Уроки нежности — страница 24 из 70

– Тебе лучше сидеть тихо как мышь.

Его маска трещит по швам. А голос звучит резко и властно, вызывая во мне желание сопротивляться.

– Иначе что? Ты сделаешь со мной то же самое, что сделал с Люси? – бросаю ему то, что услышала от Шнайдера.

Мокрая одежда плотно облегает его тело, подчеркивая каждую рельефную мышцу. У меня пересыхает во рту. Уильям сокращает и так небольшое расстояние между нами. Его глаза напротив моих, и в них бушует нечто такое, что мне описать не по силам. Его запах окутывает меня… запах леса. Вокруг становится совсем темно, тучи нависли над нами, перекрывая весь поток света, и на этом контрасте его серебристые глаза будто горят.

– Ты ни черта не знаешь, Ламботт! – цедит он сквозь зубы.

Надлом, боль и раскаяние. Все так тесно переплелось и надрывом вырвалось из его души. И еще злость. Она льется через край, топя и унося его на дно. Однако мне не страшно рядом с ним. Что за идиотская, не поддающаяся абсолютно никакому здравому смыслу логика?

– Что ты с ней сделал? – тихо спрашиваю я, и мой вопрос остывает на его губах.

Каждая черта лица Маунтбеттена выдает внутреннюю бурю. Он молча буравит меня взглядом, а потом, резко отстранившись, уходит прочь. Лишь на секунду показалось, что он расскажет мне правду… Вот только зачем ему совершать подобную глупость?

Глава 13

СЕРЕБРИСТЫЙ ЛУННЫЙ СВЕТ освещает спальню, и я не могу уснуть, глядя на пустую смятую постель Луны. Она не пришла ночевать. Неужели она с Беном? Я нисколько ее не осуждаю, мне вообще без разницы, кто с кем спит. Но тот факт, что она попросила Шнайдера разобраться со мной… Чего она хотела? До какой крайности Бен был готов дойти? Мысли сводят меня с ума. В безопасности ли Луна?

Что мы обычно делаем с теми, кто знает слишком много?

– И что же вы делаете? – шепчу я в тишину. – Сбрасываете их с башен?

Страх холодной волной поднимается от кончиков пальцев до самой груди, леденя сердце. Они убили тебя, Люси? Что ты знала? И почему мне не дает покоя случившееся с тобой? Опускаю веки и вижу ярко-зеленые глаза. Я никогда не была с ней знакома, мы вряд ли бы подружились. Люди гибнут каждый божий день. Богатые, бедные, всякие… К кому-то смерть приходит тихо, а кого-то встречает болью и кровью. Но почему образ Люси Ван дер Гардтс преследует меня?

Этой ночью необычайно тихо, отчего становится еще страшнее. Будто все живое вымерло. Раньше я любила такие моменты. Мне дышалось легче, полной грудью, мысли успокаивались и превращались в плавный поток тягучей горной реки. Но сейчас все внутри меня бурлит от тревоги. Я сажусь на постели, пытаясь осознать, с чего вдруг мое сердце, как тревожная сирена, начинает биться все сильнее и пытается вырваться из груди. Задерживаю дыхание. За дверью только что загорелся свет. Я вижу это сквозь узкую длинную щель. В коридоре автоматическое освещение, и оно срабатывает от датчиков движения. Кто не спит так поздно? Поток света перекрывает тень… кто-то встал перед дверью. Перед моей дверью. Луна? Замираю и, делая тихие вдохи, медленно считаю про себя секунды. Дверь не открывается. Тень все еще там. Я напряжена и слышу, как бьется мое сердце, улавливаю каждый шорох. Раз – и тот, кто за дверью, наклоняется, я слышу шелест холщовой одежды. Два – и в узкую щель снизу почти бесшумно проскальзывает послание. Конверт сверкает белизной на темном полу. Три – и тень исчезает. Тихий, едва уловимый звук шагов по кафельному полу. Руки у меня начинают дрожать, и вся спина покрывается потом. И лишь когда свет гаснет, я понимаю, что в коридоре больше никого нет…

Медленно считаю до ста. На всякий случай… вдруг кто-то меня поджидает. Но тишину больше ничто не нарушает. Она такая холодная и мертвая… Вся дрожа, я встаю с постели и на цыпочках проскальзываю к двери. Конверт средних размеров, и от него исходит запах… да, это же не могут быть галлюцинации? Я принюхиваюсь и улавливаю отчетливые нотки цветочного аромата. Неужели это послание оставила девушка? Пальцы не слушаются, когда я рву плотную бумагу. «Лучше не открывай, пойди с этим к мадам Де Са и потребуй разбирательств!» – твердит внутренний голос, любящий логику и порядок. Вот только вдруг происходящее – чья-то глупая шутка? И я опозорюсь перед мадам, которая знает, что мне выделили полную стипендию. Я не могу такого допустить, поэтому вытаскиваю из конверта напечатанное на компьютере послание: «Держись подальше от Маунтбеттена, маленькая стипендиатка, иначе остатки твоего тела придется отковыривать с каменной дорожки под башней». Но это не все – из конверта выпадает что-то еще. Я наклоняюсь к полу и с удивлением понимаю, что это фотографии. Глянцевая на ощупь бумага, по которой скользят мои потные пальцы. Я вглядываюсь в первую и… теряю равновесие. Не удержавшись на ногах, падаю и больно ударяюсь о стол. Ужас! Ужас! Ужас! Прикрываю рот рукой, подавляя рвущийся наружу крик. Вопли срываются с губ, и я плотнее зажимаю рот.

