Я перебиваю, выставив перед ним руку в царапинах, и указательным пальцем показываю на шею.
– Видишь мое горло? – кричу я. – Видишь синяки? Поверь, я понимаю, насколько все это ужасно. Я осознаю, что это не академия, а чертов сумасшедший дом. – Замолкаю, чтобы набрать в легкие побольше воздуха. – Но я не могу себе позволить вернуться обратно. Это мой золотой билет! И вам не понять важность этого шанса!
Этьен пожимает плечами:
– Думаешь, ты первая стипендиатка, которую мы знаем? Почему вчера мы не подняли на уши всю академию и сами искали Луну?
Луна… Голубые глаза, полные ужаса, и крик: «Ты следующая!»
– Как она? – хрипло спрашиваю я.
– Отсыпается в моей комнате, я накачал ее успокоительными и снотворным.
– Как ее голова?
– Рана большая, но не глубокая, – отзывается Уильям.
– Думаете, Люси… – Замолкаю, не в силах произнести вслух бред, что кипит в голове с самого утра.
– Невозможно. Мы все видели ее тело, – не глядя мне в глаза, шепчет Этьен. – Луна потеряла грань между сном и реальностью.
Я обхватываю руками шею. Воспоминания о том, как она душила меня, вызывают озноб.
– Такое случается часто? – тихо спрашиваю я. – Что, если именно она?..
Этьен резко поднимается с места:
– Нет. Я был с ней в ту ночь. – Темные глаза прожигают меня насквозь. – И если тебе не нужна помощь по искусствоведению, то я пойду.
Этьен Гойар не так часто выходит из себя. Но каждый раз он словно затишье перед смертельной бурей. Он хлопает дверью так сильно, что сотрясает стены.
– Он может ее покрывать? – тихо спрашиваю я.
Вспоминаю предостережения Шнайдера, чтобы я заперла дверь и никому не открывала. Он четко дал понять – даже Луне. Уильям молчит. Подходит ко мне вплотную и кладет ладонь на щеку, кончиками пальцев пробегая по коже.
– До знакомства с тобой я бы ответил твердо и не задумываясь: нет.
От его взгляда у меня перехватывает дыхание. Что-то очень темное, пугающее скрывается в недрах серых глаз.
– А сейчас я понимаю, что, скорее всего, ответ – да, – шепчет он мне в губы.
Глава 33
Я СТОЮ ПЕРЕД ПРОФЕССОРОМ де ла Фонном. Он надушился так сильно, что хочется проветрить помещение. Знаменитая трость все так же красуется в его руке.
– Вот заданное вами эссе, – протягиваю ему папку.
– Мадемуазель Ламботт, сказать, что я удивлен, – это ничего не сказать, – ехидничает профессор в своей привычной высокомерной манере. – Я думал, вы попросите больше времени, а вы, оказывается, закончили. – Он забирает мою работу. – Надеюсь, что не увижу там халтуру!
– Нет, что вы. Уильям отвез ее в Париж, – доносится до нас голос, полный яда, принадлежащий Софи или Стефани. – Должно быть, показал своей грязнокровке Лувр. Пытается образовывать тебя, да?
– Не завидуй так громко! – кричит на всю аудиторию Шнайдер.
Профессор при упоминании имени Маунтбеттена выпрямляется и чинно расправляет плечи:
– Уверен, Ламботт, ваша работа меня очень порадует.
Я еле сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза, но решаю принять правила игры. Смотрю в глаза учителя и выдавливаю из себя вежливую улыбку:
– Очень надеюсь.
Позади меня довольно хмыкает Бенджамин.
– А ты не настолько потеряна для этого мира, как я предполагал, – шепчет он мне на ухо.
Повернув голову, я встречаюсь взглядом с его огромными зрачками. От голубых глаз осталась лишь тонкая, едва уловимая радужка.
– Мне нужны очки? – шепчет он, и его губы расползаются в ленивой улыбке.
Киваю. С видом поп-звезды он достает из рюкзака солнцезащитные очки «Диор» и цепляет их на нос.
– Спасибо, Ламботт. Если что, твоя нянечка на сегодняшний вечер – я.
– А как же Этьен? – Я внимательно изучаю Шнайдера. – Ты же под чем-то, – произношу едва слышно.
Бенджамин хмыкает:
– Тебе не повезло, Гойар нянчит другую! И не боись. – Его голос понижается до писклявого шепота. – Я чаще всего под чем-то, – кривляется он, пародируя меня.
– Вечер будет долгим, – вздыхаю я.
– И веселым!
– Нет, – качаю головой под веселый смех Шнайдера.
– Хотя я, скорее всего, вырублюсь, – признается он, – что странно… Ну, нам бы не помешало скрыться в моей спальне. – Он кладет мне руку на плечо и ведет к выходу из аудитории. – Голова начинает кружиться, – поясняет Бен.
Мы проходим мимо группы студентов, которые при виде нас резко перестают шептаться.
– Все только и обсуждают вашу поездку в Париж, – поясняет Шнайдер. – Уильяма так давно не видели в компании девушки, что вся пресса сошла с ума. Многие каналы продолжают писать, что вы до сих пор там и вас видели во всех самых романтичных уголках столицы Франции!
Липкие взгляды преследуют нас до самого выхода.
– Как вам не надоедает быть всегда в центре внимания?
