– Сколько?
– В худшем случае пять процентов годовых я обещаю и за год все верну, а если все получится как я думаю, то минимум сто процентов за полгода. Это на двоих…
– Пятьдесят процентов за полгода… это интересно. Через полчаса звони в Экспортно-Импортный банк Нью-Йорка, скажешь им куда перевести деньги. Тебе деньги в каком виде нужны?
– Не понял… а в каком они бывают?
– Ну, допустим, пятерками и десятками бывшими в обращении, с номерами не подряд – усмехнулся я. – Тебе пополнить кассы банков или скупить акции?
– Миллионов двадцать хорошо бы в кассы, а остальное…
– Понял. Двадцать миллионов бери сразу, а остальное – переведут на указанные тобой счета. Но только все же полчаса подожди, я им сам позвоню. Или… Бариссон там рядом?
– Да.
– Передай ему трубку, сейчас все решим.
Через неделю Генри оказался владельцем пенсильванской железной дороги, еще одной сталелитейной компании, самых крупных медных рудников… Паника – она такая, очень быстро начинается. И очень быстро проходит, поэтому Генри, подсуетившись в самый острый момент, пригреб собственности более чем на миллиард. Должен сказать, что абсолютная честность по отношению к партнерам в бизнесе – даже если это бизнес по очистке почтовых вагонов от перевозящихся в них денег – у Генри сомнению не подвергалась. Та что то, что "мои" двести миллионов (к сожалению, рублей) принесли всего триста из приватизированного Роджерсом, я оспаривать даже не собирался. Да, уверенный в завтрашней "подпитке", он в первый же день паники потратил и сотню миллионов долларов со счетов Стандард Ойл и ЮС Стил, но моими переводами он лишь подгреб остатки с панических распродаж, а не покрывал недостачу – так что все получилось честно. Но и полтораста миллионов долларов – то есть триста миллионов рублей – вполне приличная прибыль за неделю. А если учесть, что теперь у Генри появился миллиард наличными, чтобы начать выкупать мои торговые сети…
Нельзя был жадным. Нужно брать столько, сколько дают – если дают просто так. А Генри именно "за просто так" деньги и платил. Я написал для него еще одну книжку – совсем не художественную, так что Роджерс был в курсе реальных перспектив скупаемых сетей. Но у него теперь был серьезный шанс договориться с Рузвельтом насчет Центрального банка – и он счел нашу сделку честной. Миллиард наличными, на миллиард – поставки станков, оборудования и кое-какого сырья, семь миллиардов в рассрочку на срок до десяти лет и контракты на три миллиарда закупок русских товаров – тоже за десять лет. А с такими деньгами можно уже строить счастливое будущее. Светлое – и, похожее, все же социалистическое. Осталось лишь объяснить главным "строителям", что именно я понимаю под этим словом…
Глава 48
Судьбу шестого баронета Майкла О'Доннела из Ньюпорт Хауса нельзя было назвать очень счастливой: пароход, на котором единственный сын сэра Джорджа Клендининга О'Доннела отправился из Саутгемптона в Лондон, потонул в открытом море. Ну не совсем уж в открытом, но до берега сумел добраться лишь камердинер двенадцатилетнего мальчугана, Патрик О'Лири, да и тот из-за сильного волнения умудрился разбить голову о прибрежные камни.
Правда спустя тридцать лет, когда богатый рыботорговец (а в то далекое время всего лишь простой рыбак) Джоэл Канингем собрался предстать перед Богом, священник… Нет, тайну исповеди он сохранил, но не достать из тайника, сделанного покойным рыботорговцем, саквояж с документами (все же речь не о простолюдине каком шла, а о баронете!) не смог. И все догадались, что прибрежный камень на голову отставного сержанта опустило не море…
Но догадались-то все в совсем другой жизни – поэтому Джоэл Канингем скоропостижно скончался уже в конце тысяча девятьсот четвертого года, а тридцатидвухлетний баронет Майкл Аннесли О'Доннел вновь появился на свет. Претензий к вытащившему его из моря немецкому капитану баронет не имел: тот ведь отвез его в далекую Индию лишь потому, что английского не знал и не понял, что перед ним дворянин – и только потому не свернул с намеченного маршрута. А вот к британской родне у него претензии появились, поскольку означенная родня категорически не возжелала вернуть ему деньги, вырученные от продажи родового поместья. Впрочем, им и возвращать-то уже нечего было, и потому баронет – после недолгого визита на родину – вернулся к своему настоящему спасителю: магарадже Траванкора Муламу Тхируналу Раме Варме. На прощание попросив лишь невежливых родственников не докучать ему просьбами о материальной помощи.
Горе этих родственников не поддавалось описанию: внезапно они выяснили, что юный баронет на выкуп родового поместья в Ирландии потратил лишь свои карманные деньги, а в Индии у него и так уже земля была – хотя и чуть поменьше, чем в Ирландии. Не в бывшем (и возвращенном за весьма солидную сумму) поместье, а во всей Ирландии целиком – но было уже поздно. Титулованный юноша покинул берега Туманного Альбиона на флагмане своего тут же приобретенного флота и на письма отвечать не возжелал: был очень занят множеством весьма непростых дел.