На пяти снимках изображена Люси Ван дер Гардтс. Точнее, ее окровавленное, изуродованное тело. Я вижу ее мозги в луже крови, неестественно торчащую вверх правую руку. Ее глаза, вытекшие из глазниц, открытый рот и выбитые зубы. Снимки детальные, сфокусированы на каждой части ее тела. Из левой ноги торчит кость, плиссированная школьная юбка задрана и обнажает вывернутое бедро. К горлу подступает тошнота, я хватаю мусорное ведро, и все содержимое желудка вываливается из меня. На оборотной стороне одной из этих фотографий приклеено маленькое послание, напечатанное на компьютере: «Уж поверь, я сделаю из тебя такую же красавицу». А на шестом снимке – фото стены из ванной в Гштаде: YOU ARE NEXT.

Я хватаю первый попавшийся свитер, в тапочках выскакиваю из спальни и, когда за мной закрывается дверь, понимаю, что оставила ключ-карту внутри. Но этот промах не огорчает меня даже на секунду, в комнате я не чувствую себя в безопасности. Мне срочно нужно… нужно… куда бежать? На стене в коридоре висят часы. Три ночи ровно. Маленькая стрелка на трех, большая на двенадцати… Я не знаю, куда несут меня ноги. Но я крепко прижимаю к груди фотографии мертвого тела и бегу по лестнице вниз. Хочется оказаться как можно дальше отсюда. Хочется сбросить с себя весь ужас и страх. Вот только я, напротив, вцепилась в послание и в снимки, боясь выпустить их из рук. Мне нужно уезжать из этого сумасшедшего дома! Но стипендия, мое будущее?

Я выбегаю на улицу, ноги мгновенно промокают. Мои тапки, как губка, впитывают влагу. И прежде чем рациональная часть меня продумывает правильный следующий шаг, я бегу в сторону мужского общежития. Бегу так быстро, как никогда. Во рту появляется привкус крови, и в боку покалывает, но я не останавливаюсь и, лишь оказавшись перед дверьми, понимаю, что у меня нет ключа.

– Селин? – слышу я за спиной.

От неожиданности подскакиваю на месте. Пульс учащается, в глазах на миг темнеет, но я заставляю себя сосредоточиться на подошедшем. Это Этьен. Он снимает с головы капюшон худи и оглядывает меня снизу вверх. Мой красный вязаный свитер весь в катышках, клетчатые пижамные штаны из хлопка под сильным ветром надуваются, словно парашют. Я прикусываю сухие губы и внимательно изучаю лицо парня. Что он делает в три часа ночи на улице?

Взгляд темных глаз падает на конверт в моей руке.

– У тебя что-то случилось? – спрашивает он.

Я надеюсь, что ширины моих ладоней хватит, чтобы прикрыть ужасные снимки. Продолжаю крепко прижимать их к груди. Молча буравлю парня взглядом. А вдруг это он подкинул мне фотографии? Почему он не спит?

– Где ты был? – Я не узнаю свой голос, хриплый и пронизанный страхом, как у загнанного в угол животного.

Я отступаю на несколько шагов и ударяюсь о холодную кирпичную дверь. Затылок больно покалывает. Этьен несколько раз удивленно моргает:

– Что с тобой стряслось?

– Ты не ответил на мой вопрос. – Я с облегчением замечаю, что он стоит где стоял, и не сделал ни единого шага в мою сторону.

– Ты пришла к Уиллу? – Он засовывает руку в карман.

Мне кажется, еще секунда – и он вытащит оттуда огромный острый нож. Не знаю, почему именно так работает моя фантазия, но я столь напугана, что перестаю дышать и с ужасом смотрю, как Этьен медленно вытаскивает ладонь.

– Я тебя не обижу, – почему-то говорит он и трясет в воздухе ключ-картой. – Я открою?

На его пластиковой карте что-то написано, но у меня от страха все расплывается перед глазами.

– Пошли, а то заболеешь, – с тревогой произносит Этьен. – Ты вся промокла и дрожишь.

И лишь сейчас я замечаю, что моя челюсть ходит ходуном, а зубы стучат.

– Если хочешь, я проведу тебя до твоей спальни.

В голосе парня звучит тревога. Видно, что ему неловко и он теряется, однако предлагает мне свою помощь. Но я с ужасом думаю о том, чтобы оказаться одной в своей спальне. Я молча качаю головой, потому что знаю: если открою рот, то просто разрыдаюсь.

– Хорошо, Селин. Пошли согреем тебя. – Он открывает дверь и придерживает ее для меня.

Я быстро проскальзываю внутрь. В здании сухо и тепло. Кончики пальцев моих ног покалывает от холода. Этьен идет вслед за мной, но держит расстояние. Я благодарна ему за это.

– Что у тебя в руках? – все-таки спрашивает он.

Я каменею перед входом в лифт.

Через какое-то время он бросает:

– Понял! Не хочешь говорить – не будем.

Я даже не поворачиваю голову в его сторону. Мы входим в лифт, и я впечатываюсь в самый угол. Этьен озадаченно поджимает губы и держится в стороне. Парень проявляет чуткость, но все же… что он делал в три часа ночи на улице? Откуда шел? Не притворяется ли?

Лифт подает сигнал, что мы прибыли, железные двери разъезжаются, и Этьен жестом приглашает меня пройти вперед. Я выскакиваю и слышу за спиной его размеренные шаги. В коридоре лишь мы вдвоем. Наконец мы подходим к двери. Этьен стучит и, поскольку никто не открывает, прикладывает к ней свой ключ. Я замечаю надпись. Черным лаком для ногтей на карте написано: Alohomora. Этьен ловит мой взгляд, и уголок его губ приподнимается.