– А если я тебе насыпь за так выстрою?
– Успеха тебе в этом начинании! Где карта дороги лежит, показать или сама найдешь?
– Я знаю…
Обидно же: я знаю, где лежит руда, знаю, где уголь копать. Знаю, кто может выстроить сталеплавильный завод – но пока ничего сделать не могу. Хотя нет, все же могу…
Иллариона Ивановича обманывать не хочется, а именно ему царь поручил проверять, что я беспошлинно ввожу рельсы только для строительства трамвайных путей. В столицах – и в Петербурге, и в Москве. Конечно, ввезти "с запасом" рельсы и арматурную проволоку (так же входящую в "беспошлинный список для обустройства трамваев") можно – но экономия получится копеечная, а моральный ущерб… граф дураком не был и считать умел. Но если послушаться мудрую дочь нашу…
Сейчас "ЮС Стил" возглавлял уже Генри Роджерс, а у него были весьма своеобразные взгляды на "международную конкуренцию". Рельсы у него купить – никаких проблем, а вот рельсопрокатный стан… Однако сейчас он как раз занят уничтожением "внутренних конкурентов", и этим было бы неплохо воспользоваться. Если мне не изменяет склероз, "Бетлехем Стил" собирается переделывать (если уже не переделала) рельсопрокатный стан, запущенный всего три года назад. На заводе они вместо рельсов будут первыми в мире катать широкопрофильный сортовой прокат, а вся рельсовая оснастка уйдет в металлолом: желающих купить ее не нашлось. В "прежних попаданиях" не нашлось – но если учесть, что эта "оснастка" составляет почти сорок процентов стана по весу и почти восемьдесят по цене, то имеет смысл с этими ребятами серьезно поговорить. Станы-то они себе сами строили…
Конечно, чтобы катать сталь, нужно ее сначала иметь, а для этого нужна руда, уголь, всякие домны и мартены – или хотя бы конвертеры. Конвертеры я, допустим, куплю в Германии – и даже знаю как. А домны и мартены все равно скоро строиться начнут. Да, далеко, очень далеко – но ведь в России – а взимать пошлины за российский продукт таможня не сможет даже если этот продукт придет морем. Так что год, судя по всему, предстоит очень нескучный…
Да и начался он тоже нескучно. Урожай прошлого года оказался неплохой, а точнее, великолепный – на зависть всем окрестным крестьянам. В целом по "поместью" собрали даже чуть больше, чем по семнадцать центнеров с гектара – восемьдесят пять тысяч тонн пшеницы упали в два выстроенных элеватора, да еще три с небольшим тысячи собрали подсолнечника. Опять же морковка уродилась, лук – так что народу в городках голодать не придется. И тем более не придется, что в прошлом ноябре заработала рыбоперерабатывающая фабрика в Новороссийске.
Больше всего меня порадовало в прошлом году то, что Рудаков вместе со Стасовым "довели" мой проект морского судна по идеала, причем не с точки зрения "мореходных свойств" каких-нибудь, а с точки зрения производства. В Царицыне они практически изготавливали "сборочные комплекты", из которых готовое судно собиралось бригадой рабочих за пару недель. Это если считать и грунтовку, покраску – то есть через две недели судно просто спускалось на воду. Сорокатонный примерно морской кораблик, приспособленный для ловли рыбы.
Очень хорошо приспособленный: кроме "ходовой" турбины – самой массовой турбины Гаврилова на шестьсот восемьдесят киловатт с приделанным редуктором – на нем была еще и электростанция на "маленькой", двухсоткиловаттной турбинке. Электричество с которой крутило подъемники неводов, тралов, прочего нужного кой-чего. Например, морозильной машины на сорок пять киловатт – и рыба в трюме не портилась. Машины эти просто закупались в Германии, причем беспошлинно: все же пошлин именно на оборудование для судов не было, а холодильники поступали именно как "судовые машины", и сразу же – в Новороссийске – на кораблики и монтировались. Ну а поскольку суденышки собирались на пяти стапелях сразу, то их в море уже ходило "достаточно" и мороженой рыбы рыбоперерабатывающей фабрике хватало с избытком.
Поэтому хамсу большей частью так в виде "ледяных брусков" в обычных вагонах и везли, вагона по четыре ежесуточно. Но были и другие рыбы – и вот ими-то фабрика и занималась. То есть делала консервы: бычков в томате, например. Или – катранов в собственном соку.
