Дайте лодку для нас с любимой,
И мы станем грести, ты и я.
Любовь прекрасна и чудесна,
Она как алмаз, появившись едва,
Но утренней росой она исчезает,
Когда уже не нова.
– Не переживай так, – сказал Финни Фэйт, понимая, что ему придется ее сопровождать. – Ведь мы уже в пути.
Они направились через равнину по грязной дороге, вспугивая морских птиц, круживших в небе, готовясь вернуться к своему завтраку из мидий и моллюсков, чьи раковины они открывали клювом.
Пробегая через город, Марта заметила вдали фургон, который вот-вот должен был переехать через маленький деревянный мост. В ее ушах все еще звучало стрекотание жука в стене, она слышала его даже здесь, где не было ничего, кроме болота. Небо сверкало сияющей голубизной, лисы выходили на дорогу и, созывая своих детенышей, бродили среди грязных раковин. Марта закричала, требуя, чтобы фургон остановился. Ее пронзительный вопль заставил замолчать даже лис.
– Что еще за ерунда? – Джек Финни обернулся и увидел нечто, похожее на привидение, в белом чепце и развевавшемся за спиной сером капюшоне. – Боже правый! – воскликнул он, ужаснувшись.
– Не останавливайся, – велела девочка.
В то самое мгновение Фэйт изменяла будущее, минуту за минутой. Если бы не железные наручники, она бы увидела на своей ладони, как меняется ее судьба, словно появился мостик, перекинутый через глубокую реку. Хотя ее покинул дар видения, мужество осталось при ней. Фэйт вспомнила о чае, который часто готовила ей мать.
«Никогда не забывай, кто ты есть. Делай то, что кажется невозможным».
– Если это та, от кого ты бежишь, я тебя не осуждаю, – сказал Финни, понуждая коня тронуться с места.
Это была старая кляча, с которой жестоко обращались до того, как Финни ее украл, и потом ни минуты не раскаивался в своем преступлении. Ему нужна была лошадь, а фермер с берегов залива Гованус нередко бил при нем конягу. У животного был всего один глаз, а морда выражала полную покорность. Сам Финни никогда не пользовался кнутом – пары слов вполне хватало, чтобы лошадь его слушалась.
– Поехали, – сказал Финни коню, названному им Арнольдом, потому что лохматая белая грива напоминала ему старого дядюшку из Корнуолла, медлительного добродушного джентльмена, на которого всегда можно было положиться.
Марта бежала за фургоном, выбиваясь из сил.
– Ты украл ребенка! – кричала она. – Я засажу тебя в тюрьму!
Финни взглянул на Фэйт; та смотрела прямо перед собой, словно не слыша голоса этой женщины.
– Я не хотел бы, чтобы меня арестовали.
– Тебе это не грозит, – успокоила его Фэйт. Несмотря на железные наручники, она все более обретала собственное «я». Свобода – ветер и цоканье копыт, возможность говорить, что вздумается, не опасаясь наказания за мысли, – даже возвратила ей часть дара видения. Она легко могла предсказать дальнейшую судьбу этого уроженца Корнуолла. Ночью во сне он говорил о родном крае. – Я видела твое будущее: ты будешь жить до старости в английском селе Пенни Кам Квик.
Он был добрым человеком и заслужил хорошей участи. На самом деле он родился в деревушке на реке Фал, которую корнуольцы называли Пни-квэм-куик, а посторонние произносили Пенни Кам Квик[42]. Там были похоронены жена и дочь Финни, и его единственным желанием оставалось вернуться к ним и лечь в землю рядом. По его спине пробежал холодок: никто по эту сторону океана не знал, откуда он родом. Финни понял, что у него очень необычная пассажирка. Как уроженец Корнуолла, он понимал, что есть люди, обладающие даром видения, в том числе и эта девочка. Но кем бы она ни была, Финни не мог допустить, чтобы Фэйт попала в лапы мегеры, которая гналась за ними. Он велел старику Арнольду прибавить ходу, перейдя на галоп, и конь побежал быстрее. Марта Чейз попыталась настичь их на маленьком деревянном мосту, где едва проходила повозка. Что говорить о женщине, которая попыталась проскочить вперед? Арнольд был неуклюж и велик, и Марте просто не хватило места, чтобы пробежать мимо него на узком мосту и настичь Фэйт. Раздался женский крик и оглушительный визг, согнавший чаек с болот. Птицы поднялись колыхающимся бело-серым облаком. Послышался глухой стук, и крик прекратился.
Джек Финни натянул поводья, конь остановился, сотрясаясь от напряжения. Обернувшись, Финни и Фэйт увидели, что мост пуст. В небе продолжали описывать круги сотни чаек, как они часто делают, когда предвкушают пиршество.
– Оставайся на месте, – сказал Финни девочке.
Торговец соскочил с повозки и вернулся к мосту. Джек носил коричневую куртку, которая верно служила ему почти двадцать лет. Он был длинноногим грубоватым человеком с чувствительным сердцем, в горле у него стоял комок. Ему даже не требовалось смотреть, он уже и так знал: случилось ужасное. Джек заслонил глаза рукой от яркого солнечного света, который на мгновение почти его ослепил. Финни было всего сорок лет, но он мало следил за собой, к тому же сильно пил. В первое мгновение он увидел под мостом лишь водоросли, черные камни и прибрежный песок, но вдруг понял, что вода красная.
