– Прости, не могу сделать вид, что слепой… – ехидничает Бен.
– Черт! Я же попросил тебя довести ее до комнаты, – хрипло срывается с губ Уильяма, и он отступает, аккуратно освободив из моей хватки свою кисть.
– А я что сделал? – Губы рыжего расползаются в гадкой улыбке.
– До ее комнаты, – цедит Уильям.
– Ты не уточнял… – Шнайдер одним резким движением вливает в себя все содержимое стакана.
Я не совсем понимаю, что тут происходит. Несколько раз моргаю. Свет лампы играет тенями, и комната будто кружится в танце. Это странным образом завораживает.
– Уильям! – зову я. – У меня, кажется, кружится голова…
Ловлю его обеспокоенный взгляд.
– Что с кексами?
– Они из Амстердама. – Шнайдер опрокидывает очередную стопку и берет с тарелки шоколадный маффин. – Угощайся.
– Что в них было?
– Шоколад. – Бен улыбается и откусывает большой кусок кекса. – Ты же знаешь, я не любитель других сладостей. Кстати, говорят, шоколад – настоящий афродизиак. – Он поигрывает бровями. – Не благодари, Уилл. Как я и сказал, она уплела целых два… Тебя ждет потрясающая ночка.
– Если ей станет плохо… – чуть ли не рычит Маунтбеттен.
Бен перебивает его и равнодушно качает головой:
– Наутро проснется как новенькая. Только не смешивай с алкоголем. – Он вновь наливает стопку виски и опрокидывает ее. – Хочу забыться, – поймав мой взгляд, объясняется Шнайдер.
Я слышу каждое произнесенное им слово будто откуда-то издалека. Это сон, снисходит на меня озарение. И я начинаю громко смеяться. Боже, и приснится же такое… Смех сотрясает мои плечи и вырывается из легких и горла, даря освобождение от скованности, тревоги и страха.
– Красивый смех. – Шнайдер смотрит на меня исподлобья, и его глаза сияют. – Разве мы слышали его до этого вечера, Уилл?
Маунтбеттен молча буравит меня взглядом.
– Пошли, Ламботт, – берет он меня за руку.
– Подожди. – Шнайдер подходит ближе.
Я вижу маленькие бисеринки пота на его бледной, покрытой веснушками коже. Он подходит ко мне вплотную и делает глубокий вдох:
– Может, она хочет остаться. – Его хриплый голос запутывает узел внизу моего живота. Спокойным движением он протягивает Маунтбеттену полный стакан виски. – Что, трусишь?
Уильям закатывает глаза и неожиданно для меня залпом выпивает содержимое стакана:
– Она не хочет оставаться с тобой. – Тон уверенный, не терпящий возражений.
– Ты в этом так уверен? Она уже сделала выбор?
Что-то темное и хищное волной вырывается наружу и становится почти осязаемым. Бенджамин обходит меня и резким рывком припечатывает к своему телу мою разгоряченную спину. Его дыхание обжигает кожу, когда он ведет носом вдоль моей шеи.
– Как ощущения? – шепчет он и прикусывает мочку уха.
Становится невыносимо жарко. Я отчаянно ловлю ртом воздух. Свинцовые глаза Уильяма кажутся совсем черными. Он делает неспешный шаг в мою сторону и опускает руку на талию. Стирая все пустое пространство между нами, он притягивает меня к себе. Грудь к груди. Глаза в глаза. Делаю глубокий вдох и теряюсь в запахах. Морской и слишком терпкий, исходящий от Шнайдера. Лесной, загадочный и притягательный – от Маунтбеттена. С ума сойти можно… Я в ловушке двух крепких тел. Жар, исходящий от них, испепеляет.
– Поверни голову вправо, – шепчет, словно змей-искуситель, Бенджамин.
Я не слушаюсь. Не в силах пошевелиться. Одно неверное движение, и я сгорю прямо здесь и сейчас. Моя грудь вздымается в тяжелом, сбивчивом дыхании. Зрение, осязание, вкус, слух, обоняние – все пять чувств ощущаются абсолютно иначе, словно я пользуюсь ими впервые. Теряюсь в томлении внизу живота, в адреналине, что будоражит кровь, в страхе, что усиливает все ощущения в миллион раз. Я словно иду по канату, а внизу метров сто. Вся глупая и нелепая шелуха растворилась. Эмоции обострились, прорезая меня до самой глубины.
Уильям молчит. Внимательно изучает выражение моего лица. Касания Бенджамина заставляют меня хмуриться. Он кладет руку мне на подбородок и все же поворачивает мою голову вбок. Я упираюсь взглядом в длинное зеркало в черной лакированной раме.
– Нравится то, что ты видишь? – искушающе шепчет он.
Я смотрю на наше отражение. Зажатая между двух мужчин. Один перебирает пальцами мои волосы, другой же пристально вглядывается в глаза, изо всех сил желая прочитать душу. В серых потаенных глубинах скрывается буря. Неистовая, безумная, сводящая меня с ума… Он будто кричит, не произнося ни слова. Тихо, безмолвно требует сделать выбор, не понимая, что выбора у меня нет.
Шнайдер опускает влажные губы мне на шею, туда, где трепещет ритм моего сердца. Он вдыхает мой запах.
– Вкусная, – срывается с его губ.
