– Она явно была не в духе, – грустно говорю я.
А у самой разбегаются мысли. Значит, Ник сделал это сам… Но фотография… Быть может, кто-то все же сделал снимок и он попал не в те руки? Или это новый уровень травли? Они пытаются запугать меня!
Джоан откашливается, привлекая мое внимание.
– Часто, когда ты бедный, те, что побогаче, пытаются поставить тебя на место, – уже спокойнее произносит она. – И пока ты собой ничего не начнешь представлять, они будут продолжать это делать. Из раза в раз. Вновь и вновь. Ставить тебя на место. Унижать и самоутверждаться за твой счет. Да, ты можешь быть умнее их и лучше. Но пока у тебя нет власти, ты никто. – Она тяжело вздыхает. – Нужна власть, моя дорогая.
– Мне лишь хочется получить диплом, – бормочу я и честно признаюсь: – Я не хочу играть в их игры.
Мы проходим в главное здание и шагаем по длинному широкому коридору, пол которого во всю длину застелен ковром. Алый в цветочек, он выглядит слишком чистым и опрятным для коридора в учебном заведении. Ведь несколько сотен пар обуви ступают по нему ежедневно.
– Его чистят дважды. Рано утром и поздно вечером, – будто прочитав мои мысли, говорит Джоан. – Их дорогущие туфли пачкают его ежедневно, вот только за ними подтирают. Отмывают. Каждое. Пятнышко. – Она достает из кармана жакета железный ключ и открывает огромную дубовую дверь.
Ее кабинет похож на уютную библиотеку. Стеллажи, деревянный стол с резными ножками, лакированное покрытие столешницы переливается в свете ламп.
– Так вот. – Джоан садится в кресло и заглядывает мне в глаза. – За тобой подтирать ничего не будут, Селин. Напротив, тебя устранят, как те самые пятна, что делают тот ковер несовершенным. – Учительница поджимает губы и спрашивает: – Тебе же этого не хочется? Быть устраненной, как грязь?
Я медленно качаю головой.
– Тогда не допускай ошибок и думай на двадцать шагов вперед. – Джоан открывает ящик стола и достает оттуда синюю книгу в твердой обложке. – И обращайся к свету. Как бы тяжело ни было, всегда есть несколько причин для радости. – Ее губы расползаются в слабом подобии улыбки.
Я беру протянутую мне книгу и ладонью провожу по обложке. На ней серебристыми буквами выгравировано: «ЭКСПЕКТО ПАТРОНУМ».
– Патронум…
– Самые теплые, особенные воспоминания. – Я слышу улыбку в голосе Джоан.
Я открываю книгу, и она оказывается тетрадью с нелинованными белыми листами.
– Записывай в этот дневник воспоминания, пронизанные счастьем, – тепло заканчивает Мак-Тоули. – Ведь по итогу это самое главное.
Слышу нотки сожаления в старческом голосе.
– Вы читали «Гарри Поттера»? – Я не могу перестать любоваться дневником.
– Разумеется! Я же британка! – восклицает профессор.
Я прикладываю дневник к груди и крепко его обнимаю:
– Спасибо. – У меня нет слов, чтобы выразить всю благодарность, но очень хочется. – Для меня никто никогда такого не делал, – признаюсь я.
Джоан пристально смотрит на меня.
– Так заставь их, – серьезно произносит она. За секунду ее улыбка гаснет, а в глазах мелькает нечто суровое. – Я была такой же, как и ты, и очень скоро поняла: пусть не любят, главное – чтобы боялись. Ведь тогда они будут уважать и лебезить. – Она впивается в меня взглядом. – В их мире другие правила. Честь, доблесть, добро, милосердие придумали для бедных и глупых, чтобы им было чем тешить свое эго. – Старушка тычет в меня указательным пальцем. – Ты не глупая Селин. Заставь их, но… сохрани человечность – Она замолкает, и ее взгляд опускается на тетрадь в моей руке. – Только не показывай ее никому, кроме страниц дневника, – поучительно заканчивает она. – А теперь вон из моего кабинета. Не имеешь права входить, пока не сдашь мой экзамен и не поступишь ко мне на поток.
Дневник Люси
Луну отправили к дальней тетке, что жила в небезызвестном районе Лондона под названием Ньюэм. Это было непредвиденно… Мне казалось, что мою подругу оставят в особняке Маунтбеттенов и будут продолжать оплачивать обучение, но, увы, этого не произошло. Даже экономка мисс Эванс не смогла отстоять Луну. Скандал в мануаре повлек за собой увольнения, пересмотр персонала, а также тесты на употребление всякого рода веществ среди работников. Луна оказалась последним человеком, о котором вспомнили в сложившейся ситуации. Ее просто отправили к родственнице и забыли о ее существовании. Но не я. Я ждала встречи с ней. И как только настали летние каникулы, я отправилась к дедушке, которому озвучила свое желание погулять по Лондону. Дед удивился, ведь в городе меня вечно преследовали папарацци, забрасывавшие непристойными вопросами о парнях. К тому же я ненавидела ходить в сопровождении охраны. Я также осознавала, что мне никогда в жизни не позволят посетить Ньюэм. Уж слишком славился этот район своей бедностью и преступностью. Гетто… Не место для изнеженной Люси Ван дер Гардтс.
