Он тихо рассмеялся:
– Может, ты завидуешь моему статусу богача?
– У тебя и так уже много завистников, которые хотят быть таким же, как ты.
– Хочешь сказать, что мне не нужен еще один поклонник?
– О, я восхищаюсь тобой. – Особенно она восхищалась его поцелуями. – Ты замечательный парень.
Он снова рассмеялся, хотя Кэсс и не поняла почему.
– Ты даже не представляешь, как мне с тобой хорошо.
– Спасибо. Ты правда так думаешь?
– Несомненно. А что касается бассейна, ты можешь плавать в нем, сколько хочешь. Я дам тебе ключ от верхнего уровня.
Он даже не представлял, каким заманчивым было его предложение. Кэсс очень любила плавать, но общественные бассейны вызывали в ней страх.
– Спасибо большое.
– Не за что. Ведь мы друзья?
Она улыбалась, когда следовала за ним к частному лифту, который поднимался в пентхаус.
Найти пианино оказалось легче, чем Кэсс ожидала. Ей повезло с первым же телефонным звонком. Она позвонила своему поставщику, почти не надеясь, что на складе что-то есть. У них было кабинетное пианино «Стейнвейн» и рояль «Ирмлер» – нечто среднее между кабинетным и концертным роялем, который был уже забронирован пианистом, живущим в Бэйн-бридж-Айленде.
– Это нечто экстравагантное, но цена и возможность сразу его приобрести очень заманчивы, – сказала Кэсс после предварительного телефонного звонка. – И у тебя есть место в гостиной.
Апартаменты Нео были огромными. Обставленные профессиональным дизайнером, они казались очень просторными.
– Пианино обойдется дешевле, чем рояль.
– Да, но оно не впишется в твою обстановку. Ведь у тебя в квартире только дорогие вещи, да?
– Более или менее.
– Но если ты серьезно хочешь заниматься музыкой, тебе нужен инструмент хорошего качества.
– И тебя соблазнила всемирно известная марка этого пианино?
– Возможно. «Стейнвейн» не стоит недооценивать, и это действительно хорошее приобретение.
– Ты очень оживлена. И это тебе идет.
Кэсс вспыхнула.
Он покачал головой и улыбнулся:
– Мы можем послушать, как оно звучит? Ведь ты этого хотела?
– Мы можем поехать в их демонстрационный зал сегодня в любое время.
Он взглянул на свои часы:
– Где они находятся?
Нео никогда не бывал в таком магазине.
Заведение занимало отремонтированный особняк в викторианском стиле. Весь первый этаж был превращен в демонстрационный зал, где размещались духовые инструменты и пианино. Дизайнер, создавший интерьер, настолько искусно продумал все детали, что инструменты представали в самом выгодном свете. Акустика зала была превосходной: потолочные панели подчеркивали богатство звуков.
Нео наглядно убедился в этом, когда Кэсс взяла флейту и, протерев ее тряпочкой, поданной продавцом, сыграла такую завораживающую мелодию, что Нео замер на месте.
Когда Кэсс закончила и положила флейту на место, он откашлялся:
– Я думал, ты не любишь давать концерты.
Она вспыхнула и оглядела почти пустой зал:
– Это был не концерт. Это была всего лишь флейта.
– Какая прекрасная мелодия!
– Спасибо, но я это так, от нечего делать…
– Я думал, что ты играешь только на пианино.
– Иногда, по желанию, играю и на флейте. Но делаю это непрофессионально. Я хотела научиться играть на гитаре, но мои родители пришли в ужас, узнав об этом. – Кэсс прикоснулась рукой к флейте. – Они считали, что я должна сосредоточиться на одном инструменте.
– Если ты называешь это «непрофессиональной игрой», то представляю, как бы ты играла, если бы столько времени не уделяла одному фортепиано.
Улыбка Кэсс была благодарной.
– Спасибо тебе. Мне очень нравятся звуки флейты.
– Думаю, что в твоих руках любой инструмент зазвучал бы волшебно.
Она покачала головой:
– Льстец! Просто я люблю музыку.
– Я понял это по твоим композициям.
– Ты действительно слушал мои диски?
– Я прослушал все твои записи. И не проси меня назвать то, что мне больше всего понравилось, потому что, сколько я их ни слушал, мне нравилась каждая вещь.
Вспыхнув, она отвернулась от Нео и направилась в сторону застекленной звукоизолированной комнаты, в которой стояло ожидавшее их пианино.
Нео последовал за ней:
– Ты, несомненно, привыкла к таким комплиментам.
– Совсем нет. Я отказалась от публичных концертов в том числе из-за того, что не слышала таких комплиментов от моих поклонников. Когда я выступала, мой отец и менеджер приглашали на мои концерты богатых любителей музыки.
– Но ведь я тоже богатый.
– Но ты не имеешь ничего общего с покровителями, которых мне было велено ублажать.
– Нет, ни один из них не стал бы твоим другом.
Она покачала головой:
– И тем не менее… Греческий миллиардер – мой друг. Кто мог бы представить это?
– Никто, но так оно и есть.
– Что правда, то правда, – улыбнулась Кэсс.
– Тебе пишут письма? – спросил Нео, когда они взошли на подиум, где стояло кабинетное пианино.
