А что было?
Были правила. Ни одно правило нарушать нельзя, наказание следовало немедленно, причем первое, предупреждающее, – символическое.
Были задания и задачки, за решение-прохождение которых прибавлялись дни. Задания лежали в белых конвертах в специальном зале. Жиза пообещала, что они обязательно пойдут в этот зал, но попозже.
Были – везде-везде-везде! – зеленые и красные огоньки, обозначающие «можно-нельзя». Причем каждый видел огонек как бы персональным, своего цвета. То есть если Жиза смотрела на едораздатчик пончиков с вишневым кремом, видела зеленый огонек. Но Пипа тот же самый огонек четко видела опасно-красным, не перепутаешь.
Много еще всего было. Желтый Дом был большой, тридцать три этажа. На них все что угодно!
– Плюс то, что на воздухе, – добавила Жиза. – А на воздухе у нас много чего, по три километра в каждую сторону, три – перед фасадом и три сзади. Сзади сначала парк, а потом лес. А впереди – всякая ерунда, ну там бассейны, площадки для игр и всякое такое. Даже огороды есть.
– С кактусами? – испугалась было Пипа, вдруг это не байка, и ее заставят собирать колючки?
– Не-е-е. Просто огороды обычные. На случай, если у кого будет задание по выращиванию растений, например. Только я не помню, чтобы там что-то выращивали. Кстати, я давно туда не заглядывала. Позавтракаем – и сходим.
Завтракали они в той же едальне, что и накануне. Сегодня тут народу было предостаточно. Очень-очень толстый мальчик восседал на своем любимом месте, в центре зала, лицом к колонне, спиной к входу, его ляжки симметрично свешивались по обе стороны стула. Три девочки левее от толстяка довольно оживленно чирикали о чем-то, таская пончики из одного большого блюда, стоящего в центре их столика. При виде новенькой они дружно умолкли и уставились на нее с огромным любопытством. Две из них, блондинка с длинными волосами и блондинка с уродливой стрижкой, смотрели, скорее, доброжелательно. А третья, темненькая, настороженно. Два мальчика правее от толстяка – один сутулый и печальный, второй в ярком красном жилете – тоже отвлеклись от разговора и принялись бесцеремонно разглядывать Пипу, а с Жизелью мимоходом, но уважительно поздоровались. Почти все остальные сидели поодиночке и никакого интереса не продемонстрировали. Всего тут было человек двадцать.
– Вообще у нас десятилеток гораздо больше, просто все в разное время кормиться приходят, – пояснила Жиза. – И, кроме того, едальни есть и на других этажах. Хотя я лично не понимаю малявок, которые топают в нашу едальню для четырнадцатилеток. Им там и четверти всего нельзя попробовать. И чего себя зря дразнить? Ты же не станешь к нам ходить жрать, не станешь же?
После вчерашнего потрясения и ужасно проведенной ночи Пипа выглядела отвратительно и чувствовала себя аналогично. Мысли в ее бедной голове все еще ходили волнами. И в уши словно ваты напихали. Жизу она и слышала и не слышала.
– Не станешь же, говорю, к нам на семнадцатый жрать ходить, спрашиваю? – Жизель толкнула Пипу локтем, поскольку руки у нее были заняты подносом, а на подносе в мисочке было что-то белое и очень красивое, похожее на облако в лучах заката.
– Да, – слабым голосом отозвалась Пипа.
– Что да-то? Будешь к нам топать лопать?!
– Нет, – вяло выдала Пипа, тон у нее был покорный и безразличный.
– Вот это правильное решение, одобряю! – Жиза поискала глазами свободный стол. – Лично я этих пробников не понимаю. Мы их так называем – пробники. Вон один сидит. Не тот, вон тот – в полосатой майке… Так. Давай вон туда сядем. Эй, а ты что себе ничего не взяла? Специальное приглашение нужно? Или голодовку решила объявить? Как твой официальный гид, предупреждаю: голодовки объявлять нельзя. А то получишь штрафной очк. Как вчера.
Пипа не хотела как вчера. К тому же в ее сердце теплилась слабая надежда на то, что она попала в Фтопку случайно, что ангелы передумают и вернут ее домой, к папе и маме. За что ее сюда? Она же ничего плохого не делала, вопросов никому никогда не задавала, ничем не интересовалась, книг не читала (всем детям с детства объясняют, что лучше никаких вопросов никому не задавать, книжек, которые дарят ангелы, не читать и вообще ничем не интересоваться – целее будешь). Дома так хорошо! Дома сейчас дождь, потому что утро – каждое утро в это время года идет дождь. А мама варит кашу. А сестренки…
– Да бери уже еду, эй! – Второй толчок локтем вернул Пипу Мумуш к жестокой реальности.
Пипа отрешенно кивнула и сделала шаг к едораздатчикам. Их было очень много – длинный ряд. И единственное, что было понятно, – огоньки. Почти на всех – красные. Но вот и зеленый. Под ним стояла тарелка супа. Пипа попыталась взять ее, но она не бралась, рука ткнулась в стекло, пройдя тарелку с супом насквозь. Жиза заметила, прыснула:
– Хи-хи! Это образец. Они все голограммы, то есть ненастоящие. Ты что, не видела, как я еду набираю?
Оказалось, Пипа не видела. То есть вроде и видела, но не поняла и не запомнила.
– Ну ты тупа-а-я! – выдохнула Жиза. – Смотри еще раз!
