– Вот тут-то моя гениальность и сверкнет! Ты закупаешь все необходимое для этого оборудование… вот тут у меня уже расписано… в Англии, Бельгии, Швеции и Франции. Еще немного у датчан, итальянцев… Да, а США мы посылаем в… в ту самую депрессию, от которой я тебя только что спас! Просто потому, что европейские станки и дешевле, да и понадежнее будут. Но главное, что в нынешней не лучшей экономической ситуации они станки нам сделают быстро…
– А на какие, извините, шиши я сотворяю столь великое чудо?
– Чудо будет в другом заключаться: я освобождаю тебя от тяжкого заклятья и теперь ты перестанешь как Кащей над златом чахнуть! Всего-то тысяча двести тонн золота из твоих сырых подвалов…
– Слава, ты что несешь?
– А я тебе поверил… не бейте, дяденька. У нас нет другого выхода. Вообще нет: я просчитал за год пару дюжин вариантов. Полтора миллиарда рублей золотом сейчас смогут дотащить российскую экономику до точки необходимого баланса за полтора года, я при этом учитываю триста миллионов нынешнего экспорта. Без затрат золота экономика впадет в депрессию через эти же самые полтора года. Если золота тратить меньше – я имею в виду, значительно меньше, скажем на четверть, то есть девятьсот тонн даже, то на баланс мы выйдем года через четыре. А так, то мы технически сможем твое золото за счет роста экспорта обратно вернуть лет за пять. Чисто теоретически, конечно. Так что раскупоривай свои подвалы!
– Получается, где-то миллионов двадцать пять-тридцать на каждый завод? Не многовато?
– Нет. Я считал не только станкостроительные, всего ты у Марии Петровны заберешь около сотни заводов. То есть до конца года около сотни, а потом, в следующем году, еще сотен пять. Но их мы уже своими станками обеспечить сможем… большей частью. Там уже трехсот нынешних миллионов экспорта почти хватит.
– То есть и в следующем году… сколько золота еще отдавать придется?
– Больше не придется. Есть другие ценные металлы, например алюминий: у меня по прогнозу его иностранцы закупят миллионов на сто.
– А мы столько произведем? Это же… сейчас прикину… два с половиной гигаватта мощности.
– Ты тоже арифметику прогуливал. Меньше двухсот мегаватт, сто тысяч тонн – это всего лишь четверть производства Усть-Каменогорского завода. Кстати, на нем еще две линии электролизных ванн ставят, так что сто тысяч будет меньше пятнадцати процентов. Жалко даже, что иностранцам больше алюминия не нужно будет…
– Продать, что ли, янки идею алюминиевого самолета?
– Да хоть алюминиевого паровоза: после того, как мы у них закупки прекратим, они снова будут себе деревянные ложки строгать и одеваться в домотканину, а у нас ничего покупать уже не станут. Впрочем, это будут их проблемы. А наши мы… я заключаю контракты на поставки станков?
– А бельгийцы нам их продавать будут? Я же у них Конго отнял…
– И бельгийцы будут, и французы. Вот с британцами возможны проблемы…
– Откуда? Там же Николай царем теперь работает…
– Николай и сам к тебе особой благодарности не испытывает, а все его нынешнее окружение – тем более. А Мария Федоровна на сына теперь и повлиять почти не может, да и просто не захочет… я спрашивал уже. Но все же золото – оно от политики зависит мало, и если что не так пойдет, то датчане у англичан все нам нужное с удовольствием закупят. И с довольно скромными комиссионными: я уже приценивался, есть кандидаты поработать даже за три процента. Правда, не сказать, что надежные… но за пять сам Фердинанд в дело войдет.
– Допустим. Но кто тогда будет делать станки, нужные местпрому? Маша-то эти заводы в общем-то не просто так ставила?
– Да эти же заводы и будут. Я просто планы им буду составлять так, чтобы Марии Петровне процентов десять мощностей зарезервировать. Ей тоже полезно будет, потому как эти десять процентов минимум вдвое-втрое превысят нынешние сто. На современном-то оборудовании, да с огромным увеличением мощности заводов…
– Ладно, готовь контракты, я тебя бить не буду. Ленивый стал, неохота калории тратить. Потом как-нибудь побью… когда на восьмичасовой день переходить будем?
– Где-то через месяц… я подсчитаю и скажу. Подсчитаю через месяц. Но объявить об этом нужно будет заранее, чтобы заводы подготовились. Чтобы набрали новых рабочих и успели их обучить. К концу лета?
В понедельник тридцатого августа все рабочие страны первый раз пошли домой на два часа раньше обычного. И первый раз большинство заводов не прекратили работу на ночь. Слава очень хитро все посчитал: две смены по восемь часов, два обеденных перерыва по сорок пять минут и ночная шестичасовая смена с перерывом в полчаса. Конечно, чтобы такой режим обеспечить, пришлось и народу побольше нанять, чтобы те же обеды готовить, да и на больших заводах пришлось и столовых дополнительных быстро понастроить чтобы рабочий в очереди не стоял и далеко на обед не ходил – но за лето на большинстве предприятий с этим справились. Правда, "все опять пошло не так". То есть не совсем так, как планировалось: я-то считал, что к десяти миллионам нынешних "моих" рабочих за лето прибавится еще около четырех, но прирост числа пролетариев превысил все ожидания. Кроме экс-школьника в города массово двинул и отставной солдат, и неудачливый крестьянин – так что гегемон сразу прирос на семь миллионов человеко-рыл. Пять из которых все же мои заводы как-то переварили, а два – их пригрела Мария Петровна. Я уж было собрался с ней поругаться, но оказалось, что не нужно: Машка сама ко мне приехала и все популярно объяснила:
– Мне Станислав Густавович рассказал, зачем тебе нужны мои заводы. Но они-то тебе такие на самом деле и не нужны вовсе!
