– Я рад, что вам она так понравилась. Но и ваши книги тоже хороши, я с большим удовольствием прочел "Сердца трех", да и сага о Питере Бладе тоже не оставила меня равнодушным…
Продолжить обмен комплиментами сразу не удалось: писателей было за столом мало, а издателей много, и потому стол был поставлен круглый. Так что я даже не очень удивился, когда с другой стороны от меня сел Генри Альтемус. Сел, поворочался, огляделся. Прочитал стоящую передо мной табличку:
– Мистер Волков? Раз знакомству. Меня зовут…
– Я тоже очень рад, мистер Альтемус.
– Ого, меня уже узнает молодежь? Отрадно! Но вы же вроде себе издателя даже не искали? Или разузнали обо мне как о конкуренте?
– Конкуренте? – удивился Марк Твен.
– О, мистер Твен! Очень рад вас видеть в добром здравии, хотя вы и не хотите издаваться у меня. Зато я надеюсь услышать вашу речь по поводу этого собрания… да, мистер Волков – он действительно мой конкурент. И должен сказать, если бы не журнал мистера Бариссона, "Американский книжный дом" меня бы сожрал.
– А при чем тут…
– Это издательство мистера Волкова.
– "Американский книжный дом"…
– Принадлежит этому шустрому юноше. Он решил сам издавать свои книги… не только свои, конечно, но имя издательству создали именно его сочинения. Впрочем…
На этом Генри закончил: Чёрт Бариссон действительно хорошо подготовил открытие (Степан ему успел похвалиться "достижениями" еще когда Борис Титыч приезжал в Царицын), и теперь, включив микрофон, он "заговорил" сразу из пары десятков динамиков, расставленных по залу. Отметил важность проведения ярмарок ("где издатели могут напрямую поговорить с книготорговцами"), отметил важность книгоиздания вообще, его культурную и просветительскую роль – в общем, похвалил себя со всех сторон.
Ну а после завтрака, который в общей сложности занял почти час, мы продолжили разговор с Сэмом Клеменсом. И мне чертовски трудно было называть его именно "мистером Клеменсом", а не "Сэмом"…
А Марка Твена интересовал один вопрос:
– Мистер Волков, я хотел бы кое-что уточнить… "Американский книжный дом" предложил мне предоставить ему права на перевод некоторых моих книг на русский язык, но мне кажется, ваши работники немного напутали с тиражами…
– Нет, мистер Клеменс, все они указали верно. Я на самом деле собираюсь издать эти книги миллионными тиражами. Не сразу, в течение лет наверное десяти – но они изданы будут по миллиону штук каждая. А так как я просто не знаю, как скоро это произойдет, то поэтому и гонорар хочу выплатить сразу.
– Очень необычный подход. Но я, наверное, все же соглашусь. Вы когда возвращаетесь в Европу? Формально права на мои книги принадлежат жене, так что потребуется именно ее подпись. Впрочем, вы можете считать контракт уже заключенным. А кто будет переводчиком?
– Я и переведу. В конце-то концов русский язык для меня родной, и не испортить вашу книгу я, надеюсь, сумею.
– Это верно, уж если вы на английском столь хорошо пишете… И, мистер Бариссон, должен вам выразить особую благодарность за знакомство с этим замечательным писателем и издателем. Но это будет лишь частью моей благодарности, отдельно я хочу вас лично поблагодарить за то, что вы дали новый импульс американской литературе. И, если возможно, я бы хотел уточнить некоторые детали к моему выступлению…
– Мистер Клеменс, здесь немного шумно, давайте пройдем в комнату? – Борис Титыч тоже застеснялся. Не похвалы известнейшего писателя, а того, что она давалась в моем присутствии: ведь он "всего лишь исполнял мои указания".
– А вы, мистер Волков? Я вас тоже хочу кое о чем расспросить.
Когда мы зашли в ближайший номер (оргкомитет ярмарки попросту снял в отеле несколько этажей целиком и парочку ближайших номеров оставил пустыми для переговоров), Борис Титыч неуверенно попытался сгладить восторги Марка Твена:
– Мистер Клеменс, литературу делают писатели, а я – всего лишь продаю то, что они пишут.
– Но без вас, без вашего "Книжного обозрения" многие из тех, кто сейчас стал весьма популярен у публики, остались бы в неизвестности. И именно эти новые имена… ведь их творчество буквально открывает новые горизонты! Новые стили, новые даже жанры – я собираюсь упомянуть некоторых из них. И надеюсь, что вы пригласили этих людей. Не могли бы вы меня с ними познакомить?
– Ну если я их знаю, то конечно, буду рад оказать вам помощь. С кем бы конкретно вы хотели познакомиться?
– С мистером Волковым я уже познакомился, чему очень рад. А еще мне бы было приятно встретиться с мистером Гудвином, мистером Арчибальдом Гудвином. Мне кажется, что его таланты затмят вскоре этого британца Дойля…
Борис Титыч с трудом не рассмеялся:
– Да, он здесь. Но мне кажется, он не хотел бы раскрывать свой псевдоним.
– Пообещайте, что я сохраню его в тайне, у меня вопросы сугубо литературного плана.
– Ну тогда это будет очень просто, – он протянул руку в мою сторону – знакомьтесь, мистер Клеменс, рад вам представить мистера Арчи Гудвина. Просто мистер Волков счел, что слишком много книг одного автора быстро пресытят публику…
– Арчи Гудвин – это вы? – удивился Марк Твен.
– Ну да… просто для публики сказочник и автор детективов слабо совмещаются в одном лице.
