По вечерам проводились занятия для желавших научиться читать. Сначала приходили только женщины. Многие, уходя из дома, вынуждены были врать, что отправляются изучать премудрости лоскутного шитья, но позже и их мужья, фермеры и рыбаки, тоже заглядывали в дверь, а потом входили, держа шляпы в руках, и робко брали какую-нибудь книгу, с трудом втискивая свои большие сильные тела в кресла, предназначенные для детей.
Вскоре открылась и школа Марии Оуэнс для девочек, которую посещали десять учениц от шести до тринадцати лет. Фэйт Оуэнс преподавала им латынь и греческий, а также поэзию и античную литературу. Многие жители города по-прежнему считали, что обучение девочек вредно и опасно для общества, но несколько семей все же позволили своим дочерям записаться на эти занятия, несмотря на сплетни, ходившие о женщинах из рода Оуэнс. Фэйт еще не было и семнадцати, но она пользовалась уважением учениц и их родителей, которые презрели слухи, что будто мать и дочь Оуэнс с наступлением темноты превращаются в ворон и летают над полями, и что они могут проклясть тех, кто плохо с ними обойдется, и что они плавали обнаженными в Пиявочном озере. Летом Мария действительно ходила по утрам на озеро. Она умела лишь держаться на поверхности, но этого ей было достаточно. Могла она и нырнуть разок, когда возникало такое желание. А уж если ей хочется поплавать среди лилий и водорослей абсолютно голой, с волосами, связанными синей лентой, кто не согласится, что это удовольствие, доходящее до восторга?
Никто не знал, замужем ли Мария, но один человек проводил с ней зимы, а каждое лето уходил в море. Некоторые утверждали, что он вернулся из мертвых. Матросы, посещавшие таверны, мало рассказывали о нем, говоря лишь, что он хорошо им платил и был великолепным навигатором. Они подсмеивались над его особыми привычками: с упоением рассказывать всяческие истории, пить специально приготовленный чай, придававший ему мужество, и повсюду искать разнообразные виды деревьев, столь многочисленные, что дорогу к дому семейства Оуэнс стали называть Магнолиевой улицей. Ходил слух, что достаточно постоять там в мае, в день, когда расцветали деревья, чтобы влюбиться. Никто не верил этим байкам, но с некоторыми это и взаправду случалось: такие пары ощущали себя супругами, даже еще не побывав в церкви, и, как все считали, были исключительно счастливы.
Фэйт Оуэнс нередко видели в городе с книгой в руке, читающей на ходу. Она носила черную шляпу с широкими полями и мужские брюки и всегда таскала с собой сумку с книгами, чтобы можно было, закончив один том, тут же перейти к следующему. Очень редко ее нос не утыкался в книгу: иногда люди видели, как она читает, сидя в лесу на камне или на скале у озера, переворачивая страницы и бросая хлебные крошки в темную воду. Фэйт собрала десятки томов для новой библиотеки, посещая богатые семьи по всему округу Эссекс, в Бостоне и Кембридже, убеждая преуспевающих меценатов, что для дальнейшего процветания колонии все население – мужчины, женщины и дети – должно быть грамотным. Несколько мужчин влюбились в Фэйт, но она их отвергла. Фэйт настораживало, когда ее называли красивой: трудно сказать, что у человека на уме, когда он говорит такое. Она многому научилась, размышляя об ошибках матери. Если ей когда-нибудь случится влюбиться, это должен быть человек, с которым она могла бы говорить по душам.
В Гарвардский университет женщин не принимали, но почетный гражданин Томас Брэттл, написавший письмо с критикой процессов над ведьмами, и вместе с тем университетский казначей и член Королевского общества, решил все необходимые формальности для обучения Фэйт в университете. Они общались гораздо теснее, чем многие предполагали, несмотря на разницу в возрасте, высоко ценили ум друг друга, и она была благодарна Брэттлу, поверившему в ее педагогические способности.
Фэйт сидела на заднем ряду семинара по классическим языкам в Гарварде, ей разрешалось только слушать, но не говорить. В повседневной жизни она носила мужскую одежду, находя ее гораздо практичнее юбок и накидок с капюшонами. В Гарварде ее видели в черной куртке и брюках, в белой рубашке с черным галстуком. В такой же униформе ходили и мужчины, поэтому Фэйт не привлекала к себе внимание. Впрочем, она едва ли оставалась незамеченной из-за красных башмаков, которые всегда носила.
– Джентльмены, – сказал профессор студентам в первый день, когда появилась Фэйт Оуэнс. – Будьте так любезны, смотрите на меня.
Фэйт многое делала неправильно. В центре ее левой ладони по-прежнему красовалась отметина, появившаяся, когда утонула Марта Чейз. Пятно побледнело, но напоминало ей о тех случаях в прошлом, когда она делала неверный выбор. Каждый год, в канун летнего солнцестояния, в гостиную ее дома на Магнолиевой улице залетал воробей. Если он делал три круга, облетая комнату, обязательно случалась неприятность. Из-за этого Фэйт никогда не забывала птичку, у которой отняла жизнь, готовя Пирог отмщения для Джона Хаторна. Судья стал успешным коммерсантом, но жители города его избегали. Фэйт ничего теперь не было нужно от Джона, да он и не мог ничего ей дать. Воробья она всегда отгоняла метлой к окну и выпускала наружу.
