— Мы уходим, — сказал Хардт. — Сейчас, и тихо.
Мне стоило огромных усилий скатиться с кровати и еще больших — встать, не упав. Мои новые ботинки лежали в углу комнаты, и я спросила себя, не стянула ли я их, или это был Хардт. Я также спросила себя, забралась ли я сама в комнату и легла в постель, или он отнес меня туда на руках. Но я никогда его не спрашивала, а Хардт никогда не рассказывал. Думаю, я предпочитаю, чтобы так оно и оставалось.
Хардт стащил меня вниз по лестнице таверны, и мы обнаружили, что Тамура ждет нас в общей комнате, а наши скудные пожитки уже упакованы. У меня заурчало в животе при мысли о том, чтобы остановиться и позавтракать, но Хардт не дал нам времени на еду. Через несколько мгновений мы вышли из таверны и уже направились на север. Солнце только что взошло и все еще висело низко. Я подняла глаза и увидела, как две луны-близнецы исчезают на фоне светло-голубого неба, и Локар почти полностью поглощен Лурсой. Есть старая сказка о том, как утром пастух увидел Локара и Лурсу. Я не могу вспомнить стихотворение, которое рассказывают в ней, но суть в том, что, если они появятся утром, их объятия будут жестокими. Это предупреждение о лунном дожде.
Свет резал глаза, а головная боль превращала каждый шаг в мучение, но я не сдавалась. В конце концов Хардт свернул с дороги, когда убедился, что за нами никто не следит. Мы двинулись на восток, пытаясь затеряться в горах или, может быть, просто оторваться от любого, кто мог бы попытаться нас выследить.
Именно тогда Хардт решил рассказать мне, что произошло. Люди, которых я убила, действительно были из Лоу-Хейвена, и их исчезновение не осталось незамеченным. Рано утром, как раз перед тем, как Хардт меня разбудил, была отправлена поисковая группа. К полудню тела наверняка будут обнаружены, и после этого не потребуется большого труда, чтобы связать нас с этими смертями.
Только ближе к вечеру я поняла, что предыдущей ночью мне ничего не снилось. Впервые за несколько месяцев Сссеракис не мучил меня кошмарами. Честно говоря, я думаю, что предпочла бы кошмары похмелью.
Глава 8
Джозеф
Сегодня я видел Смерть. Я вижу смерть каждый день. После бунта и побега Эски все изменилось. Деко стал безжалостным. Гораздо больше, чем раньше. Здесь каждый день убивают струпья, причем некоторых почти без всякой причины. Деко делает это достоянием общественности, устраивая спектакль, призванный держать всех нас в узде. Никто не хочет быть следующим. Буквально на прошлой неделе я видел, как умер Мейтер. Он был для меня самым близким другом в эти дни. У Деко не хватает капитанов или бригадиров для каждой работы, поэтому нам, струпьям, поручают самые трудоемкие задания. Мейтеру было поручено ложкой раздавать кашу во время кормления. По одной ложке на каждую голову. По одной ложке на каждого струпа. На прошлой неделе он промазал мимо миски, совсем чуть-чуть. Я думаю, женщина его подтолкнула, когда поднимала миску, — я видел, как она споткнулась, — и немного каши упало на пол, как промокшая тряпка. Она пожаловалась, и Мейтер дал ей второй половник. Но Деко наблюдал за ними. Маленькие глазки-бусинки блестели в полумраке. Я ненавижу его. Я ненавижу их всех. Я ненавижу Деко и его надсмотрщиков. Я ненавижу струпьев. Я ненавижу управляющего.
Деко оторвал Мейтера от каши и закрыл Корыто. В тот день больше половины струпьев остались голодными, и этот ублюдок сказал, что мы все можем винить Мейтера за то, что у нас урчит в желудках. Это было бы достаточным наказанием, Мейтер получил бы пару ударов за свою ошибку, а струпья бы утерлись. Это должно было послужить достаточным наказанием. Но, конечно, этого не произошло. Деко — гребаный тиран! Он влил кашу в горло Мейтера, заставил его есть, а мы все смотрели. Он заставлял Мейтера есть до тех пор, пока тот не перестал есть, пока его не начало шатать от боли в животе и он не начал давиться от усилий сдержать рвотные позывы. Затем Деко поднял его на одном из лифтов на третий уровень. И столкнул его вниз. Это был долгий путь, но Мейтер даже не вскрикнул. А потом он рухнул на пол, и многие из струпьев, которые ели в тот день, потеряли то немногое, что у них было. Я никогда не видел, чтобы тело так лопалось. Деко знал, что делал. Он знал, что это произойдет. Я ненавижу его!
После этого Деко назначил меня ответственным за кашу. Я не знаю почему. Я не знаю, но, быть может, это какое-то наказание за что-то. Может быть, он все еще думает, что управляющий защищает меня, и это его способ отомстить мне. Может, он просто хочет, чтобы я облажался, чтобы у него была причина убить меня, как он убил Мейтера. Я этого не сделаю. Я не дам ему повода. Я не дам повода никому из них.
Однако все снова видят меня.
Думаю, я предпочитаю быть невидимым.