Хотя перед воскрешением, обсуждая поставленную перед ним задачу, баронет думал, что все будет очень просто:
– Ну, дам я этому князьку денег, фунтов сто. Или даже тысячу, чтобы у него голова от богатства такого закружилась…
– Видите ли, иногда деньги могут оказаться бессильны. То есть если денег окажется недостаточно много – а ведь их и окажется недостаточно.
– Десять тысяч?
– Мне и миллиона было бы не жалко, проблема в том, что магараджу такие суммы даже не оскорбят, а рассмешат.
– Вы думаете, что какой-то индийский князек…
– Михаил Алексеевич, не вы один так заблуждаетесь. Американцы вон думают, что Рокфеллер – самый богатый человек на земле. А я знаю минимум трех магарадж, не лично конечно, но наверное знаю, рядом с которыми Рокфеллер покажется мелким купчишкой на деревенской ярмарке. Они поколениями копят драгоценности – и именно поэтому британцы называют Индию "жемчужиной британской короны". Вот только добраться до сокровищ они не могут – впрочем, разговор не об этом. Магарадже нужно предложить что-то по-настоящему ценное.
– И что же? Что я могу предложить более ценное, чем миллион фунтов?
– Вы предложите ожерелье Кришны. Вот это…
– Но ведь это даже не золото!
– Да. Железо. Простое железо. Железо, которое не ржавеет…
Именно после этого разговора баронет осознал, что судьба его будет гораздо более тяжкой, чем представлялось ранее. Пришлось изучить – к тому же "на месте" – малаяламский язык, причем изучить так, что не видя его любой траванкорец признавал говорящего "своим". Затем на малаяламском языке пришлось объяснять магарадже, что "дар богов" получен за обязательство "очистить песок, по которому шел Рама, от нанесенной далитами грязи" – и что обет этот должен выполнить лишь приемный сын, в крайнем случае – воспитанник магараджи. А теперь вот уже скоро два года как этот песок чистить – и бурно радоваться, что хоть кто-то согласился эту грязь забирать: ведь на тысячу тонн песка "черной грязи" набиралось почти сто тонн…
В каждом отходящем от причала балкере "грязи" было около шести тысяч тонн, из которых триста назывались "цирконом". Конечно и ильменит, и рутил тоже лишними не будут, но цель состояла в отправке ста тысяч тонн именно цирконового песка в год. А пока балкеры ходили только раз в неделю…
Правда Волков все же обещал, что "скоро на линии будут ходить шестьдесят балкеров", но скоро – понятие растяжимое. Что сейчас тоже хорошо, ведь новые суда нужно будет чем-то заполнять, а пока…
Пока же шестой баронет О'Доннел руководил монтажом привезенных из Англии еще четырех огромных железных башен – "установок гравитационного обогащения", вымывающих все лишнее из песка самого большого в мире титано-цирконового рассыпного месторождения. И мечтал хоть ненадолго вернуться в родную Рязань…
Выстроенный в Котельниче завод по производству генераторов выдал первую продукцию. Немного не ту, которую ожидал я – генератор был мощностью всего в двенадцать мегаватт, зато, как пообещал Африканыч, такие генераторы будут выпускаться по одному в неделю. Не сразу, конечно, но через год с завода будет выходить ежегодно по шестьсот пятьдесят мегаватт мощности. Пока же второй генератор ожидался примерно через месяц, но и это неплохо, тем более что Гаврилов – строящий второй турбинный завод в Малоярославце – как раз через год грозился полностью обеспечить генераторы турбинами. А Стасов – дать новым электростанциям паровые котлы (для чего поднимал еще один завод в Воротынске).
Первая электростанция с этим генератором была запущена как раз в Ветлуге, для обеспечения работы "Завода чистых металлов". То есть генератор заработал на "старой" электростанции города, в дополнение к шестимегаваттному, но пока что и этого было здесь маловато. Завод тамошний уже успешно производил особо чистое железо (и паковал продукт в железные же бочки на хранение), а теперь приступал к производству других химически чистых металлов. Вот только делались они по принципу галогенных лампочек, то есть грязный металл йодировался при относительно низкой температуре градусов в пятьсот-семьсот и полученные пары осаждались на раскаленной добела "нити". А так как эта "нить" в конце цикла очистки по толщине мало отличалась от арматурины для железобетона, электричества производство потребляло немало. К тому же в Ветлуге "заодно" был запущен и цех для аффинажа добытого за рубежом золота, и здесь тоже без электричества обойтись было крайне сложно…
Проскуряков тоже выдал "серийную продукцию": из "стандартных пролетов" был выстроен мост через Волгу в Нижнем Новгороде. Стасемидесятипятиметровых пролетов, причем было фактически выстроено два однопутных моста на общих быках (по два полета рядом). Правда сам Лавр Дмитриевич несколько раз пытался мне объяснить, что "лучше и дешевле ставить один, но более мощный двухпутный" – однако Урсати, ставший министром после отставки Хилкова, придерживался мнения, что "двойной" мост и строить быстрее, и ремонтировать при случае проще выйдет, а я в это дело не вмешивался. Они – специалисты, а я – точно нет, и вникать в железнодорожные проблемы мне было просто некогда. Мне нужны были дороги, а как их строить – путь думают специально обученные люди.