Патил перешла к объяснению автократических склонностей Индиры Ганди, которые следует понимать в контексте ее семейных корней.
Принадлежа к аристократической касте браминов, будучи дочерью Джавахарлала Неру, первого премьер-министра Индии, а также будучи тесно связанной с самого раннего детства с Махатмой Ганди, она не столько одержима властью, сколько проникнута чувством судьбы. Она ощущает, что ее судьба вести Индию и что в этом состоит ее миссия, которую она должна исполнить.
– Это верно, что госпожа Ганди очень волевая женщина, – продолжала с улыбкой Патил, – она может быть самой настоящей фурией и связывается, по крайней мере на подсознательном уровне, большинством индийских мужчин с Кали (лютое и неистовое проявление Матери-Богини).
– Имеется ли в виду время, когда госпожа Ганди объявила в стране чрезвычайное положение, ввела строгую цензуру и заключила в тюрьму целый ряд лидеров оппозиции?
– Здесь, без сомнения, она совершила ошибки, но, исправив их, она стала харизматической личностью.
И, по мере того как Вимла Патил отвечала на мои вопросы, я все более сознавал, что должен существенно пересмотреть мой образ Индиры Ганди, что ее личность гораздо сложнее ее образа, рисуемого западной прессой.
– А каково отношение госпожи Ганди к женщине? – наконец спросил я, возвращаясь к первоначальной теме нашего разговора. – Поддерживает ли она дело женщин?
– О да, несомненно, – отвечала Патил. – В своей собственной жизни она преодолела немало закрепощавших женщину обычаев и условностей. Она вышла замуж за парси – человека, принадлежавшего другой религии и социальному положению; она отвергла роль традиционной индийской жены, став национальным политиком.
– И как же она поддерживает дело женщин, будучи лидером Индии?
– Многими, и достаточно тонкими способами, – сказала, улыбаясь, Патил. – Она правит страной так, что мужчины полагают, что она работает для них, но в тоже самое время она без громких деклараций поддерживает права женщин и их дело. Она создала благоприятные возможности для возникновения и развития различных женских течений. И как одно из следствий, женщины теперь занимают заметное место в общественных и государственных структурах страны.
Патил затем рассказала мне об одном случае, когда Индира Ганди непосредственно вмешалась в защиту прав женщин. Некоторое время назад авиакомпания «Эйр Индия» отказалась предоставлять лицензии пилотов женщинам. Узнав об этом, возмущенная госпожа Ганди «ударила кулаком по столу» и заставила «Эйр Индия» изменить свое решение. «Такого рода отдельные акции получают большой общественный резонанс, – сказала Патил. – Они очень помогают женщинам. Сегодня каждая индийская женщина знает, что нет мест или должностей, закрытых для нее. Это вселяет гордость и уверенность в молодых женщин Индии».
Патил снова улыбнулась: «О да! Индийские женщины видят в ней не только своего лидера, обладающего смелостью, мудростью и настойчивостью, но также и символ женской эмансипации. И в этом одна из ее политических опор. Она имеет гарантированные пятьдесят процентов голосов избирателей-женщин».
В конце нашей беседы Патил убедила меня обязательно попытаться встретиться с госпожой Ганди, когда я буду в Дели. Из вежливости кивнув головой, я счел, однако, это предложение несколько экстравагантным, не думая всерьез, что я скоро действительно встречусь с госпожой Ганди и буду иметь с ней продолжительный незабываемый обмен идеями и мыслями.
Индийское искусство и духовность
В моей беседе с Вимлой Патил мы также много говорили об искусстве и духовности – двух неразделимо связанных аспектах индийской культуры. С самого начала я пытался подойти к восточной духовной традиции также и через опыт внутреннего переживания. В случае индуизма этот подход пролегал главным образом через искусство Индии.
Соответственно, я решил, что не буду искать в Индии никаких гуру, а также тратить время на посещение центров медитации. Лучше всего будет, если я уделю больше внимания восприятию индийской духовности в традиционных формах искусства Индии.
Одной из моих первых экскурсий в Бомбее явилось посещение знаменитых Слоновьих пещер, великолепного древнего храма, посвященного Шиве, с огромными каменными скульптурами, представляющими Бога в многообразных его проявлениях.
