В горле у Кэти встал комок. Она представляла себе Мэлоуна совершенно иначе. Неужели этот человек и впрямь ее настоящий отец? Неужели, если бы жизнь сложилась иначе, они с Фрэн были бы женаты, а она была бы их старшей дочерью?
Он вынул из кармана визитную карточку и написал на ней телефон.
— Это мой прямой номер. Звони по нему, и тебе не придется прорываться через многочисленных секретарш.
В сердце Кэти закралось сомнение: уж не хитрит ли он? Может, просто пытается скрыть от сослуживцев свой маленький и гаденький секрет?
— Вы даете мне рабочий телефон, чтобы я не звонила вам домой? — спросила Кэти. — Боитесь?
Ей было жаль разрушать благоприятное впечатление, которое уже сложилось у нее на его счет, но она была полна решимости не допустить, чтобы ее водили за нос.
Он все еще держал ручку над визиткой.
— Я как раз хотел написать и свой домашний телефон. Ты можешь звонить мне в любое время.
— А как же ваша жена?
— Естественно, Марианна тоже будет рада поговорить с тобой. Сегодня вечером я расскажу ей о том, что ты приходила повидаться со мной.
— Вы очень хладнокровный человек, не так ли? — спросила Кэти, испытывая смесь восхищения и раздражения.
— Внешне я выгляжу спокойным, но на самом деле очень взволнован. Да и кто на моем месте сумел бы сохранить хладнокровие в подобной ситуации? Впервые в жизни встретить красивую взрослую дочь и осознать, что именно благодаря мне она пришла в этот мир!
— А вы хоть изредка думаете о моей маме?
— Раньше я думал о ней очень часто. Людям свойственно вспоминать о своей первой любви, к тому же, наши отношения сложились так трагично, да еще ты появилась на свет. А потом, поскольку на всей этой истории была поставлена точка, мои мысли переключились на других людей и на другие события.
Он не пытался лукавить, и Кэти была признательна ему за это.
— Как мне вас называть? — неожиданно спросила она.
— Ты называешь маму Фрэн, так почему бы тебе не называть меня Пол?
— Можно, я как-нибудь снова приду к вам, Пол? — спросила Кэти, поднимаясь со стула.
— В любой момент, когда тебе этого захочется, Кэти, — ответил ее отец.
Они протянули друг другу руки для рукопожатия, но в тот момент, когда их ладони встретились, он вдруг притянул ее к себе и обнял.
— С сегодняшнего дня все будет иначе, Кэти, — сказал он. — Иначе и лучше.
Возвращаясь на автобусе в школу, Кэти стерла с лица тушь для ресниц и губную помаду. Она сняла жакет мамы Харриет, засунула его в сумку, а затем вошла в свой класс.
— Ну? — свистящим шепотом спросила Харриет.
— Ничего.
— Что значит «ничего»?
— Ничего не случилось.
— То есть, ты нарядилась, накрасилась, пришла к нему в офис, и ничего не произошло? Он что, даже не прикоснулся к тебе?
— Он меня обнял, — сказала Кэти.
— Тогда он, наверное, импотент, — рассудила Харриет. — Таких мужиков кругом пруд пруди. В журналах часто печатают письма женщин, которые жалуются на своих мужей-импотентов.
— Может, и так, — уклончиво ответила Кэти, вытаскивая из сумки учебник по географии.
Мистер О'Брайен, который, несмотря на свое назначение директором, продолжал преподавать географию, посмотрел на нее поверх очков для чтения.
— Твое самочувствие внезапно улучшилось, Кэти? — подозрительно осведомился он.
— Да, мистер О'Брайен, совершенно верно, — ответила Кэти. В ее ответе не было ни грубости, ни фамильярности. Просто она говорила с ним не как ученица с учителем, а как равная с равным.
Поглядев на нее, Тони О'Брайен отметил, что девочка сильно изменилась с начала нового учебного года, и подумал, не сыграли ли в этом решающую роль курсы итальянского — затея, в крахе которой он поначалу не сомневался, но которая, тем не менее, обернулась грандиозным успехом.
Ма ушла в «Бинго», Па, как всегда, торчал в пабе, а Фрэн хлопотала на кухне.
— Что-то ты сегодня припозднилась, Кэти. У тебя все в порядке?
— Конечно. Я просто прогулялась. К сегодняшнему уроку я выучила все части человеческого тела. Знаешь, сегодня Синьора разобьет всех нас на пары и будет спрашивать, например: «Dov'e il gomito?»[40] И ты должна будешь показать локоть своего партнера.
Фрэн была рада, что у Кэти такое хорошее настроение.
— Хочешь, я сделаю сандвичи с холодным мясом? Я думаю, перед занятиями стоит хорошенько подкрепиться.
— Отлично, давай. Знаешь, как будет «ступня»?
— I piedi. Я тоже не теряла времени и занималась во время обеденного перерыва, — улыбнулась Фрэн. — Мы с тобой скоро станем любимчиками у нашей учительницы.
— Я сегодня встретилась с ним, — внезапно сказала Кэти.
— С кем?
— С Полом Мэлоуном.
Фрэн бессильно опустилась на стул.
— Ты шутишь…
— Он оказался хорошим, очень хорошим человеком. Он дал мне свою визитную карточку. Смотри, это его прямой рабочий номер, а вот это — домашний.