Финни вошел в солоноватую воду, не боясь испортить обувь, и перевернул женщину лицом вверх. Похоже, та была уже мертва. Кровь тонкой струйкой вытекала из пробитой головы и, кружась, смешивалась с водой. Торговец почувствовал упавшую на него тень и, подняв глаза, увидел, что за его спиной с каменным лицом стоит Фэйт. Ниже по течению плавал белый чепец, а сама женщина лежала на мелководье рядом с камышом в человеческий рост, в точности так, как она видела во сне.
Финни покачал головой.
– Я же велел тебе оставаться в фургоне.
– Подумала, что тебе может понадобиться помощь.
Фэйт смотрела на Марту, освещенную ярким светом. Девочка ощущала, что холодная вода доходит ей до лодыжек, но ее никак не беспокоили промокшие ноги.
– Похоже, она умерла. – Финни ожидал от Фэйт какой-то реакции, но выражение ее лица не изменилось, и он добавил, криво усмехнувшись: – Вижу, это событие выбило тебя из колеи.
Фэйт воспользовалась шансом внимательно разглядеть Марту, чего она никогда раньше не осмеливалась делать. Приемная мать напомнила о высокой ядовитой сорной траве, которая растет на болотах и обжигает кожу, когда пытаешься ее срезать.
– Ее надо похоронить? – спросил Финни.
– Хочешь прожить долго и вернуться в Корнуолл – оставь на месте. – Для одиннадцатилетней девочки Фэйт казалась очень уверенной в себе. – Если вызовут шерифа, нам надо пересечь равнину прежде, чем обнаружат тело.
– Но мы ведь не причастны к ее смерти. Она сама во всем виновата. Полагаю, нам следует скорбеть о ней.
– Она забрала меня у матери и держала взаперти. Я пять лет ждала этого дня.
Но Финни считал, что они обязаны оказать покойнице уважение. Он сделал то, что мог, – вытащил тело на берег, под мост, хотя Марта оказалась гораздо тяжелее, чем он думал, а одежда Джека промокла от пота. Он чувствовал себя старым, как Арнольд, который в конце дня тяжело дышал от усталости.
– Наверно, следует сказать пару слов? – спросил Финни у Фэйт, вновь выбравшись на пыльную дорогу.
Она все еще стояла по щиколотку в воде под мостом, на каменистом берегу и глядела на Марту. Одна из ее ног была раздавлена фургоном и подвернулась так, что ее не было видно, чулок порвался, тело белело среди черных камней.
– Сделанное возвращается к тебе в тройном размере, – произнесла Фэйт. – Вот что случилось с этой женщиной.
У Фэйт было милое серьезное лицо, но крашенные в черный цвет волосы выглядели неестественно. Она не могла притворяться, что испытывает скорбь. День возмездия настал, и ее бесчувствие было неудивительно. В ней многое изменилось, не только линии на левой руке.
– Если все так, как ты говоришь, эта женщина совершила чудовищные злодеяния – смерть ее была ужасной.
– По ее вине мы попали в страшную беду: мою мать чуть не утопили.
– Для меня этого достаточно. – Финни чувствовал себя счастливым, что у него такой послушный конь, а рядом эта умная девчонка. Он мог с ней разговаривать сколько захочет и только теперь понял, до какой степени ему надоело одиночество. – Оставим ее там, где она сейчас, пусть сама отчитывается за свои поступки перед Богом.
– Подожди еще минутку, если не возражаешь.
Финни кивнул и вернулся к фургону. Фэйт осталась стоять у ручья, а Джек вскарабкался на кучерское место и взял в руки поводья. И вдруг Марта выплюнула изо рта воду тонкой струйкой. Начинался прилив. Фэйт застыла на месте. Она много лет выслушивала ложь: что мать никогда о ней не заботилась, почему им надо сесть на корабль и отправиться в Нью-Йорк, как зло отыщет ее, если волосы останутся рыжими. Стоя сейчас на мелководье, она закрыла глаза и дала навсегда уйти той, кем ее заставляли быть, – послушной девочке Джейн, которой она прикидывалась, которая всегда делала то, что ей говорили. Фэйт глубоко, до боли в легких вдохнула прохладный соленый утренний воздух. Она могла простить Марте ее дурные поступки, но как забыть, что та украла у нее пять лет жизни? Она не отдаст ей больше ни минуты. Марта Чейз стала постепенно исчезать из памяти Фэйт, превратившись в стремительно уменьшавшуюся тень, став размером с осу, потом с муравья и наконец рассеялась окончательно, как бесплотный призрак. Пожелание смерти – сильное заклятие, не важно, произнесено оно ведьмой или простой смертной. Фэйт затрясло от горечи, и она захотела пренебречь законами магии. Даже если Марта еще не совсем умерла, она испустит дух к тому времени, когда ее здесь обнаружат – с открытыми глазами, устремленными в бескрайнее голубое небо. И если она в последние мгновения жизни поймет, где находится, если черный жук выползет из складок ее одежды, если она позовет Фэйт, никто не услышит, потому что морские птицы кружатся над головой и галдят как безумные, а приливная вода быстро поднимается, как обычно бывает в болотистой местности. Если еще можно разглядеть женскую фигуру, в следующий момент серое длинное платье погрузится в стремительно прибывающую воду.