Я стоял в благоговении перед этими грандиозными скульптурами, репродукции которых знал и любил уже многие годы, – перед триединым образом Шивы Махешамутри, Великим Богом, излучающим спокойствие и мир; Шивой Ардханаришварой, поразительно сочетающим в себе мужские и женские формы в ритмическом раскачивающемся движении андрогенного тела Бога и спокойной отстраненности его/ее лица; наконец, Шивой Натараджей – праздничным четырехруким Космическим танцором, чьи восхитительно уравновешенные жесты выражают динамическое единство всей жизни. Мое впечатление от посещения Слоновьих пещер оказалось однако лишь предвестником более сильного впечатления от скульптур Шивы в уединенном пещерном храме Эллора, находящемся в одном дне езды от Бомбея. Поскольку я располагал для этого посещения лишь одним днем, я специально вылетел ранним утром в Аурангабад, находящийся вблизи Эллора. В Аурангабаде имелся туристический автобус, отправлявшийся к храму от платформы с отчетливо обозначенной английской надписью; я, однако, предпочел местный рейсовый автобус, который, правда, было труднее найти, но который сулил мне больше приключений. Автобусная станция впечатляла. Белые стены платформ были размечены красными символами на оранжевых дисках, которые я принял за номера, окруженные черными надписями, представляющими перечень мест назначения автобусных рейсов. Эти надписи в классическом индийском написании были так красиво скомпонованы и тонко сбалансированы на фоне красных и оранжевых номеров, что они выглядели для меня подобно стихам из Вед.
Станция была переполнена деревенскими жителями, спокойное достоинство которых и сквозившая во всем эстетичность производили на меня большое впечатление.
Одежда женщин выглядела гораздо красочней той, которую я видел в Бомбее: хлопчатобумажные сари – голубые и изумрудно-зеленые, роскошно расшитые золотом, цвета драгоценных камней; подчеркнутые причудливыми серебряными ожерельями и браслетами. Мужчины и женщины демонстрировали изящество и спокойствие.
Переполненный автобус, медленно тащился по дороге, делая бесчисленные остановки, во время которых люди грузили на его крышу связки корзин с цыплятами и другой живностью, даже овцами. Таким образом, пятнадцать миль до Эллора заняли почти два часа. Я был единственный неиндиец в этом автобусе, но я был одет в традиционный индийский кхади (хлопок), обут в чаппалы (сандалии), а за плечами была джутовая сумка.
На меня мало обращали внимание, так что я мог без помех наблюдать за потоком жизни вокруг меня. Как и остальные пассажиры автобуса, я был вынужден все время прислоняться к переполнявшим его мужчинам, женщинам, детям и еще раз заметил, что люди, окружающие меня крайне дружественны и деликатны.
Деревни, которые мы проезжали, выглядели чистыми и мирными. Многое из того, что я наблюдал, было знакомо мне только из волшебных сказок и по смутным детским воспоминанием: колодец, у которого собираются женщины, чтобы набрать воды и обменятся последними новостями; рынок, где мужчины и женщины, сидящие на корточках вокруг лежащих на земле фруктов и овощей, кузница на краю деревни. Я обратил внимание, что технологии, используемые для ирригации, рыбной ловли, ткачества, просты, но изобретательны и элегантны, отражая характерную для Индии изысканную эстетическую восприимчивость.
К тому времени, когда автобус миновал последние хлопковые поля и взобрался на возвышающиеся холмы, я уже был переполнен красотой деревенской местности и людей, ее населявших; красотой убеленно-седых и золотисто-желтых гигантских тиковых деревьев, выстроившихся вдоль дороги; стариков, одетых в белое, с тюрбанами, украшенными гвоздиками, и едущими в двухколесных повозках, запряженных буйволами с длинными, изящно изогнутыми рогами; людей, стирающих свои одежды в реке, а затем раскладывающих ее сушиться в цветные узоры на берегу; девушек в тонких сари с медными кувшинами на головах, плывущих по холмистому ландшафту.
Я был в этом особом очарованном настроении, когда наконец добрался до священных пещерных храмов в Эллоре, где древние художники провели сотни лет, вырубив в скалах целый город-храм с залами и скульптурами, вырезанными из твердого камня.
Из более чем тридцати индуистских, буддийских и джайнийских храмов я посетил только три, и все они были индуистскими. Красота и мощь этих святых пещер невыразима словами. Одна из них – это храм Шивы, вырубленный внутри горы. Его главный зал заполнен массивными прямоугольными колоннами, череда которых прерывается только центральным проходом, связывающим священное место в самой углубленной и темной части храма с наполненной светом аркадой, выходящей на окружающий храм пейзаж.
Темная ниша священного места содержит цилиндрической формы предмет из камня, представляющий лингам Шивы, древний фаллический символ. С внешней стороны центральный проход закрывается скульптурой полулежащего быка, выполненной в натуральную величину. Расслабленный и спокойный, он пристально и задумчиво устремляет свой взор по направлению к священному фаллосу. На стенах зала вырезаны скульптурные изображения Шивы, показывающие его в разнообразии традиционных танцевальных поз.
Я провел почти час в медитации в этом храме, будучи практически один. Медленно двигаясь от священного места к внешней аркаде, я был очарован спокойным и мощным силуэтом быка на фоне безмятежного сельского пейзажа Индии. Возвращаясь обратно по направлению к священному месту, лингаму и мимо быка и массивных колонн, я чувствовал огромное напряжение, созданное статической мощью этих мужских символов. Однако стоило только бросить взгляд на чувственные женственные движения роскошного танца Шивы, изображенного на скульптурных панелях на стенах зала, как напряжение разрешалось. Возникающее в итоге