– Я про кексы… вкусные? – Его голос звучит ниже, а взгляд скользит по моему лицу и останавливается на приоткрытых губах. – Ты немного… испачкалась. – Большой палец опускается на мой рот и слегка растирает покрасневшие и горячие губы.
Я резко отворачиваюсь и слышу его глухой смех:
– Удивительно…
Мне хочется спросить, что именно, но здравый смысл подсказывает, что это не то время и не то место, чтобы проявлять любопытство.
– Еще кексик?
Тарелка с маффинами словно из ниоткуда вновь появляется передо мной.
– Спасибо, – шепчу я по инерции и беру в руки самый пухлый.
Мой хриплый голос вызывает у Бенджамина улыбку.
– Она разговаривает…
Я приподнимаю голову. Лампа на столе подсвечивает его со спины, разукрашивая всю темную комнату тенями и магическим образом подчеркивая его силуэт. Это придает его образу что-то таинственно-завораживающее. Необъяснимое и нереальное. Странные мысли у меня в голове сегодня вечером… Бен будто гипнотизирует своими пустыми бледными глазами. Иначе как объяснить тот факт, что я начинаю есть шоколадный маффин? Покорная и послушная. Не чувствуя ни голода, ни желания, ни вкуса, ни тем более сытости. Лишь пустоту, страх и что-то очень темное, неизведанное, что полыхает в недрах его глаз. Столь запретное, пугающее, греховное. Я и не знала, что столько всего могу прочитать по глазам. Мой взгляд пробегает по его оголенному телу и останавливается на татуировке: змей, выползающий из черепа. У него она тоже есть. Я хмурюсь и вопросительно приподнимаю бровь.
– Да, это символ нашей дружбы, – проследив за моим взглядом, отвечает Бен на немой вопрос. – Идея принадлежала Люси. Эта маленькая мерзавка могла заставить нас сделать что угодно. – Бенджамин качает головой. – И поверь, татуировка пожирателей смерти – самое невинное, что мы сотворили под действием ее чар.
Я не замечаю, как доедаю второй маффин, жадно впитывая каждое брошенное им слово. Люси Ван дер Гардтс стала моим наваждением. Тем самым ребусом, который мне так отчаянно хочется разгадать. Но интуиция подсказывает держаться от этой тайны как можно дальше.
– На твоем месте она бы уже включила мой проигрыватель, – легким движением руки указывает он на патефон. Пластинки стоят одна к другой на прибитой к стене полке чуть выше. – Сняла бы в отместку свою футболку и в одном лифчике пила бы чистый ром… пьяно кричала, что мне ничего не светит, и посылала к черту…
В его тихом голосе столько тоски… Это вносит полный диссонанс в мое видение Бена и наводит на вопрос: а какой же он настоящий? Мы сталкиваемся взглядами. Мурашки бегут по спине. Лучше не знать…
Вокруг так тихо, лишь биение моего сердца эхом отзывается в ушах.
– Ты другая, – разглядывая меня, неожиданно произносит Шнайдер. – И все же я не пойму…
Грубый стук в дверь прерывает Бенджамина, и услышать до конца его фразу мне не удается. Стук мгновенно повторяется. Еще раз и еще. Нетерпеливый, злой. Человек по ту сторону двери не делает передышек, а барабанит по двери что есть силы.
– Вот и цербер. – Бен подмигивает и медленно, будто наслаждаясь происходящим, направляется к двери.
Удары становятся громче.
– Открой. Сейчас же.
«Уильям», – проносится с надеждой у меня в голове. Странно, что он вызывает у меня такие ощущения. Особенно когда звуки ударов становятся такими мощными, что я невольно задумываюсь, почему он до сих пор не выбил дверь.
– Хоть какие-то эмоции, – триумфально провозглашает Шнайдер и наконец отворяет дверь.
– Где она? – Маунтбеттен не ждет приглашения и одним уверенным шагом переступает порог.
Я никогда не видела его в таком бешенстве. Он сжимает и разжимает кулаки. А его взгляд…
– Жива и здорова. – Бен салютует ему в глупой театральной манере.
Уильям сжимает челюсть:
– Потерял футболку?
– Со мной такое частенько бывает. Особенно в компании прекрасных дев, – тянет рыжий.
Видно, что он получает огромное удовольствие от того, что удалось вывести из себя друга. Маунтбеттен наконец поворачивает голову и находит меня сидящей в кресле. Пробегает по мне привычным задумчивым взглядом. Тепло внутри маленьким ростком прорывается наружу. Отчего же я так рада его видеть? Почему мой мозг решил, что рядом с ним я в безопасности? Глупая, ничем не подкрепленная уверенность…
– Ты как? – глухо произносит он.
Я, не зная, что ответить, пожимаю плечами и слабо улыбаюсь. Чувствую себя странно. Будто в вакууме. Голова ватная и не соображает. Но отчего-то я так рада его видеть. В этой сумасшедшей академии он единственно… хотелось сказать «доброе», но он скорее единственно знакомое зло. Отчего не становится менее опасным, лишь пугает меня не так, как другие.
Уильям подходит ближе и, схватив меня за подбородок, резко приподнимает мою голову. Секунды три свинцовые глаза, напоминающие пули, вглядываются в мои карие.
– Что ты ей дал? – тихо спрашивает он, но таким зловещим тоном, что я покрываюсь мурашками.
