Первым уроком в этот день шла литература.
Учителем литературы был Пушкин Лелександр Сергеевич. Его выбрали на эту роль единогласно, хотя он ни бельмеса не смыслил в гуманитарных науках. Но фамилия обязывала. На Земле-11 жил когда-то такой замечательный автор, его однофамилец. Да, кстати. Урок литературы проходил в том кабинете, где вчера была пустыня. Сегодня же у учеников просто зуб на зуб не попадал. Кле, которая, помня вчерашнее, явилась на урок в топике на тонких бретельках, рванула было переодеваться, но Пушкин, вошедший в класс одновременно со звонком, решительно развернул ее обратно.
– Ребята, разве у нас сегодня холодно? – обаятельно скалясь, спросил он.
– Холодно? – подчеркнуто-искренне удивился Барди. – А что такое «холодно»? А, вспомнил, это когда молекулы медленно двигаются и ртуть в термометре не поднимают. Правильно?
Лессия Твикс, сидящая рядом с ним, испепелила Барди взглядом. Оля Окей потихоньку принялась расплетать жиденькие косички, наивно полагая, что от этого ей станет теплее. Риз вспомнил, что, когда его друг Дюшка мерз, он тер ладони друг о дружку и постукивал ногами. Наверное, это ему помогало.
«В случае чего начну потихоньку постукивать, – решил про себя Ризенгри. – А пока не замерз, надо набирать очки».
– Сегодня мы будем проходить древнюю поэму «Ев, гений Онегин…».
– А что он ел? – тут же спросил Рино.
– Плюс два балла в твою интеллектуальную копилку за интересный вопрос, – тут же нашелся Пушкин. – И минус четыре в психологическую. За неспособность слушать молча. Ел он, кстати, рождественский пирог, который спек его дядя после того, как переставил в доме всю мебель. Итак, я читаю поэму, вы ее запоминаете на слух. Всем ясно?
Поэма «Ев, гений Онегин…» в исполнении Пушкина на Земле-11 звучала так:
Мой дядя самых честных правил.
Когда повис над степью смог,
Он мебель в доме переставил
И спек рождественский пирог.
Его пример – другим разлука.
Но – боже мой! – заставить внука
Пирог тот кушать день и ночь,
И нет, чтоб дочь могла помочь!
Какое глупое занятье:
Диван и стол переставлять,
На них подушки поправлять,
В шкафах на платье вешать платье,
Вздыхать и думать каждый час:
Как быстро портится палас!
Услышав первые строчки, Ризенгри расслабился: он знал эту поэму наизусть еще тогда, когда был Венькой Бесовым. Осторожно проверив свою память и убедившись в том, что она ему не изменяет, Ризи открыл тетрадь по математике и занялся приготовлением вчерашнего домашнего задания. Барди скосил глаза на Клюшкина и последовал его примеру. Пушкин читал «Ев, гения Онегина» ровно пол-урока, после чего захлопнул книгу и сказал:
– Ну-с, проверим, кто что запомнил.
Первую строчку проскандировали все хором. Рино и Федя вдвоем родили поэму до слов «Пирог тот кушать день и ночь», а умничка Маша Малинина повторила почти полторы страницы, правда, немного запинаясь. Оля Окей, исподтишка записывающая за Пушкиным, изобразила еще строк десять из середины, только не подряд. Когда ни один из учеников больше не мог выдать ни слова, Ризенгри встал и прочел поэму наизусть с самого начала ровно до того места, на котором остановился Пушкин. Тишина была наиполнейшая. Даже Кле, посиневшая от холода, временно перестала стучать зубами.
– Дюшка! – восхищенно произнес Лелександр Пушкин. – Я… Я… Я поражен… Я…
Но тут прозвенел звонок, и ученики дружно вылетели из класса и бросились в свои комнаты за теплой одеждой. Следующим уроком было вышивание крестиком. На вышивании крестиком в классе, не останавливаясь, шел проливной дождь. В это же время между родителями Барди шел, не останавливаясь, грандиозный скандал. На скандале присутствовали: Фредерико Мене, его жена Сильвия Мене, одна шестая часть Димы Чахлыка и маленький кусочек Рона Э-Ли-Ли-Доу.
– Как этот недоделок мог обойти нашего сына! – орал Фредерико. – Хоть он и человек, хоть я и собираюсь людей восстанавливать, но как ты могла допустить, чтобы наш сын, третий мутант, оказался хуже? Почему ты не выучила с ребенком поэму заранее? Почему ты не объяснила ему, что на уроке литературы надо заниматься литературой, а не математикой? Математику он еще вчера должен был сделать! Что он вчера делал? А ты что вчера делала?
– Уточни, когда именно вчера? – визжала Сильвия. – Когда? В то самое время, пока ты торчал в ресторане с этой белокурой бестией?
– Как ты смеешь так уничижительно отзываться об ангеле! – стучал кулаком по столу Фредерико. – Я не просто там сидел, я работал! Я работаю день и ночь! Я – специалист с мировым именем, а ты не можешь обеспечить меня достойным ребенком, который…
Рону и Диме стало скучно подслушивать Менсов, и они улетели. После вышивания крестиком в условиях тропического ливня класс для особо одаренных погнали на легкую атлетику, в зал номер один.
– Я уже заглядывала в этот зал, – похвасталась Маша Малинина. – Там подготовили яму около батута, в которую потом накидают поролона…
– Для чего? – удивился Федя.