Хватка Уильяма на моей талии становится железной. Он впивается пальцами в тонкую кожу. Пролетает мысль: точно останутся следы. Но это сон. Сны исчезают с уходом ночи, оставляя после себя пустоту и смутные воспоминания. Сны нереальны. Во снах можно все. Свинцовые глаза полыхают. Уильям горделиво приподнимает подбородок. Он ловит мой взгляд и нахально выгибает правую бровь. Сглатываю нервный ком. Чего ты хочешь от меня? Вопрос вертится на кончике языка, но я слишком поражена ощущениями, чтобы спросить подобное здесь и сейчас. По телу бегут мурашки.
Маунтбеттен сокращает расстояние между нашими лицами и шепчет мне в губы:
– Каков твой выбор?
Он все-таки задал ненавистный ему вопрос. Произнес его вслух. Чего же ему это стоило? Я сохраняю молчание. У меня нет выбора…
Горячее дыхание обдает кожу. Клянусь, я слышу рычание. Все, о чем я могу думать, – это его губы. Скольжу взглядом по подбородку… коленки слабеют от одной мысли. Во сне можно, шепчет внутренний голос. Не будет никаких последствий и чувства стыда. Все останется лишь в твоем сознании. Мысль раскрепощает, дарит крылья, свободу, и я наконец могу быть честна с собой и со своими желаниями.
Я приникаю ртом к его рту. Горячий влажный язык стремительно переплетается с моим. Чистое сумасшествие. Непоколебимое. Стремительное. И такое завораживающее. Он так жадно целует меня, словно сорвался с цепи. Но я отвечаю ему тем же. Эмоциям нужен выход. Он запускает пальцы в мои волосы и оттягивает их вниз. Я тяну голову вверх, и он нежно кусает мою нижнюю губу. Мой запретный плод поистине сладок…
Я чувствую, как Уильям отталкивает Шнайдера, и смех Бена истерически разносится по всей комнате.
– Так и знал, что все закончится именно этим, – пьяно тянет он. – Но все равно было весело.
Уильям прекращает поцелуй. Я тянусь за его ртом, но он отстраняется. Ловлю его едва уловимую улыбку и читаю отголоски горделивой победы в глубине серых глаз. Он переводит стремительный взгляд на Шнайдера, и выражение его лица темнеет.
– Тронешь ее еще хоть раз… – Собственничество и ревность прикрыты наигранным спокойствием, но я слишком хорошо его знаю, чтобы упустить этот шквал эмоций. – Пеняй на себя, – заканчивает он механическим голосом.
Шнайдер наливает очередную порцию виски и глухо посмеивается в стакан:
– Маунтбеттен. Все было честно. Выбор сделан. – Он подмигивает мне и, слегка пошатываясь, направляется к своей кровати. – У меня последняя просьба. Валите отсюда и закройте за собой дверь.
Дневник Люси
Гойар, Шнайдер и Маунтбеттен должны были поступать в Кембридж, в Тринити-колледж. Следуя по стопам своих родителей, они продолжали традицию, тянувшуюся с основания колледжа в 1546 году. Но эта цепь поколений оборвалась, и виной тому была я – Люси Ван дер Гардтс. Как? Точно так же, как Анна Болейн соблазнила короля Генриха VIII, я решила соблазнить Шнайдера. Я знала о его чувствах ко мне. А также начинала осознавать силу сексуального влечения. Мужчины – животные. Они гораздо более подвластны банальным инстинктам…
Это были зимние каникулы. Я все рассчитала, и у парней еще было время подать документы в академию. Маунтбеттен, Гойар и Шнайдер – они были мне нужны, ведь являли собой мою силу.
Каникулы проходили в одном из поместий Шнайдера. Я помню массивные балки потолка его спальни, что бросали тени на стены, освещенные тусклым светом лампы на прикроватной тумбочке. Бархатные занавеси плотно закрывали окна, не давая холодному зимнему воздуху проникнуть внутрь. Мягкие подушки и теплое пушистое одеяло, в которое проваливались мои коленки.
Мы напились, время было три ночи. Привкус виски с колой был на моем языке, а в носу стоял запах Бена. Я сидела поверх него почти раздетая. В коротких шортах и топе. Наши губы сливались в поцелуе.
– Люси, – пьяно бормотал он, его руки бродили по моему телу. – Я хочу большего.
Я затыкала его рот своим языком, но ерзала сильнее на выпуклой промежности. Мне нужно было свести его с ума.
– Как жаль, что мы не поступим в одно место, – между поцелуями ныла я и вела ладонью по его гладко выбритой щеке.
Я видела, как пьяный взор Шнайдера затуманивался страстью и желанием. Он допил очередной коктейль. Не помню, какой по счету. Я вновь прильнула к нему в поцелуе, а он забрался рукой мне под майку, мягко обхватив голую грудь. Мой пульс участился, от страха сжался желудок. Потребовалась вся сила воли, чтобы ужас и смятение не отпечатались на моем лице. Меня пугало, когда мужчины меня касались… и это не проходило, как бы сильно я ни старалась.
– Нет-нет, Бен. – Я покачала указательным пальцем перед его носом.
Моя игра была на высоте или он был слишком пьян, но смену моего настроения Бен не заметил. А вот я обратила внимание на изменение его состояния.
– Почему? – резко и злобно спросил он, повышая голос. – Сколько еще я буду просто дрочить на тебя?
Вся мужская суть вылезла, подумала я. Но это не было для меня чем-то удивительным. Я выросла с ними и знала пороки каждого.
– Где твои джентльменские манеры? – Я в шутку стукнула его по плечу. – Вот буду учиться в академии, найду там какого-нибудь гребца…