Шнайдер резким движением стягивает очки и смотрит на меня затуманенным взглядом:
– Не надоедает? – Он качает головой. – Порой мне кажется, что я окончательно спятил, настолько этот мир ненормальный! И люди в нем больные!
– Это, должно быть, сложно…
– Сложно? – Бен закатывает глаза. – Тут крыша поедет у кого угодно. – Он замолкает, выражение его лица становится серьезным, а в глазах читается боль. – Вчера, когда Луна сказала, что видела Люси… – Он запинается, словно пытается подобрать слова. – На мгновение я ей поверил.
Уверена, мои широко раскрытые глаза кричат громче всех слов в мире. Бен, считав выражение моего лица и хмыкнув, произносит:
– Именно, стипендиатка. Похоже, у меня шизофрения. Но клянусь, я тоже вижу ее. Слышу ее… и она шепчет мне те самые слова… – Он облизывает пересохшие губы и резко заканчивает: – Ты следующий!
Холодная дрожь прошивает затылок, руки начинают трястись.
Бен отмахивается от меня как от назойливой мухи:
– Не бери в голову, ладно? Я же дурью балуюсь! Мне что угодно померещится. – Пауза, и хитрая улыбка расползается по его лицу. – Например, ты голая. – Он поигрывает бровями. – Только не сообщай об этом Маунтбеттену. – Шнайдер обращает свой взор на ненавистную церковную башню. – Последний раз наше соревнование закончилось плачевно. Девушка, которую мы не поделили, сиганула оттуда вниз. – Он оглядывает меня сверху вниз. – Тебе бы не хотелось повторить этот трюк, правда?
Я медленно качаю головой. От страха холодный тугой узел сжимается в животе. Стоит ли сказать ему, что он не единственный сумасшедший? Что, похоже, мы все спятили…
Церковная башня выглядит как обычное каменное здание при академии. Но во мне это строение вызывает леденящий ужас и желание снести его. Камень за камнем. Разрушить наследие Люси Ван дер Гардтс.
Дневник Люси
Свитера с горлом помогали скрывать шею и побои на руках. Но лицо… Я замазала синяки как смогла. Новый год мы должны были праздновать в мануаре у Маунтбеттенов. Только поэтому отец выпустил меня из дома. Гости собрались со всей Англии. Я не помню ни как выглядела елка, ни какой был подан ужин. Только лишь что нам четверым удалось улизнуть в крыло Уильяма. Я обессиленно села в помпезное кресло в игровой комнате и закрыла глаза.
– Люси, что случилось? – подошел ко мне Уильям.
Выглядел он обеспокоенно и даже не скрывал этого, хотя носить маски умел мастерски. Парни играли в приставку, и я думала, что они не замечают меня. Но оказалось, что все внимание было направлено исключительно на Люси Ван дер Гардтс.
– Ничего, – прозвучал в комнате мой привычный ответ.
Ложь. Которая давалась легко и в которую в тот вечер никто не поверил.
– Я позвал Луну, – тихо сказал Маунтбеттен, и уголок его губ слегка приподнялся. В глазах теплилась надежда, что, услышав это, я обрадуюсь.
И он был прав. Я была рада. Вот только поделиться своей радостью не могла, лишь кивнула и уставилась в стену.
– И когда она придет? – подал голос Этьен.
По комнате разлетелся звонкий женский голос:
– Я уже тут!
Я медленно повернула голову ей навстречу. В отличие от меня, она излучала свет. Теплый, уютный, что согревает. Увидев меня, она потускнела, и мне захотелось закричать: «Нет-нет, не смей! Сияй!» Вот только вслух я ничего не произнесла. Не было сил. На глазах выступили слезы, когда она подлетела ко мне и крепко обняла. Комната погрузилась в молчание, пока я содрогалась на плече Луны и размазывала по ее красивому платью сопли. Шнайдер почесал затылок и нахмурился. Он хотел мне помочь, но не знал как. Или же его злил тот факт, что Уильям подумал обо мне и позвал Луну, а он докучал мне своими глупыми шутками весь вечер за ужином. Да, Бен не был столь чутким, и поэтому порой казалось, что он любит вымышленный образ меня, который сам же и создал. Ведь меня настоящую он вовсе не видел.
– У меня есть кое-что запрещенное, но для этого нас не должны беспокоить часов восемь, – наконец произнес он.
Это было единственное, что он мог мне предложить.
– Это то, о чем я думаю? – От надежды в моем голосе всем вокруг стало не по себе.
А мне нужна была эта таблетка от реальности. Остро необходима. И плевать я хотела, как это выглядит со стороны.
– Может, сейчас не лучшее время? – начал было Уильям.
– Лучше не придумаешь, – отрезала я и, встав с кресла, подошла к Бену. – Дай. – Я протянула руку.
Ткань на рукаве неудачно собралась у локтя, открывая всеобщему взору огромный синяк темно-синего и фиолетового оттенков. Он был размером с чайное блюдце. Возможно, Шнайдер впервые увидел нечто подобное. Его лицо исказилось от ужаса.
– Боже, Люси! – Бен аж подскочил с дивана. – Как это… что это…
Его голубые глаза растерянно смотрели на меня. Сначала в них мелькал страх, затем ненавистная мне жалость. Но я молчала. Ничто не могло заставить меня начать говорить о том, что случилось в моем родном доме.