Ник начинает идти на меня. Я смотрю по сторонам, но в этом коридоре нет никого, кроме нас троих.
– Есть идеи? – Правая бровь наглеца приподнимается. – Я неприхотлив.
Я ударяюсь о помпезный комод в самом конце коридора. Ваза на нем от столкновения подрагивает. Но меня не пугает, что она может разбиться, скорее я с ужасом осознаю, что мне некуда бежать. Ник наклоняется ближе, я чувствую исходящий от него запах сигаретного дыма и легкие нотки одеколона. Его неприятный липкий взгляд исследует мое тело.
– Тут есть с чем поработать, – отвратительно мурлычет он.
– Я буду кричать, – предупреждаю я испуганным голосом.
Ощущаю приближение панической атаки. Перед глазами все начинает сливаться, а в горле вот-вот образуется пробка, перекрывающая приток кислорода. Кажется, что стены коридора сужаются, а воздух становится густым и липким, как патока.
– Ник-Ник, – неожиданно зовет его друг, обхватив за плечо, тянет назад. – Пошли отсюда.
Я не знаю, что происходит. Но по какой-то причине они уходят. Вижу, как два силуэта исчезают, и слышу звук спешно удаляющихся шагов. Я закрываю глаза и делаю несколько коротких вдохов через нос. Стараюсь унять волнение. За долгое время мне впервые стало так страшно. Уж лучше камень, прилетевший в голову… В сознании всплывают моменты, когда я запиралась в маленьком чулане, где не было света. Я пряталась от мужчин, которые приходили к моей матери. Закрывала ладонями уши, чтобы не слышать то, чем они занимаются. Но однажды один из них вытащил меня оттуда за щиколотку, сломав при этом замок. Мне повезло, что он отрубился до того, как успел сделать то, что хотел. С тех пор я пряталась под кроватью. У самого края стены. Главное было добежать и нырнуть под нее. Там меня никто не мог достать. Кровать была наглухо прибита к полу, и ни у кого не было таких длинных рук, чтобы до меня дотянуться. Я нашла безопасное место в крошечной квартире – и попалась в огромном особняке.
Я чувствую, как моя грудь ходит ходуном, а сердце готово выпрыгнуть из нее. Еще чуть-чуть, и меня стошнит, вот только я не завтракала. Ненавижу себя за слабость. Я могу отключиться в самый неподходящий момент, отчего становится еще страшнее. Но до панической атаки в этот раз дело не дошло.
Он аккуратно берет меня под локоть. Я услышала его запах до того, как он дотронулся до меня. Уильям. Какое гребаное сумасшествие, что я знаю, как он пахнет.
– Ламботт, – тихо произносит он.
Неужели он и есть та причина, по которой парни ушли? Я нехотя открываю глаза.
– Они ушли? – Голос меня не слушается.
– Да, – хмуро отвечает Уильям. – Кто это был?
– Не знаю… – тяну я.
– Не знаешь?
Я опускаю взгляд и слабо качаю головой.
– Кто это был? – зло чеканит он. – Ответь. – И вновь похоже больше на приказ, чем на просьбу.
Сглатываю нервный ком в горле, но молчу.
– Ты получаешь удовольствие? Садомазохизм и все дела?
Я чувствую его горячий взгляд на своем лице.
– Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю! – чуть не рычит Маунтбеттен.
– Мне нужно идти, – пытаюсь пройти мимо него.
Но он не дает, преграждая мне путь:
– Я задал вопрос.
Я начинаю злиться.
– Ну а я не отвечаю на глупые вопросы! – грубо выпаливаю я.
– Кто. Это. Был?
– НЕ ЗНА-Ю! – эхом произношу я.
– Ты просто молча терпишь все издевательства. – Серебристые глаза находят мои, и я вижу в них молнии. – Какого черта, Ламботт? Почему не постоишь за себя?
Истерический смех срывается с губ. Я не в состоянии его контролировать.
– Постоять за себя? – И вновь хохот сотрясает грудь и плечи, а на глазах выступают слезы. – То есть мне стоит послать гонцов с объявлением войны каждому, кто меня обижает?
– Да хотя бы послать их к черту, а не дрожать от страха. – Его брови сходятся на переносице.
– Ты не знаешь, что такое быть женщиной! – взрываюсь я. – Тем более женщиной из моего, – тычу я себя в грудь, – мира. Ты идешь по жизни с ростом в метр восемьдесят и мужской уверенностью, будто весь мир тебе чем-то обязан! Заходя в помещение, ты полностью заполняешь его собой и твердым голосом произносишь то, что хочешь, чтобы люди услышали. И думаешь, что мир так работает для всех? – с досадой спрашиваю я и качаю головой. – Нет, Уильям. У тебя есть чертовы привилегии! Тебе никто не шепчет на ухо: «Не будь слишком эмоциональным, не провоцируй, выбирай с умом свои битвы, промолчи, сделай вид, что не заметил, не лезь на рожон». В мужчинах воспитывают сознание, что вас должны услышать! А в нас – мысль, что молчание – признак ума и воспитанности. Хочешь, чтобы тебя уважали и воспринимали всерьез? Молчи, молчи и еще раз молчи, моя драгоценная девочка! – Я гневно бросаю все это ему в лицо.
Маунтбеттен поджимает губы:
– Полегчало?
– Немного.
Он закатывает глаза – как меня бесит эта его привычка! – и, не сказав больше ни слова, отворачивается.
– Ты так просто уйдешь? – растерянно бросаю ему в спину.