– Удивлен… и восхищен. Очень приятно познакомиться, мистер Гудвин – хмыкнул автор "Гекльберри Финна". – Тогда – он снова повернулся к Борису Титычу – я с удовольствием встретился бы с автором ковбойских забавных историй, мне почему-то кажется, что он из Аризоны. Мистер Теренс Хилл, автор книг о Счастливчике Люке.
Борис Титыч уже засмеялся в открытую:
– Вы не поверите, мистер Клеменс, но и это сделать более чем просто. Знакомьтесь: Теренс Хилл! – и он просто ткнул пальцем в мою сторону.
Сэм недоверчиво поглядел на меня:
– А как насчет Клинта Иствуда?
– Рад познакомиться с вами, мистер Твен – засмеялся уже я.
– Понял, ваше издательство печатает только ваши книги – резюмировал Сэм, – тогда про этих спрашивать не буду… А вот у Альтемуса издается молодой англичанин, Френсис. Дик Френсис, он пишет детективы о жокеях…
– Я думаю, что всех денег все равно не заработать, так что пусть и другие издатели получат свою долю…
Сэм помолчал, очень скептически оглядел меня, а затем с форсированным сарказмом в голосе поинтересовался:
– Брета Гарта я знаю лично, более того, мы даже писали вместе пьесу. А как насчет миссис Бичер-Стоу? Почему-то мне кажется, что и к "Хижине дяди Тома" вы наверняка руку приложили.
Эта старуха когда-то была соседкой Сэма Клеменса, и первое время они даже дружили. В "позапрошлой жизни" Сэм много про нее рассказывал – по его словам она представляла образец "бабы Леры XIX века" и быстро разругалась со всеми знакомыми. Но все же известная писательница – и Камилле было интересно про нее послушать. А рассказывать Сэм умел – и даже в лицах, великолепно передразнивая визгливый старушечий говор и как-то по особому коверкая словечки. Сэм говорил, что это деревенский коннектикутский сленг… Потом Камилла говорила, что и у меня похоже получалось. Есть шанс узнать насколько похоже – и я, старательно изображая визгливую старуху, ответил:
– Если бы вы жили со мной по соседству, то я бы уж вас запомнила, молодой человек! Уж запомнила бы, будьте уверены! – и, уже нормальным голосом, продолжил: – У вас сегодня неудачный день – вы снова не угадали. Я тогда еще не родился, да и вообще не использую женские псевдонимы… хотя… огромное спасибо! Это же просто гениальная идея! Чёрт, можете в ближайшем номере давать анонс: захватывающий роман мисс… мисс… мисс Оливии Сандерс! А называться он будет… ладно, "Profession: the witch". Через две недели поступит в продажу. Думаю, страниц на шестьсот…
– А можно взглянуть на рукопись? – поинтересовался американский классик – не прочитать, а именно взглянуть: мне просто интересно было бы поглядеть как вам удается женский стиль письма. Старушечий голос у вас получается неплохо…
– Можно и прочитать, мистер Клеменс, я буду даже горд тем, что вы прочитаете мою книгу первым. Но ее сначала нужно ведь написать… Мистер Бариссон, у меня на сегодня и завтра не намечается каких-нибудь выступлений? Нет? Так что, уважаемый Марк Твен, рукопись я вам отдам послезавтра. Где вы в Нью-Йорке остановились?
– Вы хотите сказать, что напишете роман на шестьсот страниц за два дня? – расхохотался он.
– Нет… то есть фактически да. Я уже придумал название, а ведь это половина дела, не так ли?
– Хотел бы я это увидеть!
– Мистер Бариссон, когда ожидается выступление Марка Твена?
– В четверг, если я не путаю.
– Ну тогда позвольте с вами попрощаться, мистер Бариссон. Мистер Клеменс, вы не проводите меня до моего номера? Там вас ждет захватывающее зрелище…
Борис Титыч расхохотался нам вслед:
– Мистер Клеменс, вы должны это увидеть! Только, как и с псевдонимами…
По пути в мой номер я постучал в дверь комнаты, где обитали секретарши:
– Марша, к станку. Кстати, а почему… – Марша сидела на диване в гостиной и читала какую-то книжку, явно утянутую с ярмарки.
– У меня голос сел. А там почерк очень разборчивый, Лиза им читает – у нее испанский весьма неплох уже. Мы почти закончили, девушки обещают все сделать до обеда.
– Ну и отлично, после обеда у них появится новая работа. Начнем: героиню будут звать, по буквам, Folha Rolic. Присаживайтесь, мистер Клеменс. Курить можно здесь: эти хапуги столько дерут за номер, что, мне кажется, денег у них хватит после нас поменять обои… и вообще заново номер отделать, а курительная комната неудобна для работы. Марша, позволь представить тебе: писатель Марк Твен, он курит по сорок сигар в день и мы не будем пытаться его исправлять. По центру страницы: Курсовая работа, новая строка по центру послушницы восьмого круга Фольхи Ролик. Абзац, научный руководитель…
Я рассказывал сказку, Марша покрывала страницу за страницей в своем блокноте (кстати, тоже ведь изобретение Сэма Клеменса!) разнообразными закорючками, Сэм с интересом смотрел на нас. Открылась дверь, я кивнул посмотревшей на меня Дине – и через минуту рядом со мной появился бокал с красивой красной жидкостью. Слышал, что некоторые "для голоса" коньяк глотают понемногу, но мне для этой цели лучше всего казался кагор – тот, которым меня в свое время Степан напоил, и пару ящиков этого "лекарства для горла" я привез с собой.