– Как для чего? Чтобы в нее с батута прыгать, чтобы мягко падать и не переломать себе костей. Это всегда так делают, – авторитетно объяснила Малинина. – С древнейших времен.
– Ах да, я и забыл, батут – это ты выбрала, – вздохнул Федя. – Ну, батут так батут. Легкой атлетикой я тоже в принципе не против заниматься. Говорят, мы сегодня только бегать будем.
– Фи, опять клоузетом пахнет! – скривила нос Клеменси.
На этот раз запах почувствовали все. Его невозможно было не почувствовать: «клоузетом» воняло уже за километр от зала номер один. А в самом зале вообще был полный аут. Яма, о которой говорила Малинина, была наполнена вовсе не поролоном, а какой-то вонючей отвратительной гадостью. Может, и не из канализационной трубы, но чем-то, весьма близким к этому.
– Это что, натуральное дерьмо? – дружно изумились сестрички Твикс.
– П-п-похоже на то, – принюхиваясь и присматриваясь к яме, ответил Кузя.
– Н-н-не может быть, – пробормотал Рино.
– Но есть же! – возразила Маша.
А Федя побледнел, покраснел и сказал:
– Ребята, честное слово, это не я! Я заказывал изучать страшилки, но это не страшилки, а… а…
– А просто дерьмо! – завершил его мысль Ризенгри. – Мы видим.
Все видели. Только Оля Окей не видела: она уже грохнулась в очередной обморок. У нее и так в графе «психологическая устойчивость» был круглый ноль, поэтому за свой рейтинг она не переживала – ей можно было падать в обмороки сколько угодно. Вокруг ямы, по периметру, были установлены беговые дорожки, скорость которых регулировалась с общего пульта управления, расположенного в другом помещении.
На самом деле, по замыслу Мейса и при поддержке Тафанаила, в яме и должно было быть дерьмо. Эта идея посетила новоиспеченных опекунов Клюшкина вчера ночью, после работы над имитацией голоса и жестов Рино Слунса. Но найти столько натурпродукта за полдня оказалось проблематично. Внезапно всех выручил Майкл Кэшлоу.
– Мы заполним яму тремя тоннами просроченной кабачковой икры! – предложил он. – Цвет подходящий, вонища та еще…
– И где мы найдем столько икры? – скептически поинтересовался Лермонтов.
– Я обеспечу, – уверенно ответил Майкл. – Это будет стоить…
Он назвал цену.
– Свежая дешевле стоит, – заметил Лап.
– Конечно, – согласился Майкл. – Но свежая не бродит и не воняет. А тут к тому же пакеты будут полуразложившиеся. В качестве бесплатного бонуса. Ни один ассенизатор разницу не почувствует!
– Ладно, действуйте! – согласился Тафанаил. – Но для верности добавьте в эту вашу икру ароматизатор, идентичный натуральному.
– А что, такой есть? – удивился Лап.
Оказалось – есть.
Майкл не подкачал, тонны кошмарной жижи подвезли к СУМАСОЙТИ уже через пару часов после принятия решения. Небольшая армия роботов, на днях изображавших цыганский хор, оперативно разгрузила прибывшие машины и наполнила яму до самых краев. А Джереми Лермонтов сбегал в соседний корпус к химикам и притащил целую колбу ароматизатора.
– Ну, сейчас повеселимся! – обрадовались все, поудобнее устраиваясь перед экранами.
На экранах возник спортивный зал. Оля Кошкина валялась в обмороке. Остальные ученики в растерянности стояли от икры подальше. Прозвенел звонок на урок, дверь открылась, и в зал важно вошел Валентин Миронович, местный сантехник, а с некоторых пор, по совместительству, еще и учитель.
– Всем привет. Кроссовки и спортивные тапочки я рекомендую вам снять заранее, – посоветовал Мироныч. – Без них выплывать легче.
– А вы что, уже пробовали? – не удержался Рино.
– Я – нет, – невозмутимо ответил Мироныч. – А тебе, нахал, это предстоит, обещаю.
– Я бегать не буду! – категорически заявил Кузя. – Хоть режьте!
Все остальные тоже не проявляли никакого желания приближаться к беговым дорожкам. Валентин Миронович беспомощно оглянулся. В зал стремительной походкой вошла Сильвия. Она была злая, как черт, – волосы всклокочены, глаза горят, а через всю щеку тянется свежая царапина.
– Извини, что опоздала, – бросила она на ходу Валентину Мироновичу. – Дела были. Кого надо разрезать и на сколько частей?
Ризенгри с удивлением посмотрел на Сильвию и понял, что она не шутит.
– Похоже, пример с Варей ничему вас не научил! – прошипела Сильвия. – Ну, что ж…
«Но ведь Варя была роботом! – подумал Риз. – А у Кузи есть родители. Неужели Кузя – тоже робот? Или она нас всех на пушку берет…»
Ризи познакомился с Кузей и с остальными ребятами уже после того, как потерял свои способности, поэтому он не мог быть стопроцентно уверен в том, что его одноклассники настоящие. Сильвия подкрутила кольцо на пальце и направила его на канат, висящий в углу зала. Несколько легких движений – и канат, нарезанный тонкими ломтиками, лежал на полу. Сильвия нежно прижала колечко к щеке и повернулась к Кузе: