м, словно статуя, замирает, а затем я чувствую его руку в моих волосах, и он меня слегка отстраняет.
– Это последствия стресса, – не глядя мне в глаза, шепчет он. – Это не твое истинное желание, – объясняет, как глупому ребенку.
Мне становится стыдно, и вместе с тем приходит осознание.
– Конечно, стипендиатки точно не в твоем вкусе, – вторю я его шепоту. – Тебе не нужно придумывать для меня глупые оправдания.
Уильям смахивает волоски с моего лба и наконец смотрит прямо в глаза:
– Я не нужен тебе.
– Почему? – глупо слетает с губ.
– Потому что я несу лишь смерть и боль, – произносит он, и отчаяние, с которым сказаны эти слова, леденит душу.
Я хватаю его за руки и хочу что-то сказать. Как-то облегчить эту ношу. Но нащупываю шрам на коже, что тянется вниз по запястью. Мои глаза округляются, и я смотрю на него с немым вопросом.
– Не получилось. Не смог, – тихо произносит Уильям и вытягивает свою руку из-под моей. – Всего лишь попытка…
Попытка… самоубийства. Холодящая недосказанность повисает в воздухе.
Дневник Люси
Джонатан Смит – самое банальное имя, которое может быть у человека. Во французском есть выражение: madame tout-le-monde (ту-ле-монд). Оно используется для обозначения обычной, ничем не примечательной женщины, подобно английскому Jane Doe или Average Jane. Джонатан Смит мог бы быть обычным месье tout-le-monde. Ему было пятьдесят с чем-то лет, но он выглядел старше. Он работал дополнительным водителем в семье Маунтбеттенов вот уже двадцать пять лет. Смит был одним из ста семидесяти пяти работников. Жил за городом в поместье, куда господа приезжали лишь летом. Его услугами пользовались крайне редко. Ведь он был тем самым запасным вариантом среди прислуги, которым за все двадцать пять лет воспользовались от силы раз сто. Работа его полностью устраивала: белый доход, оплата страховки, предоставленное жилье.
Смит зачал дочку с легкодоступной горничной, для которой работа у Маунтбеттенов была временной. Она оставила ему ребенка, уехала в Америку воплощать мечту стать певицей, и с тех пор от нее не было никаких вестей. Девочку назвали Луна, и ее очень полюбила экономка мисс Эванс. Именно экономка устроила все так, чтобы Луну отправили на деньги Маунтбеттенов в швейцарскую частную школу… да, в швейцарскую. Подальше от отца, который с годами начал напиваться с самого утра. Алкоголизм – страшная болезнь. Очень многие даже не осознают, насколько люди, страдающие этим недугом, меняются. Экономка всячески прикрывала Джонатана Смита ради Луны. Если бы она знала всю правду, возможно, убила бы его собственными руками. Но никто из персонала, работающего в загородном мануаре, не подозревал, через какие ужасы проходила Луна в период каникул, когда гостила у отца. А даже если бы мисс Эванс знала, возможно, убить Смита ей не хватило бы смелости. Людям часто не хватает смелости. Сужу исключительно по себе. Но я составила план. Для реализации нужно было понять, какие вещества я должна украсть из тайника Шнайдера II. Однажды мы сидели в библиотеке, и я решила, что пора действовать.
– Мы с вами пробовали все натуральное, – начала я издалека. – Интересно, а как насчет историй о передозировке? Что принимают эти люди?
Мое сердце стучало в районе горла, так сильно я нервничала. Всеми силами стараясь сохранить непринужденность, я потянулась и зевнула.
– То, что мы никогда не станем принимать, – мгновенно предупредил меня Уильям.
Я легкомысленно хихикнула:
– Ну все же хотелось бы узнать. Бен, удовлетворишь мое любопытство?
Шнайдер, сидевший на помпезном диване эпохи Людовика XIII, заговорщически поиграл бровями:
– А больше ничего удовлетворить не хочешь?
– Заткнись, – прервал его Уильям и швырнул в него подушку.
Бен закатил глаза. Я знала, что чем старше становлюсь, тем иначе друзья на меня смотрят. Все, кроме Этьена. Он словно не замечал, как мои формы округляются и из несуразных подростковых превращаются в плавные женские. Бенджамин же замечал все. Иногда мне нравилось играть с ним. Напиваться и целоваться, как в последний раз. Но дальше поцелуев мы не заходили. Думаю, он был уверен, что я влюблена в Маунтбеттена. Но это было не так. Рядом с Уильямом я чувствовала, что могу отпустить контроль. Он был из тех, кто проследит, чтобы все было в порядке. Рядом с Беном я боялась отпустить вожжи. Он был гораздо более безбашенным, чем я. Но порой было круто сходить с ним с ума. Если подвести итог, Бен и Уилл мне нравились в общей массе. И только как друзья.
– Ладно. – С лица Бена сползла двусмысленная улыбка. – Что именно тебя интересует?
– Что может вызвать остановку сердца? – как ни в чем не бывало поинтересовалась я и взмахнула длинными ресницами, всем своим видом показывая невинность.
Уильям, сузив глаза, бросил на меня изучающий взгляд. Этьен пропадал в книге, но все же ответил:
– Ты права, ничего из натурального. Тут скорее какая-нибудь кислота.
Бен, пожав плечами, начал перечислять наименования, явно не заметив ничего подозрительного.
– И это все есть у твоего папочки? – прощебетала я.
– Да, но он очень аккуратен. – Бен хмыкнул. – Наш дворецкий – его ситтер.
– Его кто? – недоуменно переспросила я.
Этьен отложил книгу и тоном всезнайки пояснил:
– Чувак, который следит, чтобы все было безопасно.
– Да, – подхватил Шнайдер. – Также в случае чего у нас дома есть отрезвляющие препараты.
– А какая должна быть доза, чтобы остановилось сердце? – Я с безразличным видом изучала свой свежий ярко-красный маникюр.
– Люси, что за вопросы? – тихо поинтересовался Уильям. – А ну посмотри на меня.
Я подняла голову и встретила взгляд серых бездонных глаза. Он так был похож на них… На Маунтбеттенов. Истинный принц. Аристократичные заостренные черты лица делали его красоту холодной и неприступной.
– Просто любопытно, – попыталась соврать я.
Шнайдер принялся считать дозировку, кое-что гуглить. Уильям же пристально смотрел на меня, отчетливо понимая, что это вовсе не праздное любопытство. Я могла обмануть кого угодно, но не его.
В конце лета я по традиции проголосовала за то, чтобы последние две недели мы провели у Маунтбеттенов. В моей сумке по приезде было столько наворованных у Шнайдера II наркотиков, что он, наверное, был бы в шоке, узнав, что его запасы подчистила одна лишь я. Впервые за все годы он отчитал сына и предупредил, что сменил код. На мою удачу, Шнайдер II заметил пропажу лишь в конце каникул, и я успела собрать все, что только можно было. Бен был в недоумении. Мой рыжий друг был недостаточно внимательным, чтобы понять, в чем тут дело. В отличие от Уильяма и Этьена.
– Зачем тебе это все? – спросил Гойар.
Я не стала делать вид, что не понимаю, о чем он. Этьен ненавидел, когда из него делали идиота.
– Баловаться с мальчишками, – подмигнула я.
И он поверил. Гойар порой смотрел на меня как на избалованную дурочку. Думаю, я напоминала ему мать, которая легкомысленно тратила деньги отца-миллиардера и встречалась с альфонсами возраста ее сына. Может, поэтому Этьен засматривался на Луну? Он представлял ее не такой, как мы, богатые бездушные аристократки. Если бы Этьен знал, что в течение года я считаю каждое пенни, потому что родной отец отказывается давать мне деньги на карманные расходы, его мнение обо мне поменялось бы? Но об этом, кроме Луны, никто не знал. Потому что, кроме нее, никто не знал, что это такое – чувствовать себя бедным. Дедушка давал мне свою карточку, но отец отбирал ее. Он бил меня до тех пор, пока я не признавалась, где ее прячу. Это я тоже не могла рассказать никому, кроме Луны. Стыд. Липкий. Отвратительный. Он, словно грибок, заполонил мою жизнь.
Скрывать что-то от Уильяма было сложнее. Он замечал то, на что другие не обращали внимания. Скрытые мною синяки, кровоподтеки. А однажды и вовсе застал врасплох:
– Ты никогда не говоришь об отце.
Я не смогла сдержать потрясения:
– А зачем мне о нем говорить?
Уильям тогда посмотрел на меня так, словно все понял:
– Зачем тебе наркотики, Люси?
– Баловаться с мальчишками, – ответила я в очередной раз, только теперь не получилось сделать это столь легкомысленно.
И я точно знала, Уильям ни капли не поверил в мой ответ. Наркотики мне были нужны, чтобы убить месье ту-ле-монд по имени Джонатан Смит. Я была уверена, что сделаю это без зазрения совести и не мешкая ни мгновения. Я пробралась в домик прислуги и нашла тот самый виски, который пил Джон. План заключался в том, чтобы подсыпать в бутылку все те вещества, что я вынесла из дома Шнайдеров. Стоя на кухне, сверкающе белой и стерильно чистой, я словно зачарованная смотрела на открытую бутылку и сжимала в руках пакетики с дурью. Я не могла заставить себя высыпать их в виски. И ненавидела себя за слабость. Закрывала глаза и вспоминала избитую Луну. Слезы текли по щекам. Мне хотелось для Луны возмездия, но не хватало самого главного – смелости. В той самой кухне меня нашел Уильям. Есть подозрения, что он следил за мной с тех пор, как понял, сколько всего я забрала из дома Шнайдеров.
– Люси. – Он произнес мое имя шепотом.
Я никогда не забуду, как он выглядел в тот день. Весь в черном. Кожа мраморная. Платиновые волосы уложены назад, и пронзительные серые глаза, заглядывающие в душу.
– Он насилует ее, – заикаясь, произнесла я едва слышно. – Избивает и насилует.
Лицо Уильяма потемнело. Челюсть напряглась, вены на руках вздулись. У меня начиналась истерика.
– Я видела, Уилл, его поверх нее. Я слышала ее плач. Видела синяки.
Все мое тело сотрясалось. Пелена из слез застилала глаза, и в какое-то мгновение я лишь смотрела на силуэт Маунтбеттена.