– Что такое, Настя? – В мою комнату врывается запыханный ураган в бигудях.
– Вот… тут… пятно… – тыкаю обескровленным пальцем в замызганную чем-то ткань.
– Ай! Я думала, что-то серьёзное случилось! – махнув на меня рукой с недокрашенными ногтями, она собирается уходить.
– Мама! Это же пятно! На моём платье! Откуда?!! Что же мне теперь делать?!!
– Так! А ну не реви, а то глаза и нос красные будут! Меньше надо было в нём по дому разгуливать!
Но кому нужны мои красные глаза, когда на груди красуется такое пятнище?
Мама, по-хозяйски сграбастав мой наряд, идёт в ванную. Через пять минут у меня не платье, а застиранная, мокрая, грязная тряпка! Лучший день в моей жизни превращается в самый настоящий кошмар!
– Может это знак? – решает пофилософствовать папа. – Зачем оно тебе надо? Столько денег! И на что? Хотя за всё уже заплачено. Уже, собственно, некуда деваться.
– Да! А у меня платья нет! – Я уже начинаю психовать.
– Спокойно! Смотри, – мама ловко цепляет большую красивую брошку прямо на пятно. Мои слёзы вмиг превращаются в слёзы радости.
– М-а-а-м, спасибо, – я вешаюсь ей на шею.
– Подумать только, а ведь совсем недавно ты ещё в садик ходила, а сейчас уже… – Папин голос предательски дрожит, когда он обнимает нас с мамой.
Сентиментальщина! Фу.
Но сегодня можно.
Семейную идиллию прерывает тётя Маша – парикмахер, визажист, мастер маникюра и мамина подруга в одном лице.
Когда она красит мне ногти, некстати звонит телефон. Она нажимает на кнопку принять вызов и подсовывает мне айфон под ухо.
– Привет, Настёнок! – узнаю я голос Кирилла. – Как настроение? Волнуешься?
– Немного. А ты?
– Ха! А чего мне волноваться? Этот день я ждал целый год! – Я согласно киваю. Хотя мне кажется, я ждала этот день всю свою жизнь.
– Слушай, Кирилл… – До его звонка я ещё кое-как держалась, а сейчас стало тревожно. Будет ли всё так, как я мечтала? Или получится, как обычно, через жопу? Наученное горьким опытом сердце склоняется ко второму варианту. А ещё папа со своими знаками!
– Что?
– Да нет. Ничего.
– Писец. Давай говори, раз начала. А то сеешь тут интригу!
Грубиян!
– Я переживаю по поводу нашего танца. Мы так мало репетировали. И там ещё такой сложный переход. Я там в музыку совершенно не попадаю.
– И что?
– Как это и что? – Я начинаю задыхаться от возмущения. Как он может быть так спокоен?!! – Все будут на нас смотреть!
– Все напьются, и всем будет пох! И даже если ты забудешь абсолютно весь танец, не парься! Ты же со мной – королём импровизации.
Да уж. Успокоил.
– Ладно. Тогда до встречи!
– Я жду не дождусь!
Не проходит и пяти минут, снова раздаётся звонок. Тётя Маша нетерпеливо цокает языком и снова подсовывает мне телефон под ухо.
– Настя! – Голос Кати меня пугает. – Мы застряли!
– В смысле застряли? Где?
– Мы с Никитой стоим сейчас в жуткой пробке на въезде в город! Тут то ли внезапный ремонт дороги, то ли какая-то авария! Машины вообще не двигаются!
Бл-я-я-я!
Вот это попадалово!
– А я говорила тебе не ехать вчера на дачу! Вам же ещё собираться надо! Блин, Катька! Ну ты даёшь!
– Ну да! Ну а что теперь делать? Пешком, что ли, идти? В худшем случае мы опоздаем на торжественную часть.
– Капец! – Больше мне нечего сказать. В такой момент оказаться без лучшей подруги! Надеюсь, они успеют.
– Слушай, Настюх, я пока из машины вышла, кое-что быстренько расскажу, – внезапно радостно затараторила Катя. – Мы вчера с Никитой очень серьёзно поговорили и наконец расставили всё по местам в наших отношениях. А самое главное, он мне сделал…
– Ох! Сколько можно болтать? – нетерпеливо дёргает рукой тётя Маша, и я не слышу конец фразы. – Мы причёску не успеем сделать!
– Ещё чуть-чуть! – Я ловлю ухом телефон. – Что? Что он сделал?
– Ой, Насть, я уже в машине. Вроде едем. Потом расскажу!
– Хорошо, пока!
Несмотря на то, что я так и не узнала, кто чего кому сделал, я рада за подругу. Она так долго добивалась любви этой неприступной глыбы льда, и он так долго не мог избавиться от своей девушки, и вот наконец в их отношениях всё наладилось.
Проходит меньше минуты, и у меня опять звонит телефон.
– Ты сегодня нарасхват! – закатывает глаза тётя Маша и прислоняет телефон к моему уху.
– Привет. Настя. Наконец-то ты взяла трубку.
Чёрт! Чёрт! Чёрт! Надо было спросить у неё, кто звонит. И зачем она только ответила?
– Настя?
Его голос требователен, как обычно. Совсем не изменился. Привык получать и делать только то, что хочется и нравится ему.
– Здравствуйте, Данил Романович, – я стараюсь подчеркнуть холодным тоном формальное обращение. Пусть знает – для меня он теперь не больше, чем бывший учитель. – Чем обязана вашему звонку?
Он шумно вздыхает. А может, фыркает, сдерживая смешок. Он никогда не воспринимал меня и наши отношения серьёзно.