— Мне кажется, ты поступила не очень разумно, — сказала Фрэн после некоторого молчания.
— А мне показалось, что он обрадовался моему приходу. Более того, он сам это сказал.
— Правда?
— Да. И еще он сказал, что я в любой момент, когда захочу, могу прийти в его дом и встретиться с его женой.
Фрэн выглядела опустошенной. С ее лица исчезли все краски, словно свет выключили. Кэти была озадачена.
— Разве ты не рада? — спросила она. — Ведь не было ни скандалов, ни сцен. Он оказался нормальным, естественным человеком — таким, каким ты его описывала. Он понимал, что это открытие стало для меня настоящим шоком, и сказал, что теперь все будет иначе. Иначе и лучше — вот его слова.
Фрэн молча кивнула, словно утратив дар речи. Потом она кивнула еще раз и только после этого сумела выдавить из себя:
— Да, это хорошо. Хорошо.
— Я вижу, ты не рада. Но почему? Я думала, ты обрадуешься.
— Ты имеешь полное право общаться с ним и быть частью его жизни. Я никогда не собиралась лишать тебя такой возможности.
— Разве об этом речь?
— Именно об этом. Совершенно естественно, что ты начинаешь ощущать себя обделенной, когда встречаешься с мужчиной вроде него, у которого есть все, о чем можно только мечтать: и теннисные корты, и бассейны, и шоферы…
— Мне нужно от него совсем не это, — начала было Кэти, но Фрэн не дала ей договорить, продолжая свою мысль:
— …А потом ты возвращаешься в этот жалкий дом, идешь в свою захудалую школу Маунтенвью, посещаешь эти дурацкие вечерние курсы, ради которых я экономлю каждый грош. Не удивительно, что ты надеешься на то, что теперь все будет… как там?., иначе и лучше.
Кэти с ужасом смотрела на Фрэн. Она, верно, решила, что Кэти предпочла Пола Мэлоуна ей, что ее ослепила короткая встреча с новоявленным отцом.
— Просто теперь я знаю все о своем прошлом, а в остальном ничего не изменилось, — попыталась объяснить она.
— Разумеется. — Фрэн снова выглядела собранной и серьезной. Действуя как автомат, она сделала бутерброды, положила на каждый по ломтику помидора, а затем сунула их в духовку.
— Не надо, Фрэн. Я ничего от него не хочу. Разве ты не понимаешь? Мне просто было необходимо встретиться с ним. И ты была права: он никакой не монстр, а, наоборот, очень приятный человек.
— Я рада, что ты в этом убедилась.
— Но ты же все неправильно поняла! Позвони ему сама и спроси. Не думай, что я решила променять тебя на него. Просто время от времени мы будем с ним видеться, вот и все. Поговори с ним по телефону, и все поймешь.
— Нет.
— Но почему? Почему нет? Я ведь уже проторила дорожку.
— Шестнадцать лет назад я заключила сделку, и одним из ее условий было то, что я никогда не попытаюсь вступить в ним в контакт. И я всегда соблюдала этот пункт.
— Но я-то ведь никаких сделок не заключала!
— А разве я тебя осуждаю? Я же сказала: у тебя есть полное право общаться с отцом.
Фрэн вытащили из духовки бутерброды и налила два стакана молока.
Кэти почувствовала неизъяснимую грусть. Эта добрая женщина не жалела себя ради того, чтобы Кэти ни в чем не испытывали недостатка. Если бы не Фрэн, в их доме никогда не было бы ужинов, а в холодильнике — пакетов с молоком. Она и впрямь экономила каждый грош, чтобы платить за курсы итальянского. Неудивительно, что, принеся себя в жертву, Фрэн испытывает обиду, думая, что Кэти способна забыть годы их взаимной любви и близости, что девочка может быть ослеплена мыслью о возможном богатстве и беззаботной жизни.
— Нам пора на автобус, — сказала Кэти, — а то опоздаем на курсы.
— Пошли, если тебе этого хочется.
— Конечно, хочется.
— Ну, тогда — вперед, — сказала Фрэн, надевая жакет, который знавал лучшие времена, и свои выходные туфли, которые давно пора было выбросить на помойку. Кэти невольно вспомнила ботинки из мягкой итальянской кожи, которые Фрэн купила для Па. Ей было известно, что они стоили дорого, очень дорого.
— Avanti,[41] — сказала она. И мать с дочерью отправились на автобусную остановку.
На уроке в напарники Фрэн достался Луиджи. В этот вечер неизменно мрачное выражение его лица было даже более зловещим, чем обычно.
— Dov'e il cuore?[42] — спросил Луиджи. Из-за сильного дублинского акцента было сложно понять, о чем он спрашивает. — Il cuore, — повторил он, уже не скрывая раздражения. — Il cuore. Самая важная часть организма, черт побери!
— Non so,[43] — растерянно ответила Фрэн.
— Знаешь! Как ты можешь не знать, где находится твое чертово куоре!
Выйти из затруднительного положения ей помогла Синьора.
— Con calma per favore,[44] — обратилась она к Луиджи, а затем взяла руку Фрэн и положила ее на свое сердце. — Ессо il cuore.[45]