– Какая я?
Пипа не поняла, что значит «тупая». Тупым может быть нож или ножницы. Может, она тупая, потому что не может разрезать стекло и взять еду?
– Смотреть будешь?! – Жизель почти перешла на крик, три девчонки за столом слева захихикали, темненькая – противнее всех, скрипучим голосом.
Пипа вздрогнула и стала смотреть.
– Смотри внимательно, а то так и не научишься!
«Как можно научиться, если просто смотреть? – удивилась Пипа. – Можно научиться после укола мудрости, когда спишь. А когда не спишь, тогда не спишь и…»
– Ну что, поняла? Или тебя палкой по башке долбануть надо, чтобы дошло?
Пипу бросило в жар. Палкой! По голове! Да, правду люди в их деревне рассказывали! В Фтопке все-таки бьют палками по голове и требуют невозможного! Ей конец.
– Поняла?!
– Не поняла.
Противные девчонки заржали в голос. И еще кто– то засмеялся, кажется, толстяк.
– Смотри! Еще! Раз! Берешь тарелку! Ставишь сюда! Да, прямо на голограмму! Да, она при этом исчезает! Нажимаешь на эту кнопку! Тут всего одна кнопка, одна! Нажимать умеешь? Вот и жми!!!
Пипа вдруг вспомнила давнюю-давнюю сцену, из детства. Это было в те времена, когда у нее было всего, кажется, только семь уколов мудрости. А у ее брата Мамаша вообще только три, вот какой он был глупый. Однажды Мамаш проснулся раньше обычного и спустился на кухню. И Пипа научила его самому класть себе кашу. Научила же! Значит, можно учиться и просто так, без уколов!
…Суп оказался совсем невкусный. Просто гадость какая-то. В горло не лез.
– Это потому что он несоленый, – пояснила Жиза. – А соль тебе пока нельзя. Вот зачтешь хотя бы один день, мой тебе совет – первым делом трать его на соль. Без соли – не жизнь!
Пипа тяжело вздохнула. Она потихоньку начинала разбираться в местных порядках и уже усвоила, что каждое новое задание, каждый день даются очень тяжело.
– А много? Много соли можно получить за один день?
– В смысле? А… Да сколько хочешь! То есть – навсегда. Это как опция в игре открывается.
– Не поняла.
– Я тебе сейчас все объясню, только мороженое доем.
Пипа возила ложкой в невкусном супе и с некоторой завистью смотрела на жизнерадостную Жизу, поглощающую таинственное мо-ро-женое, похожее на облако в лучах заката. Невероятно – но облако таяло. Наверное, оно было сделано из настоящего облака.
– Вкусно?
– Умммм…
Пипа сглотнула слюну:
– А оно соленое? Мне его можно?
– Ни в коем случае! – Жиза с удовольствием облизала ложку и отодвинула от себя пустую мисочку. – Мороженое только после исполнения двенадцати лет можно взять. Я даже удивилась, когда вчера его в этой вашей малышовой едальне обнаружила. Оно не соленое, оно конечно же сладкое. Тебе из сладкого только пончики можно. Трех видов. Даже четырех, если считать те, которые вообще без крема. Иди возьми себе пончиков!
Эх! Если бы вчера рано утром, когда Пипа Мумуш вместе с братом Мамашем и всеми остальными домочадцами только собиралась в Дом Мудрости, ей предложили пончики с кремом внутри, да еще разных видов, да еще бесплатно! Но вчерашнее утро упорхнуло в счастливую прошлую жизнь, в которой не было красных огоньков и плантаций с кактусами. А сегодняшнее утро с несоленым супом и мрачными перспективами не оставило места для пончиков. Может, лучше все-таки поесть их впрок, пока не начали бить палкой по голове?
– Ладно, не хочешь – не надо! – примирительно сказала Жиза. – В едальню можно заходить в любое время и есть сколько пожелаешь. От голода у нас еще никто не умирал!
«А от чего умирал?» – хотела спросить Пипа, но слова застряли у нее в горле, помешали проглотиться очередной ложке жуткого супа-пюре, заметались в панике между ртом и мозгом. Со словами так иногда бывает!
– Ну, значит, так! – радостно проворковала Жиза. – Переходим к правилам. За-а-а-поминай! Первое. Нельзя…
Нельзя «биться головой об стену». Территория обнесена высокой Великой Стеной. Вдоль Стены по всему периметру растут елки и идет асфальтированная красная дорожка. По красной дорожке ходить можно, только осторожно, потому что по ней любят ездить велосипедисты. Но сходить с дорожки и приближаться к стене нельзя. Тронешь Стену – тебе хана.
– Я один раз с велосипеда случайно свалилась на одну елку. Думала – все, сейчас умру! Но меня только легонько тюкнуло, и все обошлось, – призналась Жиза. – Это потому, что я случайно. А один мой друг… ну, друг не друг, а так, приятель, он как-то раз, лет десять назад, специально в елки полез. Представляешь, идиот?!
Пипа не представляла.
– Так вот, ему потом изол на год сделали!
– Что сделали?
– Изол. Жуткая штука!
– Хуже, чем палками по голове?
– Дались тебе эти палки по голове! Никто тут никого не лупит палками! Никак не могу тебе ничего объяснить, до чего ты бестолковая! У нас есть красные и зеленые огоньки. Это ясно?
– Ясно.
– Зеленые трогать можно. Ясно?