– Плохо спала?
Серебристые глаза впиваются в мои. Ощущение, что в легких не осталось кислорода.
– Типа того…
– Бывает.
Я несколько раз моргаю. Пытаюсь всеми силами сбросить с себя наваждение. Его губы… Нежность и власть. Уильям на коленях передо мной. Мысли роятся. Становится слишком жарко. Румянец бежит по шее, окрашивая щеки в огненно-алый.
– Какого цвета твое платье? – откашливаясь, спрашивает Уильям и отводит взгляд.
С меня будто спадает заклятье.
– Платье? – глупо переспрашиваю я, полностью выбитая из колеи.
– Осенний бал.
– Я не планировала…
– Мы пойдем вместе.
Очередная сброшенная им бомба застает меня врасплох.
– Мы? – Я непонимающе хмурюсь.
– Мне нужно подобрать цветы в тон твоего платья.
– У меня нет платья…
– Тогда придется купить.
– Я не планировала идти на бал, – пытаюсь внести ясность.
– Планы имеют свойство меняться. – Уильям подмигивает. – И да, нам стоит поторопиться. – Он стучит указательным пальцем по часам на запястье. – Тебя ждет… урок, – тихо, завораживающе произносит он. Серые глаза находят мои, в них плещется огонь. – Сегодня нам необходимо изучить Людовика Пятнадцатого и его любовницу…
– Жанну Дюбарри, – заканчиваю я за него.
Мое сердце так часто бьется в груди, что становится страшно.
– Что, не нравится тема? – Уильям изучает меня.
– Все хорошо. – Я прячусь от его назойливого взгляда за волосами.
– Я могу преподать тебе что угодно, Ламботт, – отзывается он. – Лишь попроси.
Неужели это был не сон? Боже! Нет-нет. Не может быть! Я просто схожу с ума. Я вижу и слышу то, что Маунтбеттен не подразумевает. ЭТО. БЫЛ. СОН.
– Спасибо, – мой голос сипит. – Мадам Дюбарри – отличная тема.
Маунтбеттен пожимает плечами, уголок его губ слегка приподнимается в дразнящей улыбке.
– Достаточно сексуальная?
У меня земля уходит из-под ног, и я слегка пошатываюсь.
Уильям ловит меня за локоть:
– Спокойно, Ламботт. Мы всего лишь подготовимся к экзамену.
Дневник Люси
Лето после окончания школы. То самое время, которое запомнилось пьяными вечерами, солнечными днями и радостью оттого, что мы поступили. Луна и я были зачислены в закрытую швейцарскую академию Делла Росса, в которой уже год проучилось трио: Маунтбеттен, Шнайдер и Гойар. По случаю поступления в особняке Шнайдера на юге Франции было выпито много шампанского…
Помню, как мы сидели на высоком мысе, откуда открывался вид на море. Была ночь, и серебристый свет луны жемчужной дорожкой сверкал поверх спокойных, умиротворенных волн. Звезды сверкали так ярко, как нигде и никогда. Казалось, можно поднять руку и поймать крохотный огонек – настолько близкими они казались. Под ногами ощущалась трава и холодная земля. Я босая, в коротких джинсовых шортах и футболке Шнайдера. Он смотрел на меня влюбленными глазами. Я улыбалась ему и делала вид, что не замечаю, как он раздевает меня взглядом.
Этьен и Уильям отпивали из бутылок пиво и спорили о теории относительности. Задроты. Я приподнялась с земли, подошла к самому краю утеса и посмотрела вниз. У меня перехватило дыхание.
– Сколько метров лететь вниз? – спросила я, чувствуя, как парни позади замолкли.
Легкий ветер развевал мои длинные волосы, успокаивая разгоряченную после жаркого дня кожу. Я закрыла глаза, позволяя ему ласкать меня.
– Метров тридцать, – отозвался Шнайдер.
– Максимум десять, – качнул головой Этьен.
Я слышала напряжение в их голосах.
– Можешь отойти от края, Люси? – тихо попросил Бен.
Я обернулась и громко расхохоталась:
– Вам страшно, да?
Гойар и Шнайдер смотрели на меня как на сумасшедшую. И лишь уголок губ Маунтбеттена приподнялся в легкой улыбке.
– Ни капельки, – произнес он расслабленно. – Давай прыгай.
Я застыла на краю, вглядываясь в его глаза, в которых искрилось пламя безумства.
– Тебе страшно, да? – вернул он мне мой же вопрос и сделал очередной глоток пива. Капли стекали по запотевшему стеклу.
– Ты хочешь, чтобы я прыгнула?
– Не глупи, Уилл, – тут же встрял обеспокоенный Шнайдер. – Святое дерьмо, сделай шаг назад и отойди от края, Люси.
Но голос Бена звучал словно эхо. Все мое внимание было сосредоточено на Уильяме, который продолжал с вызовом смотреть на меня.
– Тебе же хочется!
Словно змей-искуситель. В этот момент я вспомнила, что в детстве у Уильяма был питомец. Огромный черный змей. В тот момент я подумала, что это многое о нем говорило. Из всех животных, которых мог выбрать восьмилетний мальчик, он выбрал именно его. Жирного, огромного, с резными, словно смола, чешуями. А затем отпустил его в саду поместья своего деда… Прислуга боялась ходить в этом саду, но змея с тех пор никто не видел. Возможно, он до сих пор живет в огромном лесу Маунтбеттенов. Выживает, охотясь. Прямо как его хозяин.