– Маш, мне кажется, что Слава лучше понимает, что нужно, а что…
– Я как раз об этом: они тебе не нужны именно такие. Вот взять к примеру завод в Сергаче, где токарные станки по дереву делают. Неплохие станки, хотя и простенькие, но могут и станки по металлу делать: себе они четыре как раз сами и сделали. Вот только там сейчас работает человек семьдесят пять, а по планам Петрашкевича будет работать пара тысяч, причем в каждую смену. Им же работать придется! И для начала новичков нужно будет работе научить – вот как раз пока они учиться и будут потихоньку. А еще потихоньку жилье для себя выстроят: в городе-то вообще чуть больше трех тысяч человек живет, жилье новое потребуется уже тысяч на двенадцать, а то и на шестнадцать народу, причем сразу.
– А где они все сейчас живут?
– Ну я же пока туда не все шесть тысяч набрала, а только две и бессемейных. Летом во времянках жили, прямо на стройках, теперь десять домов уже выстроили, в них живут. Тесновато, конечно: по четыре-шесть человек в комнате, но успели до сентября еще четыре десятка фундаментов поставить, так что к началу зимы почти у каждого будет своя комната отдельная. Электростанцию полностью пустят, и три новых цеха закончат. К весне завод можно будет почти на полную мощность пускать, хоть и в одну смену поначалу…
– А что за электростанцию?
– А это пока от Арзамаса линию не протянули. Там на Пьяне неподалеку ГЭС была с двумя моими генераторами, теперь еще восемь ставят с паровыми турбинами. Африканыч говорит, что десять хреновых генераторов сильно лучше, чем вообще без электричества.
– Ты про все свои заводы такие детали помнишь?
– Нет, конечно, – рассмеялась Машка, – просто на всех электростанции одинаковые ставятся. Первая очередь – восемь генераторов, вторая и третья – по двенадцать. А раньше на всех заводах, где оборудование делалось, у меня как раз по два и стояло. Теперь-то в Яхроме придумали, как на одну турбину не по два, а по четыре генератора вешать…
Да, научилась Машка смотреть в будущее. Ну так не в первый раз… для меня не в первый. Но в любом случае меня такая ее предусмотрительность сильно порадовала: шансов на то, что всё получится, стало больше. То есть у меня шансов снова все испортить убавилось…
Двадцатый год стремительно заканчивался. В США Тедди Рузвельт с треском проиграл выборы неизвестному (по крайней мере мне) демократу по фамилии Маршалл. Ну да, три миллиона "новых" избирателей из бывшей Канады, "проданная Аляска", "русские хакеры"… то есть "русское лобби в Белом Доме" – в общем-то, как пел в свое время Ян Прайс, все меняется, но мир остается прежним. Потому что люди все так же с чавканьем лопают пропагандистские помои…
Томас Маршалл еще до официального вступления в должность заявил, что первым делом запретит беспошлинную торговлю с Россией. Вовремя заявил, за месяц в Ванкувере было продано около пятидесяти тысяч автомобилей, полугодовые запасы электробритв и наручных часов (их туда завозили осенью на весь зимний сезон), и много всякого разного другого товара. Лично меня до глубины души поразил какой-то луизианский застройщик, одномоментно выкупивший сто тысяч унитазов и двести с лишним тысяч разных фаянсовых раковин. Причем поразил не тем, что купил: продукция конкурентов была как минимум вдвое дороже. Поразил он меня тем, что для закупки он получил ничем не гарантированный (кроме, собственно, покупаемого товара) кредит в банке Моргана. А как он объяснял беллингхемским таможенникам, что все эти богатства он приобрел "для личного пользования"… нет, моей фантазии такое неподвластно.
Но все хорошее когда-то кончается, закончился и двадцатый год. Славе не удалось даже на четверть укомплектовать "отбираемые" у Машки заводы станками, но тут все упиралось во время, для изготовления станков зарубежцам потребное. Большую часть они грозились поставить следующей весной и летом, хотя и очень старались "планы выполнить досрочно". Понятно: все ожидали дополнительных заказов, и "передовики производства" получали гораздо лучшие шансы заказы эти перехватить. Но как ни старайся, выше головы не прыгнуть.
Забавно, но единственным из "полностью укомплектованных" стал Машкин завод именно в Сергаче. Но тут уж постарался Лихачев: арзамасский завод по новым Славиным планам должен был через пару лет выпускать уже по сто тысяч тяжелых грузовиков в год, причем изрядную часть станков он как раз из Сергача и должен был получить. А Лихачев боялся не дожить до обещанного "светлого будущего" и пролоббировал приоритетные поставки бельгийских станков именно в Сергач.