же стоить уже к следующей зиме.