– Я сама все решу.
Почему он вызывает во мне такой ураган чувств? Беспорядок эмоций и ощущений… Страшно хочется убежать от него и в то же время притянуть его ближе… Я действительно больная. Ненормальная.
– Сама?
Я чувствую его выдох на собственных губах и замираю, боясь сделать вдох.
– Вчера ты тоже решила все сама?
Он оглядывает меня прожигающим взглядом, серые глаза останавливаются на моих искусанных губах. Уильям выглядит озадаченным, он смотрит на меня так, будто пытается решить загадку. Разгадать тайну, не дающую ему покоя.
– Я не хочу говорить о вчерашней ночи, – произношу еле слышно и понимаю, что вся дрожу. – Будь добр, сделай шаг назад…
Он все еще смотрит на мои губы. Зачарованно и пристально. Секунды растягиваются. Кажется, время превращается в бесконечность. Стук моего сердца слышен в каждой клеточке тела. Мгновение – и бам! Он моргает. Слегка качает головой и фокусирует взгляд на моих глазах. Что это только что было? Он будто очнулся от видения… Уильям выглядит удивленным, и это сбивает меня с толку.
– Что? – не выдержав, спрашиваю я. – Почему ты так смотришь на меня?
– Могу задать тебе тот же вопрос. Интересно знать, есть ли у тебя на него ответ?
Глаза в глаза, губы в губы… Я понимаю, о чем он, и нет смысла притворяться.
– Я сказала: будь добр и сделай шаг назад. – Голос меня не слушается, дрожит от волнения.
Уильям наклоняется ближе. Я слышу его запах и ощущаю волну тепла, исходящую от него. Он ведет носом вдоль моей щеки и делает глубокий вдох.
– Я все что угодно, Ламботт, – касается мочки уха теплый шепот, – но «добрый» – не тот эпитет.
– Неправда, – глупо срывается с губ, и он замирает у моей щеки. – Ты несколько раз спасал меня, – тихо продолжаю я, – хотя и не должен был. Я не до конца понимаю причину… но все же… спасал.
– Но вот ты здесь, стоишь передо мной и просишь уйти. – Его голос пропитан ядовитой иронией. – Похоже, моя доброта вообще ничто для тебя.
Внизу моего живота начинает покалывать от его шепота и легких прикосновений губ к коже. Он слишком близко. Издевательски нарушает границы дозволенного. Я не выдерживаю и, резко оттолкнув его, выбираюсь из ловушки, в которую он меня поймал.
– Так будет правильнее, так лучше! – торопливо выпаливаю я. – Это все… все так странно. – Обхватываю ладонью шею, пульс скачет вдоль вены, руки трясутся. – Просто оставь меня, ладно?
Не смотрю на него, пячусь, чтобы наконец выйти из-под тени ветвей.
– Хватит нести чушь!
Он совсем близко. Запускает пальцы в пряди моих волос и перебирает их, будто играя. Я цепенею, пытаясь угадать его следующий маневр, но глубоко внутри понимаю, что не смогу предугадать ни одно его действие.
– Тебе идет, – просто говорит он, имея в виду мой высокий хвост.
– Я сказала: оставь меня! – делаю я последнюю попытку остановить Уильяма.
Я не понимаю, что происходит. Все те мгновения, когда мы пересекались, он был… был… добр, как бы глупо это ни звучало. Сейчас же он резок, напорист и вовсе не похож на себя. «Ты не имеешь ни малейшего понятия, какой он!» – кричит внутренний голос. Жила-была глупая девочка Селин, которая выдумала для себя сказку. На роль принца выбрала чудовище и наделила его качествами, которыми оно явно не обладало. Какая несуразица! Какая тупость!
– Прекрати повторять одно и то же!
Его голос звучит спокойно, но я ни капли не верю в его наигранное безразличие. Он как затишье перед бурей.
– Нам ведь нужно пойти в библиотеку и позаниматься, Ламботт. – И вновь ядовитая, злая ирония. – Ты же хочешь попасть на курс к Джоан? – звучит издевательски и унизительно.
Мне не нравится ни тон его голоса, ни то, как он говорит со мной.
– Я сама в состоянии это сделать, – борюсь с собственным страхом из последних сил.
Главное, не показывать свой испуг. Хищники ощущают запах крови за версту.
– Но я дал ей слово. – Он приподнимает темную бровь, всем своим видом демонстрируя, что для него происходящее лишь игра.
– Так возьми его обратно, – шепчу я.
На губах Маунтбеттена расползается холодная улыбка.
– Мое слово имеет вес, Ламботт. – Короткая пауза, и уничтожающее: – В отличие от твоего.
Он играет в нечто безжалостное и бесчеловечное. Та самая игра, правила которой мне не понять. Судорожно пытаюсь сообразить, что же делать. Просьба не сработала, крик тоже. А что, если ответить той же монетой? Циничной, унизительной, жестокой.
– Неужели я новая игрушка в руках избалованного мальчишки? – тихо, но твердо спрашиваю я, копируя его ядовитый тон, и поворачиваюсь к нему спиной, прячась от серых глаз и тех эмоций, которые они вызывают.
Уильям тянет меня за хвост – аккуратно, но с силой, и мне приходится пятиться назад, навстречу ему. Указательным пальцем он ловит мой подбородок и поворачивает мое лицо к своему. Наши глаза встречаются. Его – задорно сверкают предвкушением и любопытством. Мои – наверняка темнее ночи, и в них проскальзывает страх. Возможно, ошибкой было предполагать, что у меня получится переиграть его или хотя бы сделать ничью. Ведь вся сила на его стороне доски.