Но это не то, что я хотел записать. Я веду этот дневник в надежде, что когда-нибудь он приведет меня к свободе. Я знаю, что управляющий читает все, что я пишу. Иначе зачем бы солдатам раз в неделю приходить сюда, в темноту, забирать мои страницы и давать мне новые, чистые? Я знаю, что вы читаете это, управляющий. Пожалуйста, выпустите меня. Я все еще могу быть полезен. Я все еще Хранитель Источников и предан Террелану. Мне плевать на Эску и ее дурацкую жажду мести. Я просто хочу выбраться из Ямы. Я просто хочу освободиться от Деко. Я просто хочу избавиться от осуждающих взглядов и оскорбляющих шепотков. Пожалуйста, выпустите меня.
Смерть. Она вошла в Яму так, словно та принадлежала ей. Она была настоящим видением, высокая и стройная, с темными волосами, ниспадающими каскадом, как водопад из оникса. Может быть, это из-за того, что я так долго провел здесь, в темноте и грязи, но я никогда не видел ничего более завораживающего. На ней была черная униформа из красной кожи с золотыми пластинками, на которых были выгравированы заклинания. Свет фонаря отражался от них слишком ярко, и я подумал, что могу ослепнуть. И я был не один такой. Даже Деко прикрыл глаза рукой. Даже Деко держался от нее подальше. Она спустилась на лифте в главную пещеру, и с ней спустились еще двое, одетые в такие же красно-золотые одежды. Один из них был морщинистым от старости, но держался молодцом. На спине у него был щит, завернутый в ткань, а в руке — топор. Другой был настоящим гигантом, даже выше Хардта.
Хардт… Я все еще спрашиваю себя, винит ли он меня в смерти Изена. Наверно. Да, я виноват. Я убил его из…
Другой мужчина был гигантом, и за спиной у него висел молот. Я помню выражение его глаз, когда он оглядывал толпу, как будто видел не людей, а только исходящее от нас зловоние. Кто может его винить? Для тех, кто стоит над нами, мы не более чем паразиты.
Но Смерть, она была другой. Она посмотрела на нас, на каждого из нас. Она встретилась с нами глазами и не отвела их. Она прошла сквозь нас, так близко, что можно было дотронуться, и не вздрогнула. Она не боялась. Одинокое воплощение красоты прошло через грязь. Через самое плохое, что может предложить Террелан. Убийцы, воры, военные преступники и даже кое-кто похуже. Мы монстры. Все, кто находится в Яме, — монстры. Если мы и не были ими, когда попали сюда, то Яма вскоре превратила нас в них. Ей было все равно. Смерть ходила среди нас, словно мы даже не представляли угрозы. И я не уверен, что представляли.
У нее был меч, который я видел всего один раз. Раньше он висел на стене в Академии Магии Оррана, в запертой комнате без замка, спрятанный от всех нас. Мне пришлось оттаскивать Эску от меча, когда мы однажды пробрались туда. То, как двигался металл, завораживало ее. Под ним была табличка. Кажется, на ней было написано Никогде. Возможно, это и было название меча. Я не знаю. Но это определенно был тот же самый меч. Я помню, как металл, казалось, пузырился, излучая тошнотворный желтый блеск. Отвратительный клинок. Я чувствую, как у меня мурашки бегут по коже при одной мысли о нем.
Смерть остановилась перед Холмом, и дружки Деко расступились, словно с апельсина сошла кожура. Я скучаю по апельсинам. Я скучаю по фруктам. Я до сих пор помню их вкус, они такие сладкие, что меня почти тошнит. Мои мысли продолжают блуждать. С тех пор, как я не умер, мне трудно держать все в голове. Трудно сосредоточиться. Деко избегал встречаться с ней взглядом. Смерть посмотрела сквозь него, и он отвел взгляд. Он знал, где власть, и знал, что она не в его руках. Бьюсь об заклад, целователь слизняков ненавидел ее за то, что все в его маленьком королевстве увидели, в чьих руках истинная власть. Это зрелище напомнило всем, что Яма — это всего лишь выгребная яма, куда сбрасывают весь мусор, и Деко не что иное, как дерьмовый король, правящий дерьмом.
Когда Смерть отвернулась, я ожидал, что Деко сделает движение, прыгнет на нее и нанесет удар одной из своих маленьких заточек. У него их несколько, мы все это видели. Он этого не сделал. Деко сидел там такой же тихий и кроткий, как и все мы. Все обитатели Ямы собрались вокруг. Я не знаю, как все узнали, что что-то происходит, но впервые с тех пор, как я здесь, я не слышал, как копают землю. Эхо копания разносится по туннелям, постоянный звон, который поражает мои чувства. Я слышу его повсюду, постоянно. Даже в одиночестве, в темноте, так далеко от всех, как только я могу. Даже когда я с такой силой зажимаю уши руками, что мне кажется, будто я раздавливаю себе череп. Даже тогда я все равно слышу, как долбят камень.
Но не тогда, когда Смерть стояла там и наблюдала за нами. Впервые за несколько месяцев я не слышал, как копают. Я чуть не бросился к ее ногам из-за этого. Ради этого краткого мгновения передышки.
Она попросила позвать Йорина голосом, который звенел, как закаленная сталь. В ее голосе была сила, сила и власть, и изящество. Как ей это удавалось?
Когда появился Йорин, он оказался такого же роста, как она, и держался прямо, как сама Смерть. Его синяки, оставленные солдатами управляющего, почти сошли; жизнь, проведенная в боях, дарует огромные синяки и быстрое выздоровление. У него были крепкие мускулы, и они выглядели настоящей парой, Смерть и Йорин; оба сильные, гордые и красивые.