В тот день я впервые в жизни убежала от охраны и спустилась в лондонский андеграунд. Я предусмотрительно переоделась и накинула на рыжие волосы капюшон серого худи, а на глаза нацепила огромные ярко-красные очки. Чтобы только они и привлекали внимание. Это сработало. Меня никто не узнал. Помню свои ощущения… Когда я впервые ступила на улицы Ньюэма, показалось, что я попала в иной мир, чуждый мне по всем параметрам. Узкие улочки были заполнены старыми потускневшими домами с облупившейся краской и покосившимися крышами, что создавало впечатление запустения. Архитектура района несла на себе отпечаток времени: кирпичные фасады, давно забывшие о ремонте, и мрачные многоэтажные здания с разбитыми окнами. Люди, спешившие по своим делам, выглядели усталыми и озлобленными, их лица отражали все тяготы повседневной жизни. На каждом углу встречались лавки и рынки, предлагающие самые разнообразные товары. Еда, индийские вещи, китайская техника… все было перемешано и будто залито грязью. Я видела детей, играющих на грязных улицах, их беззаботный смех контрастировал с суровыми взглядами взрослых. Ощущение отчаяния и безысходности висело в воздухе, пронизывая все вокруг. Шум машин и крики торговцев сливались в один нестройный хор, который только усиливал мою тревогу. Как Луна живет здесь? В этом районе, казалось, даже солнце светило тусклее, как будто боялось проникнуть сквозь густые облака серости и грусти. Я чувствовала себя здесь чужестранкой, словно мое аристократическое происхождение подчеркивало контраст между моим миром и миром этих людей, каждый день сражающихся за свое будущее.
Луна встретила меня на углу обшарпанного кафе. Она так крепко обняла меня, что вся тревога мигом покинула мое тело.
– Говорила тебе, нужно было встретиться в другом месте! – Ее голубые глаза искрились. – Ты бы себя видела со стороны… Что, очень страшно?
– Мне хотелось понять, как ты живешь. Особенно после всех твоих рассказов.
Она пожала плечами и улыбнулась:
– Как-то так! Пошли, покажу, где живу.
И она отвела меня в дом в конце улицы. Крошечные темные комнаты с облезшими обоями и скрипящими полами были заполнены шумом, который производили четверо орущих и бегающих детей. Запах затхлости и сырости создавал ощущение удушья, а обшарпанная мебель, покрытая пылью и пятнами, стояла криво. Окна были прикрыты тяжелыми выцветшими занавесками, едва пропускавшими свет. Дети в измазанной одежде играли с единственной куклой, у которой не хватало руки, и их смех эхом отскакивал от стен. В тот день передо мной открылась иная реальность.
– Не обращай на них внимания, я тут порой выступаю в роли няньки. – Луна безразлично махнула рукой.
– Твоя тетя тебя эксплуатирует?
– Боже, Люси, слово-то какое, – хихикнула Луна. – Поверь, после отца мне ничего не страшно.
Повисло тягостное молчание.
– До сих пор испытываю радость от осознания, что он сейчас в аду.
Луна не знала, что было причиной передоза Джонатана Смита. Точнее, кто. Эта тайна была нашей с Уильямом, и мне не нужны были предостережения, чтобы держать язык за зубами. Луна, как и все, думала, что ее отец умер от злоупотребления. И если кто-то называл это несчастным случаем, то она считала произошедшее счастливой случайностью.
– Ты какая-то слишком загадочная. – Она потрясла ладонью перед моим лицом. – Неужели думала, что мои рассказы об этом месте недостоверны?
– Ты скорее о многом умолчала, – отозвалась я и огляделась.
Дети были непохожи друг на друга. У кого-то более темная кожа, у других раскосые глаза, девочка была вообще голубоглазой блондинкой.
– Они все от разных мужчин, – пояснила Луна и улыбнулась. – Причина, по которой я готовлюсь к A-level днями и ночами. – Она подняла руки и как бы указала на все вокруг. – Школа здесь хреновая, но я занимаюсь дополнительно по учебникам из швейцарской. Одноклассницы присылают уроки и конспекты.
Я слушала ее, пребывая в состоянии легкого шока. Да, я знала, что ее забрали жить в дыру. Но я и представить не могла масштаба нищеты.
– Люси! Посмотри на меня.
Я послушно подняла свой озадаченный взгляд и вгляделась в ее огромные глаза.
– Я справлюсь, – четко произнесла она. – Слышишь? Я тут не останусь.
Не знаю, с кем она говорила в тот момент. Кому именно давала обещание – себе или мне.
– Я нашла академию, куда мы поступим. – Широкая улыбка озарила ее лицо. – У нас есть два года, чтобы собрать рекомендации и не провалить экзамены.
– Академия? – Я присела на покрытый пятнами диван и с любопытством посмотрела на подругу.
– Швейцарская академия, – продолжила она. Ее голос звенел от предвкушения и желания. – В Швейцарии ты будешь вдали от своего отца, и к тому же там большинству плевать, что ты Люси Ван дер Гардтс.
– Я думала о Лиге плюща.
– Академия Делла Росса круче! – Луна взяла в руки старенький ноутбук и открыла вкладку с сайтом академии.