– Или, быть может, я твоя игрушка? – Он наклоняет голову набок. – Во что ты играешь, Ламботт?
Я несколько раз непонимающе моргаю. Он только что задал мне этот вопрос? Может, мне показалось?
– Как называется эта изощренная игра? – Уильям впитывает каждую мою эмоцию.
– Нет никакой игры, – спешно отвечаю на этот неуместный вопрос. – Никто ни во что не играет… – «Кроме тебя», – повисает в воздухе недосказанное.
– Ни во что? Понятно, – тянет он и даже не скрывает своего недоверия и сарказма. – Интересные у тебя игры «ни во что»… – Уильям качает головой.
Быть может, он так манипулирует? Сводит с ума? Меняет нас местами, делая из меня хищника, а из себя жертву… Мой мозг пытается проанализировать происходящее, но я с таким никогда не сталкивалась. У меня нет ни ответа, ни решения, как стоит себя вести. Я внимательно смотрю в эти серые непроницаемые глаза. Хочется спросить: зачем я тебе? Чего ты от меня хочешь? Но я знаю, ответа на этот вопрос он мне не даст. Его губы лишь загадочно дрогнут в той самой улыбке, что я вижу прямо сейчас.
Молчание затягивается, вместе с тем между нами нарастает напряжение. Еще чуть-чуть, и его можно будет резать ножом. Напряжение его тела, его гнев и злоба. Он хочет мне что-то сказать, но заставляет себя молчать. Замечает каждое изменение в выражении моего лица. Наконец Уильям не выдерживает:
– Как именно ты нашла фотографии Люси с места трагедии?
И вновь наигранное спокойствие, за которым скрывается буря. Я вижу, как вена у него на шее напрягается, а пульс учащается. Мое дыхание учащается тоже.
– Я же рассказала, – сглатываю ком в горле, – мне их подкинули.
Уильям качает головой.
– Хватит врать! – неожиданно взрывается он. Его рука опускается мне на плечо, он требует: – Скажи правду!
Мне становится страшно. Я оглядываюсь, понимая, что сама себя загнала в ловушку с психом. Ветви ивы закрывают нас от возможных свидетелей. Собираюсь с мыслями и, несмотря на предательскую дрожь в голосе, пытаюсь твердо произнести:
– Я не вру.
– Я видел запись с камеры, – холодно цедит Уильям. – К твоей двери никто не подходил, на записи лишь ты, в три часа ночи покидающая комнату.
– Не может быть…
Голова идет кругом. Пытаюсь сфокусироваться.
– Зачем ты мне врешь, Ламботт? – продолжает наседать Маунтбеттен.
В глазах собираются слезы. Нет-нет, не будь столь жалкой, Селин. Но то, как он смотрит на меня, заставляет кровь стыть в жилах. Серые глаза, полные гнева и злости. Эмоции бурлят, не давая здраво оценить происходящее.
– Отпусти меня, – еле слышно шепчу я. – Пожалуйста, просто отпусти.
Мне нужно уйти. Убежать как можно дальше до того, как он… что? Убьет меня?
– Скажи правду, – настаивает Маунтбеттен. Его голос лишен всякого сочувствия.
– Ты сделал это с ней. – Я не слышу себя, стук в ушах громче всех остальных звуков. – А сейчас ты сделаешь это со мной?
Фантазия начинает рисовать возможные способы моего убийства. Он сбросит меня в колодец и скажет, что я покончила с собой, не выдержав натиска учебы? «Глупая заучка испугалась лишиться стипендии» – такими будут заголовки новостей?
– Что ты задумала? Какова твоя цель? – чуть не рычит он и стискивает мое плечо сильнее. – Отвечай!
Его голос вырывает меня из потока кошмарных мыслей. Я заглядываю ему в глаза и не могу поверить, что парень, стоящий передо мной, способен на убийство. Тот самый парень, который вчера прижимал меня к груди и спасал от панической атаки.
– Откуда у тебя снимки? – отрывисто спрашивает он. Его грудь тяжело вздымается.
– Это, должно быть, ошибка, – растерянно бормочу я. – Мне подкинули эти фотографии… Мне правда их подкинули.
– На записи никого, кроме тебя, не было, – чеканит Уильям.
– Я не сумасшедшая, – заикаясь, говорю я. – Мне их подкинули. Я знаю, что видела.
Лицо Уильяма меняется. Он отпускает мое плечо и смотрит на меня долгих десять секунд.
– Подкинули? – тихо, но грозно спрашивает он.
Киваю и облизываю пересохшие губы.
– Подкинули, – отзываюсь эхом.
Несколько мгновений он смотрит мне в глаза, а затем хватается за голову:
– Твою мать! Твою мать! ТВОЮ МАТЬ!
Раз – и удар кулаком о ствол дерева. Два – второй.
– ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! – продолжает он извергать свой гнев.
Знаю, что должна воспользоваться его состоянием и убежать как можно дальше. Мой рассудок бьет тревогу. Вот только он вчера не бросил меня в ванной умирать и задыхаться от страха. Он пришел на помощь. А значит, и я не брошу его тут. Черт бы побрал мою доброту! Я подбегаю к нему и крепко обнимаю со спины.
– Хватит, хватит. – Я утыкаюсь носом в лопатку. – Не надо. – Не выдержав, я начинаю плакать. – Не надо, не надо, не надо, – как заведенная, глотая слова и слезы, шепчу я.
Он замирает. Мышцы его спины напряжены. Кладет руку себе на грудь, где я сцепила ладони.