– Хотел услышать твой голос…
Зачем?
Зачем он говорит это?
Зачем играет с моим сердцем?
– Хотел увидеть тебя…
Нет!
Нет, Настя!
Нет, не ведись! Это же не человек, это бездушная лживая скотина!
– Я соскучился по тебе…
Всё!
Всё, это мой предел!
Всё, что накопилось в моём сердце, сейчас вырвется потоком горьких слёз.
– Я внизу. Спустись, поговорить надо.
– Но… Я не могу! Сегодня же…
– Я знаю. Всего пара минут. Пожалуйста. Я жду.
Я хочу возмутиться, но он кладёт трубку. Как он может так поступать? Появляется, когда ему вздумается! Неужели он считает, что стоит ему приехать и позвонить мне, как я тут же на всех парах помчусь к нему навстречу?!! Ха! Как бы не так!
– Тёть Маш, накрасьте мне, пожалуйста, ресницы и губы. Мне надо выйти ненадолго.
– Что? Жених приехал? – лукаво подмигивает она, нанося лёгкий макияж на моё лицо.
Эх, если бы…
– Нет. Не жених, – грустно вздыхаю и выхожу из дома.
Он стоит возле машины с букетом крупных ромашек. Стоит и улыбается. Как ни в чём не бывало. Этакий позитив с ромашками.
– Привет. Это тебе, – его улыбка сейчас растопит Антарктиду. И где потом пингвинам жить?
– Зачем?
– Хотел сделать тебе приятное.
Вот так всегда. Сперва насрут в душу, а потом цветы дарят.
– Не стоило утруждаться. Если это всё, я пойду собираться дальше, – я поворачиваюсь и намереваюсь уходить, но Данил Ромашкович хватает меня за руку и прижимает к себе.
– Настя… ну… прости меня, – на секунду я замираю. Его пленительный аромат вызывает огромное желание обнять его в ответ. Раствориться в его ласках, простить, забыть то, что он сделал. Нет…
– Слишком поздно. Твоё «прости» уже ничего не исправит…
Есть вещи, которые не прощают. И предательство одна из них. Как бы сердце ни болело, но разум не позволит мне забыть поступок этого негодяя.
– Настя, ты серьёзно? Сколько можно дуться? Кошмар! Кто бы мог подумать, что ты это так воспримешь!
– А как мне надо было это воспринять?!! Как ты мог так поступить со мной?!!
– У меня не было выбора!
– Выбор есть всегда! Просто ты сделал его не в мою пользу! Вот и поезжай теперь к своему Артёму! И дари ему ромашки!
– Прекрати! Настя! Ты сейчас такую чушь несёшь! Я же… Я люблю тебя! И при чём тут вообще Артём?!!
– При том! У него тоже «четыре» получалось, а ты ему поставил «пять»! Как это называется?
– У Стрижнёва медаль золотая выходила, я не мог поставить ему «четыре»!
– А у меня, может, тоже медаль выходила!
– Каким местом? У тебя кроме моей четвёрки ещё четыре четвёрки было! И в прошлом году тоже куча четвёрок!
– А ты мог бы и пять мне поставить! А поступил так, словно между нами ничего не было! А мы, между прочим, с тобой целых два раза… переспали! – последнее слово я добавляю почти шепотом.
– В-о-о-т! Всего два раза! А сколько раз ты мне перед этим обломов устраивала? Стрижнёв хотя бы мне мозг не компостировал! – посмеивается учитель.
– Ненавижу! – взрываюсь я. – Ты подлый! Чёрствый! И вообще у меня на выпускном платье из-за тебя пятно от мандаринок! Что мне сегодня одевать?
– Хочешь, я куплю тебе новое платье?
– Нет!
– Купить тебе мандаринок?
– Ничего мне от тебя не надо! Ты уже поставил мне «четыре». И на том спасибо!
Я разворачиваюсь и собираюсь уходить, но, видимо, мой собеседник решает, что разговор ещё не окончен. Схватив за руку, он разворачивает меня, прижимая к своему автомобилю.
– Хватит обижаться. – Его голос парализовывает мою волю, заставляя повиноваться. Его губы сминают мои, заставляя тело подчиняться. Коварный учитель. Знала же, что нельзя с ним целоваться. Его язык уносит моё сознание в мир пылких фантазий, где совсем не важно, сколько у тебя стоит по английскому.
– Прекрати, – слабо протестую я, когда его рука пробирается под халатик.
– Почему? – мурлычет он, покусывая ушко.
Потому что тут люди ходят. Потому что тётя Маша ждёт. Потому что ещё секунда, и я начну умолять его продолжать свои ласки и никогда не останавливаться.
– Потому что я сплю только с теми учителями, которые ставят мне хорошие оценки.
Он тут же отстраняется и убирает руки. В его глазах гнев и возмущение. Похоже, мой юмор он не оценил.
– Я пошутила.
– Очень неудачно.
Он разворачивается, открывает дверь и садится за руль. Что за хрень? Это когда мы ролями успели поменяться?
– Подожди, – хватаю его за руку и натыкаюсь на недовольный взгляд.
– Что?
– Ты… ты что, обиделся?!
– Да, – невозмутимо отвечает он. – Тебе можно, а мне нет?
Его холодный тон вмиг выбивает меня из колеи. Я стою, хлопаю глазами и не знаю, что сказать.
Он закрывает дверь. Опускает стекло.
– Ну что ж. До встречи на выпускном, – иронично выгнув бровь, произносит Данил Безразличевич. – Посмотрим там, как ты умеешь просить прощение.
Он уезжает, и я в самый последний момент замечаю, как на его губах расползается коварная улыбка.