– А тебе? – Я знала, что в эту игру можно играть вдвоем. – Тебе не хочется? – спросила я сладко-сладко и облизнула пухлые губы.
Уильям хмыкнул и встал с земли. Он был таким высоким, выше Этьена и Бена. Генетика Маунтбеттенов.
– Хочется, – признался он и подошел ко мне, встав близко-близко к краю.
Шнайдер и Гойар переглянулись.
– Вы психи? – раздраженно спросил Бен и тоже приподнялся. – Вы же разобьетесь.
– Там, внизу, камни, при падении можно стать инвалидом, – занудно протянул Этьен.
Уильям смотрел только на меня:
– Если я прыгну, ты следующая.
Я посмотрела вниз. Волны ударялись о скалу и закручивались в пену. Страх сжал горло.
– Ты не прыгнешь, – прошептала я, и, кажется, мой шепот утонул в шуме моря.
Он лишь улыбнулся, прежде чем отойти и с разбегу сигануть вниз. Крик застыл где-то в моем горле.
– Твою мать! – заорал Бен и подбежал к краю.
Этьен замер на земле, как будто его заморозили. Я вглядывалась в воду в надежде увидеть Уильяма. Секунды текли непривычно долго. Стук моего сердца отзывался в ушах, а живот скрутило от страха. Он не появлялся. Тошнота подступила к горлу. Наконец он вынырнул и махнул нам рукой. Клянусь, я слышала его громкий раскатистый смех, что смешивался с шумом волн.
– Он жив, – сипло сказал Шнайдер, и Этьен будто отошел от заклинания. – Больной ублюдок, – выругался рыжий.
Да… больной… бесстрашный… ублюдок.
Я сиганула вниз за ним. Это был секундный порыв, я не позволила страху взять верх. Я летела с закрытыми глазами, ощущая, как ветер хлестал по лицу. Это длилось мгновение. Ледяная вода накрыла меня с головой. Словно миллион острых ножей вонзились в мою плоть. Адреналин кипел в крови, а изо рта пузырьками вырвались остатки воздуха. Я распахнула веки и обнаружила себя в кромешной тьме. Соленая вода заполнила рот и нос, жгла глаза. Мне срочно нужно было плыть наверх, и я бросила остатки сил на этот рывок. Вынырнула и сделала жадный вдох. Воздух ощущался благословением. Я громко кашляла, выплевывая морскую воду, но я была жива. Жива как никогда.
– Люси! – услышала я крик Уильяма.
Он сидел на огромном камне, омываемом волнами. Я поплыла к нему. Громкий воинственный крик Шнайдера прорезал тишину вокруг. Вода всколыхнулась, и крик пропал, но Бен тут же вынырнул. За ним прыгнул Этьен. Он не кричал, но я была уверена, что Гойар мысленно проклинает нас за эту глупость.
Бенджамин плавал быстро, он настиг меня за пару минут и позволил зацепиться за его спину. Так мы добрались до камней. Уильям протянул мне руку и помог сесть. Было холодно. Вчетвером мы молча дрожали и разглядывали друг друга. В глазах каждого горел вопрос: «На хрена?» Но ответа у нас не было.
– Вы два психа, – нарушил тишину Этьен.
В его темных глазах полыхало раздражение. Он редко злился; казалось, ничто вокруг не может вывести его на эмоции. Но прыжок с тридцатиметровой скалы с этим справился.
– Вы тоже психи, – заикаясь, ответила я.
– Значит, мы друг друга достойны, – подвел итог Уильям.
– Мы типа банда? – рассмеялся Шнайдер.
Уильям качнул головой. Гойар закатил глаза. А я заглянула в лицо каждого из них, и неожиданно меня осенило.
– Нет, мы не банда.
– А кто тогда? – Бен выпятил губу, словно обиженный ребенок.
– Мы пожиратели смерти. – Это описание подходило нам больше всего. Олицетворение наших душ и желаний.
– Пожиратели смерти?
– Именно. – Мое сердце гулко стучало в груди, глаза горели. – Нарушители правил, полные психи… И нам нужны татуировки, – произнесла я.
Парни переглянулись. Этьен, на теле которого уже было множество рисунков, неожиданно улыбнулся. Татуировки были его личным бунтом. Он как бы напоминал высшему обществу, что он – не полный аристократ. Что у него, в отличие от нас, есть свобода. Он и правда был свободнее нас всех.
– Я, кажется, знаю, где сотворить эту шалость, – произнес он.
– Вы же не всерьез? – подал голос Уильям.
– Ваше высочество, вам страшно? – Я нахально подмигнула ему.
Он приподнял голову и встретился с моим задорным взглядом. Было ощущение, что у меня в руках веревочки, а они мои марионетки. Я точно знала, что сказать, на что надавить…
– К черту, – сдался Уильям, не выдержав моей насмешки. – Хочешь тату?
– Да.
– Значит, они будут, – произнес он королевским тоном.
В тот вечер трое парней сделали себе абсолютно одинаковые татуировки. На внутренней стороне предплечья, чуть выше запястья. Там, где и должен был быть символ. Я же спрятала свою на ребре, подальше от отцовских глаз. Это был череп, изо рта которого выползала змея. Этот череп был символом нашей безнаказанности, вседозволенности и сумасшествия. Череп был символом той жизни, что я мечтала прожить. Грешно. Свободно. Властно.