Он резко оборачивается и в одно мгновение нависает надо мной:
– А что мне делать, Ламботт? – Его дыхание опаляет кожу. – Стоять и слушать, как ты отчитываешь меня?
Облизываю пересохшие губы, и его горящий взгляд опускается на них.
– И почему мне не плевать?.. – забывшись, бормочет он.
Наши взгляды пересекаются. Он знает, что я услышала его, но не выглядит смущенным.
– Кто это был? – вновь спрашивает он.
– Мне не нужны проблемы, – растерянно отвечаю я.
На его красивом лице появляется холодная усмешка.
– Ты и есть проблема, Ламботт.
Деревянные стены шале украшены резными узорами. Теплый свет изящных настенных бра создает атмосферу уюта и роскоши, которая мне не близка. Я не вписываюсь. Студенты кучкуются группами, и ни одна из них мне не подходит.
– Луна не идет? – Мак-Тоули строго поглядывает на Этьена. – Мне это начинает надоедать.
Я хочу спросить, что именно ей надоедает, но, разумеется, держу язык за зубами. Гойар задирает подбородок. Жду, что он начнет извиняться за Луну и попытается ее прикрыть. Но он стреляет взглядом в учительницу:
– Ей нехорошо.
Ощущение, будто он предупреждает Джоан, чтобы она засунула свои эмоции касательно происходящего куда-нибудь подальше.
– Очень жаль! – Профессор неожиданно улыбается. – Рош зарезервировал ресторан «Риальто», а ей, кажется, нравятся их блюда.
– Я возьму ей что-нибудь навынос, – сообщает Этьен и завязывает на шее шарф фирмы «Барбари» в темно-синюю клетку.
Мак-Тоули выжимает из себя очередную вежливую улыбку. Как только Этьен выходит из комнаты, она обращается ко мне:
– Подвесила его эта девочка за яйца, ничего не скажешь…
Я молчу, осознавая, что вообще не знаю свою соседку.
– Хотя я думала, что она встречается со Шнайдером. – Джоан качает головой. – У Луны сбылась мечта. Она таки заняла ее место.
Я непонимающе хмурюсь, а Мак-Тоули заговорщически шепчет:
– Луна очень хотела занять ее место.
– Чье? – хлопаю ресницами.
Джоан смотрит на меня с легким осуждением, словно и так все понятно, а я не замечаю очевидного.
– Люси, – отвечает она, поправляя очки на переносице. – Уверена, наша тихоня Луна и Маунтбеттена тоже подвесила за причиндалы! Как, собственно, в свое время это сделала и Ван дер Гардтс.
Я замираю, сбитая с толку очередными подробностями. Не совсем понимаю, зачем профессор говорит мне все это и какой реакции ждет.
– Это их личное дело, – наконец отзываюсь я под пытливым взглядом.
– А ты лучше, чем я думала, – хмыкает Мак-Тоули. – Ладно, ты права, давай закроем эту тему, а то еще решишь, что я сплетница! – Она машет ладонью и хихикает. – Хотя давай признаем, что в моем возрасте остается лишь следить за вашими любовными интригами. – Мак-Тоули подмигивает. – Но мы тут собрались не для этого! Который час?
Профессор устремляет взгляд на большие деревянные часы, которые висят над камином, украшенным резными фигурами альпийских животных. Пламя в камине тихо потрескивает, бросая теплые отблески на мягкие кресла с меховыми накидками.
– Скоро приедет Клодит, если не заблудится и не потеряется. – Мак-Тоули закатывает глаза. – Ох уж эта Клодит – две левые руки, и ни одно полушарие не работает…
Сквозь большие окна шале виднеются заснеженные вершины гор. Мак-Тоули продолжает что-то причитать, однако я ее не слушаю. Уютный треск дров в камине создает контраст с напряженной атмосферой в комнате. В моей голове лишь…
Луна хотела занять место Люси… Люси лишила ее возможности стажироваться… Они, похоже, ненавидели друг друга.
Наконец все студенты спускаются и толпятся в коридоре. Уильям стоит рядом с Этьеном. Вокруг них толпа девчонок. Кто-то громко что-то рассказывает, другие звонко смеются. Но Уильям и Этьен словно ничего не замечают. Каждый погряз в собственных мыслях…
Альпийский городок Гштад уютно расположился между гор, его улицы вымощены брусчаткой, а дома – с деревянными фасадами и резными балконами. Первый снег мягко падает на крыши и старинные фонари. Я утыкаюсь носом в вязаный шарф в надежде сохранить тепло.
Ресторан «Риальто» располагается в старинном здании на перекрестке. Я чувствую себя как в сказке, ведь такие заведения я видела только на постерах или в книгах. Вхожу внутрь и окунаюсь в атмосферу старого мира с его роскошью и изысканностью. Потолок украшен фресками, изображающими венецианские каналы и гондолы, мягкий свет льется из хрустальных люстр, создавая игру теней. Деревянные столы и кожаные кресла придают интерьеру альпийскую простоту, а воздух пропитан ароматом сыра, а еще базилика и прочих итальянских трав.
Все занимают места быстрее, чем я успеваю оглядеться. Мак-Тоули поджимает губы.
– Софи, у меня были к тебе вопросы, – говорит она девушке, которая щебечет что-то на ухо Уильяму. – Присядь. – Профессор хлопает ладонью по стулу рядом с собой. – А вы, мадемуазель Ламботт, не стойте истуканом, займите свободное место.