Я вижу, как желваки на его подбородке дергаются, а морщинка между бровями становится глубже. Шнайдер улыбается во весь рот. Он широко раскрывает руки и плашмя падает на кровать:
– Кексики, Уилл. Твоя игрушка слопала целых два. – Он приподнимает ладонь и оттопыривает два пальца, показывая знак V. Ладонь повернута не от себя… это вовсе не пис[7].
Шнайдер только что послал Уильяма Маунтбеттена.
Глава 21
ВСЕ ПРОИСХОДИТ КАК в замедленной съемке. Уильям хватает Шнайдера за штанину и резким рывком кидает его с кровати на пол. Тело Бена с глухим стуком приземляется на ковер, и я нервно кусаю губу, представляя, как это больно. Бенджамин подскакивает на ноги и толкает Уильяма в грудь.
– Ты с ума сошел! – кричит он.
Маунтбеттен недобро ухмыляется:
– Повезло, что не убил.
– Да ладно тебе! Это же весело! Ты только глянь на нее. – Бен небрежно машет в мою сторону. – Пусть хоть расслабится!
Уильям припечатывает его к стене:
– Еще хоть слово…
– Она даже не смотрела на меня, – хрипло, но с довольной улыбкой произносит Шнайдер.
– Мне плевать. – Уильям отпускает его и отворачивается от друга.
– Ты ревнуешь, – бросает ему в спину Бен. – Хоть себе признайся, мне не нужно быть свидетелем твоих соплей. – Он поднимает руки в знак капитуляции. – Но если хочешь, мы дадим ей право выбора…
Я несколько раз моргаю, пытаясь понять, что со мной происходит. Два парня впиваются друг в друга взглядами, а у меня ощущение, будто я смотрю фильм. Чувство реальности ускользает, губы начинают странно неметь, их покалывает. Я провожу по ним ладонями и не узнаю – моя кожа чувствуется иначе. Вытягиваю руку и внимательно ее разглядываю, стараясь увидеть и осознать изменения.
– Началось, – посмеиваясь, сообщает Шнайдер.
– Я, черт побери, однажды убью тебя, – сквозь зубы выплевывает Уильям.
– От ненависти до любви и обратно – история нашего броманса, – задорно вторит ему рыжий.
Уильям делает несколько шагов мне навстречу и опускается на корточки.
– Все хорошо? – шепчет он, осматривая меня.
– Так спокойно. – Это первые слова, которые приходят на ум, как и мысли о том, какой Уильям красивый.
Широкие брови обрамляют большие, пронзительные и столь задумчивые глаза. Так странно, что они на несколько тонов темнее волос… Черта Маунтбеттенов. Так, по крайней мере, пишет английская пресса. Я приподнимаю руку и провожу ею вдоль его лица. К нему так приятно прикасаться. Отчего-то он хмурится сильнее, когда я провожу указательным пальцем вдоль его прямого, с легкой горбинкой носа.
– Ты ощущаешься иначе, – признаюсь я.
Он молчит. Позволяет мне исследовать свое лицо.
– Дорогие мои друзья! – Веселый тон Бена звонко отскакивает от стен. – Только не в моей спальне, ясно?
Уильям грубо его посылает, чем заслуживает очередную партию смешков.
– Давай руку, Ламботт. – Он протягивает мне ладонь.
Я смотрю на нее несколько секунд, а затем заглядываю ему в лицо:
– Ты же не отпустишь?
Мой вопрос едва слышен, но я точно знаю: он почувствовал мою уязвимость, скрытую в этом простом предложении. Его серые глаза темнеют, взгляд становится хмурым. Он читает меня как открытую книгу, молча берет за руку и тянет вверх. Это и есть его ответ? Нет сил размышлять, достаточно ли мне этого. Да и глупо спрашивать подобное. Я послушно встаю. Крепче стискиваю его руку.
Комната как будто стала шире. Или же у меня кружится голова? Я тру лоб. Становится жарко. Я распутываю галстук и медленно расстегиваю несколько верхних пуговиц белой рубашки. Шнайдер жадно следит за каждым моим движением, в то время как взгляд Уильяма заволакивает темнота. Чувствую, как краснеют щеки.
– Почему вы смотрите на меня как на подопытного кролика? – тихо спрашиваю я.
Несколько раз моргаю и перекидываю волосы на правую сторону, оголяя шею. Даже волосы ощущаются иначе… Мне не хватает воздуха. Уильям впивается в меня взглядом, и его кадык дергается. Я хватаюсь за очередную пуговицу в надежде получить больше кислорода.
– Стой. – Маунтбеттен ловит мою руку.
Его длинные пальцы прохладные в отличие от моих. Я беру его руку и кладу себе на шею.
– Жарко, – шепчу я.
И тут же понимаю, что совершила ошибку. Его касание горячей волной прокатывается по телу. Я делаю глубокий вдох, но не отпускаю. Сосредотачиваюсь на ощущениях. Внизу живота тянет, кожа покрывается мурашками. Уильям делает шаг вперед, и я тянусь к нему. Неосознанно. Поддавшись порыву, что будоражит.
– Знаете, я передумал. Можно прямо в моей комнате. – Глаза Шнайдера горят при виде нас двоих. Его взгляд бродит по моему телу и задерживается на шее. – Черт! – Он качает головой, будто пытается перестать думать о чем-то. Интересно, о чем? – Уилл, я все понял, – не поднимая глаз, произносит Бен и наливает себе щедрую порцию виски. – Будешь?
– Не знаю, что ты понял. – Маунтбеттен устало трет глаза.