Фэйт еще не искупила свои грехи и должна была многое исправить. По этой причине по субботам она ходила с фермы на ферму, обучая грамоте девочек, родители которых не позволяли им отнимать время от работы, чтобы посещать школу. Фэйт проделывала пешком столько миль и возвращалась домой так поздно, что Мария опасалась, что она совсем выбьется из сил. Однажды под вечер Фэйт шла домой через пастбище, в сером свете ранней зимы к ней подошла белая лошадь и не отходила до самого дома. Это случилось на поле, принадлежавшем братьям Хопвуд, земля там была по-прежнему засыпана пеплом. Фэйт поняла, что ей опять повезло: после смерти Кипера ее вновь выбрали. Она назвала кобылу Холли, и люди нередко видели, как она едет поздно вечером через поля, в брюках, с сумкой книг и рыжими волосами, заправленными под черную шляпу.
Джон Хаторн всячески избегал встреч с женщинами рода Оуэнс, но Мария и Руфь иногда случайно встречались на улице и обнимались, как родные сестры. Руфь принялась посещать уроки чтения, и всякий раз, когда она выходила через садовую калитку и шла в библиотеку, вспоминала, что не сказала мужу, куда идет, и не спросила его разрешения. Она была благодарна судьбе за жизнь, выпавшую на ее долю.
Мария и Фэйт иногда встречались взглядом, накрывая на стол к обеду, выбирали вместе ингредиенты для лечения или пекли традиционный шоколадный бисквит, пропитанный вином, с кремом и вареньем на день рождения. Женщины помнили темные времена зловещей магии, но эти времена прошли, и Мария с Фэйт помирились. Нет никого, кто сражается друг с другом столь яростно, как мать и дочь, но никто и не прощает так полно и безоговорочно.
Однажды вечером, когда Мария вышла на крыльцо зажечь фонарь, чтобы клиентки знали, что могут прийти, Фэйт последовала за матерью и вручила ей «Книгу ворона». Девушка стыдилась своего поведения и красной метки на ладони.
– Я использовала ее во зло. Она не должна мне принадлежать.
Мария собиралась сжечь книгу, которая приносит беду. Никто не мог предъявить права на нее, а по правилам книгу следовало уничтожить после кончины владельца. Она могла разжечь костер на задворках сада и избавить мир от этой книги, но та была так красива, а автор ее так много знал, что Мария никак не могла заставить себя сделать это. Существовали причины, почему темные книги писали женщины: им не разрешали публиковаться, они не могли иметь собственность, их продавали для услады развратникам, они старели и больше не были желанны, их заковывали в цепи, они грезили о лучшей доле и, не видя другого выхода, обращались к зловещей магии. Если бы правильные люди использовали магию осторожно, она, заключенная в этом тексте, могла стать большим даром. На последней странице содержалось заклинание, которое прекращало действие любого проклятия, но цена, которую надо было заплатить за него, была невероятно высока, и женщина, на это решившаяся, должна была проявить абсолютное бесстрашие.
Вместо того чтобы сжечь книгу, Мария прошла поздним вечером через поля в темноте, как делала это давно, когда ее приняли за ворону. С собой она взяла ключи от библиотеки. Мария спрятала «Книгу ворона» за выпавшие из кладки кирпичи, где когда-то хранила свой гримуар. Она оставила магическую книгу в тюремной камере, в которой сидела и выглядывала из окна, чтобы увидеть магнолию, думая о случившемся чуде. Мария уколола палец и пролила на цементный раствор несколько капель своей крови. Придет время, женщина по фамилии Оуэнс найдет эту книгу и использует как должно – с любовью, верой и мужеством.
Мария всегда носила сапфир, подаренный ей Самуэлем Диасом. Сапфир – камень мудрости и пророчеств, который позволяет сохранить верность самому себе. Диас ушел в море, и она по нему скучала. Он был слишком большого роста для постели, но без него в ней стало пусто. Когда Самуэль был в плавании, Мария часто сидела под магнолией и находила утешение даже в скверную погоду. Диас вернется и привезет с собой рассказы о морских раковинах размером с кочан капусты и о таинственных птицах с голубыми лапками, о белых медведях, живущих среди льдов, и об островах, где все цветы красные. Самуэль был человеком гордым и трудным в общении, любил спорить, но он умел не только говорить, но и слушать.
Мария признала, что неправильно относилась к любви, думая, что на нее падки одни дураки. Напротив, она обнаружила, что глупо бежать от любви, какой бы ни была ее цена или наказание за нее. Они ждали, что Самуэля настигнет проклятие, но через некоторое время Мария нашла объяснение: проклятие осталось в убеждении, что он так и лежит на дне глубокого озера. Самуэль стал теперь другим, не тем, кем был до того, как умер, а человека нельзя проклясть дважды. Темными ночами, когда Мария с тревогой думала о еще не рожденных женщинах из рода Оуэнс, она находила утешение в том, что они призваны не только искать средства лечения, но и бороться с проклятиями.