Специфика фабрики заключалась в используемой там таре: вместо консервных банок (стеклянных или жестяных) рыбу пихали в конические "ведра" из нержавеющей стали, которую варили у меня же на заводе. С крышками "из того же материала", с каучуковыми гермопрокладками и пружинными замками – примерно той же конструкции, как стеклянные "наборы для консервирования", которые активно использовала моя бабушка на даче. Стальные ведра имели то преимущество перед жестяными банками, что были "многоразовыми", а перед стеклянными – что они не бились. А конические – так их пустые было легче перевозить…
Так что ежесуточно в "поместье" на почти двести тысяч человек населения поступало тонн сорок-пятьдесят рыбки, да и другие "городки" обделенными не оставались. Честно говоря, я от жареной хамсы – чуть ли не ежедневного "второго" в столовых заводов и школ – давно в ужасе убежал бы. Но это я зажрался, а все остальные ели с удовольствием и добавки просили. Не отвыкли еще от голода-то…
А яйца, кур, молоко – тоже входившее в рационы, хотя – кроме молока – не ежедневные, вообще воспринимали как "дары небес". Сытно было в городках. А в других местах "нашей необъятной Родины"…
Идею "кормить всех" я уже пережевал, причем неоднократно. И выяснил, что глупая она, идея-то. Не потому что "пусть мрут", а потому что подход неверный. Да, я уже три раза имел возможность посчитать: в голодные годы народу помирало миллионов пять. Или пять с половиной, или даже шесть – но ведь и в годы "сытые" помирало от четырех с половиной до шести, и половину умерших составляли дети, а треть – вообще младенцы. И те, кого я "просто спасал" в голод – они благополучно помирали в следующие пару лет, ведь дома-то у "спасенных" лучше не становилось, а невеликие запасы жратвы приходилось делить на большее число едоков… Опять же, антисанитария жуткая – и если людей становилось больше, то и масштабы эпидемий всяких росли. Деньги выкинуть – недолго. И даже потом гордиться собственным "благородством" – но смысла в этом не было ни малейшего. Как любил говорить Александр Александрович Ястребцев, симптомы лечить смысла нет если болезнь неизвестна. Мне "болезнь" была уже известна – просто пока "лекарство" не готово. Дорогое, кстати, лекарство…
Так что моей заботой было прокормить "своих" – причем постоянно растущее число этих "своих": и количество "городков" у меня потихоньку росло, и "старички" старались своих меньших братьев-сестер "к себе" перевезти. Так что мне бы этих "своих" прокормить, "чужие" пока пусть сами о себе позаботятся… Впрочем, и "своим" о себе заботиться приходилось изрядно: землебитные трехэтажки детишки потихоньку заменяли на нормальные уже четырехэтажные кирпичные дома (главным образом таская кирпичи каменщикам – но ведь эта работа при отсутствии подъемных кранов составляла все же большую часть трудозатрат), трехэтажные же нары потихоньку "превращались" в двухэтажные (для малышни) и даже в обычные деревянные кровати, которые мальчишки делали в учебных мастерских, прочие "элементы роскошной жизни" заполняли городки. И эти детишки твердо знали, что все, что они делают – они делают исключительно для себя, обеспечивая общий – а, стало быть, и собственный "достаток".
И тут очень помогало, что все мои "городки" были изначально окружены заборами, вдоль которых неспешно гуляла охрана – с винтовками. А в прочих "поместьях" – где небольшие "колхозы" выращивали для заводчан хлеб насущный – население состояло из молодежи, успевшей пройти курсы "гражданской обороны" и, вдобавок, познавших (с помощью Марии Петровны) неудобства, проистекающие при невыполнении распоряжений начальства. Приказано "кусошников не пущать" – не пускают, благо винтовок (да и патронов к ним) у меня было уже в достатке…
В достатке стало уже много чего. Даже автомобилей – хотя большую часть из них "автомобилями" можно было назвать лишь сравнивая их с "зарубежными аналогами". Деревянная рама, деревянная кабина, деревянный кузов на полтонны груза… зато их было много. Просто потому, что делали их в основном школьники, и делали их с радостью – для себя же!
Я для "школьных мастерских" такую машинку придумал. Взял в качестве "прототипа" популярные в моем детстве уличные "пылесосы" и "изобрел" машинку шириной в метр и длиной в два с половиной. С мотором, работающем на лигроине, мощностью аж в пять лошадок. Почти литровый мотор – но и компрессия небольшая, и обороты – зато трехступенчатая коробка передач делалась теперь из капроновых (вместо изначальных текстолитовых) литых шестеренок на стальной центральной шайбе и даже детям изготовить ее было несложно. Литье для моторов делалось, конечно, на металлическом заводе – но все остальное (кроме шин, конечно) дети делали сами. Даже свечи! И делали они иногда по пять машин за день, а потом сами же на них и учились ездить. На такой и детям не страшно, она быстрее километров тридцати могла разогнаться разве что на шоссе и под горку – но по городкам на них разводились продукты, разные другие товары – да и на заводах нашлось им применение. Машинку назвали "Муравей" – а обновленную версию, шириной уже в метр-двадцать и с двумя сиденьями в кабине – "Муравей-2". У этой уже и окна отрывались – но по мне это все равно была "тележка с моторчиком".
Но вовсе не автомобилями в основном прирастала моя "промышленная мощь". Гаврилов – передав производство "базовых турбин" в Симбирск – уже приступил к выпуску турбин на шесть мегаватт, да и Африканыч с генераторами не подкачал, так что на электростанции рядом с первым городком уже заработали две новых машины. Что было очень хорошо – но ведь они жрали угля по сорок пять тонн в сутки. А эти "энергетики" обещали выпускать – правда, к следующему году – по два турбогенератора в месяц – и это при том, что собственного угля мне на все уже немного не хватало. Закупить недостающее пока было просто, да и не очень дорого – но это пока. А деньги и так утекали как вода сквозь песок: заводам нужен металл, покупаемый главным образом в Америке, Камилле нужен импортный жир, а