Кассандра уселась на скамью, и руки ее прикоснулись к клавишам так бережно и ласково, будто она встретила друга, которого не видела очень давно.
– Некоторые поклонники пишут. Но у них есть только адрес, указанный на диске, поэтому они направляют свои письма на студию звукозаписи. Сотрудники отвечают на письма, а ко мне поступают отчеты два раза в год.
– Ты скучаешь обо всем этом?
Она взглянула на него, и выражение ее удивительных янтарных глаз на секунду отняло у него дыхание.
– О чем?..
Нео сглотнул, подавив в себе реакцию, которая сейчас была неуместна. Кэсс была его другом.
– О концертах.
– Нет. – Она пожала плечами, и внезапное отвращение появилось на ее лице.
– Ты не получала от них удовольствия?
– Я ненавидела их! Единственное, что помогало мне сохранить рассудок, – это сама музыка.
– Но…
– Я хотела быть дома, со своей матерью, а не разъезжать по гастролям с отцом, а еще чаще – с сопровождающим. Я знала, что мама больна, и каждый раз, отправляясь в поездку, с ужасом думала о том, что больше никогда не увижу ее.
– Ты знала, что она умирает?.. Ведь ты была совсем ребенок…
– Да. – В этом коротком слове слышалась неизбывная боль. – Как и у любого ребенка, у меня была собственная логика, и я считала, что, если буду находиться дома, мама не умрет. Я сильно ошибалась. – Кассандра взглянула на Нео, и в глазах ее он увидел боль. – Я выступала перед незнакомыми людьми, которым после концерта разрешалось фривольно обращаться с молодым дарованием и говорить слова, которые они никогда бы не сказали взрослому человеку. Как я это ненавидела! Даже когда мать умерла и отец стал ездить со мной на все концерты, это ощущение так и не ушло.
– Значит, это отец заставлял тебя играть на публике.
– Даже когда мать была очень-очень плоха. И случилось то, чего я больше всего боялась: она умерла, когда меня не было дома – я гастролировала по Европе. Мне было семнадцать лет. Я узнала об этом через два дня. Отец отвлекал меня, когда я пыталась дозвониться до матери. Он говорил, что мама отдыхает, поэтому не берет трубку. И я верила ему.
Глава 7
Какая жестокость!
Нео захотелось стукнуть кулаком по чему-нибудь, но он не нашел подходящего предмета. И кроме того, никто бы не взвыл от боли, расплачиваясь за свои грехи…
– Они не хотели испортить последний концерт, который давала я на этих гастролях, – продолжала свой рассказ Кэсс. – Отец и Боб сказали мне, что я обязана предстать перед своими поклонниками в самом лучшем виде.
Нео выругался на греческом. Очень смачно.
Губы Кассандры изогнулись, и на лице ее мелькнула улыбка.
– Отец хотел забыть свое горе, занимаясь моей карьерой.
– А как ты справлялась со своим горем?
– С помощью музыки.
– А когда умер отец, ты перестала ездить на гастроли.
– Да. Но мой менеджер был против этого.
– Естественно, против.
– Боб считает, что я прячусь от смерти родителей, окружая себя их вещами.
– Он хочет, чтобы ты избавилась от этих вещей? – И почему, черт возьми, этот человек все еще является ее менеджером?! – И уговаривает продолжать выступления?
– Одна мысль о том, что я выйду на сцену перед переполненным залом, приводит меня в дрожь…
– Не волнуйся. Я лично никогда не попрошу тебя выступить передо мной, и Зефир тоже не попросит, уверяю тебя.
Лицо ее озарилось улыбкой. В прекрасных янтарных глазах загорелся огонь.
– Я с удовольствием выступлю перед тобой.
Колени его ослабели: то ли от ее неожиданного предложения, то ли от счастья, которое Нео увидел на ее лице. Скрывая минутную слабость, он сел рядом с ней на скамью перед пианино.
– Ты поиграешь для меня?
– Разве я не сделаю это для друга? – спросила она, заставив его улыбнуться.
– Я буду счастлив.
– Тогда считай, что это уже сделано. – Кэсс усмехнулась, и лицо ее стало безоблачным. Ни тени печали не осталось на нем. Нагнув голову, она искоса взглянула на него. – Я сыграю для тебя. Бывало, я испытывала истинное наслаждение, когда играла для родителей.
«Но больше ни для кого», – подразумевали ее слова.
– Я польщен. И теперь сгораю от нетерпения.
Улыбнувшись, Кассандра сконцентрировалась на инструменте, стоявшем перед ней. Потом, взглянув на закрытую дверь и убедившись в том, что никакой посторонний звук не проникает в звукоизолированное помещение, она сыграла короткий пассаж: скорее не пьесу, а серию аккордов. Кэсс высоко держала голову: будто она слышала нечто, чего он не мог уловить.
Пианино звучало превосходно. Даже более чем превосходно.
– Ну, и что дальше? – спросил он, когда затихли звуки, а Кэсс неподвижно застыла.
– Теперь попробуй ты.
Он нажал на клавиши – так, как она учила его на первом уроке.
– А теперь сыграй несколько аккордов, которые мы с тобой выучили.
Он сделал и это.