Уровень Фи — страница 20 из 51

Эля сидела рядом, пока мама не уснула. Потом тихонько вышла и занялась обычными вечерними делами: тщательно заперла все двери и окна, опустила ставни, защищающие дом от случайного проникновения Тьмы, включила везде дежурные светильники. Вообще-то еще рано было готовиться, пока свет и одного раза не мигнул, то есть до полуночи было больше трех часов. Но вряд ли к ним кто-то придет в такое время. А придет – Элина откроет.

Мама посапывала во сне. Эля прикрыла поплотнее дверь в ее комнату и прошла к себе. Дверь в свою комнату тоже закрыла. Постояла немного, подумала и придвинула к ней для верности тяжелое, прабабушкино еще, кресло. Ночи Эля не боялась, ведь все светильники в ее комнате были включены. Даже если Силы Ночи устроят аварию на электростанции, не страшно: у каждого светильника на Земле-4 свой накопитель энергии, его до утра хватит. Да и вообще Тьма никогда не трогает тех, кто не смотрит ее снов. Но вот мама… Если она застанет Элину за тем, чем та собирается заняться…

Эля навалила на кресло книжек для тяжести. Хотела добавить одежду, но сообразила, что, если мама проснется и обнаружит такое сооружение, шуму и крику будет еще больше. Нет, лучше сделать вид, что занимаешься уроками. Или читаешь. К тому же мама редко поднимается наверх, ей тяжело. Эля вернула все вещи на свои места и села за стол. Рот странно пересох. Эля налила себе воды из кувшина, выпила залпом целую кружку. Достала зачитанный до дыр учубник физики за прошлый год. Еще несколько книг создали видимость рабочего беспорядка. Эля выскользнула из комнаты и еще раз заглянула к маме. Все в порядке. Можно начинать.

Элина Нарциссова вернулась к себе и опять села за стол. Опять пересох рот – даже две кружки воды не помогли. Сердце во второй раз за день готово было упрыгать за горизонт. А кожа на ладонях превратилась в теплую влажную вату. Элина сунула ватную ладонь в глубь нижнего ящика и извлекла на свет толстую тетрадь, обернутую в неприметную бежевую бумагу. «Тетрадь для практических занятий. 7 класс». Эту надпись Эля сделала сегодня утром в целях конспирации. А неприметная обложка на папиной тетрадке появилась давно, года четыре назад, если не больше. Элина открыла тетрадку. «Эля спрячь… я тебя люблю папа». Эля перевернула эту страничку. Впервые с целью прочесть и разобраться.

Тетрадь оказалась дневником. Это был страшный дневник. Это был очень страшный дневник. Это был невероятно страшный и опасный дневник. В нем папиной рукой, шаг за шагом, было описано ужасное преступление, которое совершил папа. Вернее, преступления. Потому что папа совершал их постоянно. Причем преступления были разные. Папа Элины не был невоспитанным лодырем или болезненным растяпой, что Эля еще как-то могла бы себе представить. Все было гораздо хуже: отец оказался подтасовщиком баллов, вором и – мороз по коже! – поедателем живых организмов, вот! И это еще что – отец ежедневно совершал самое кошмарное преступление – он посягал на Тайну Ночи!

Например, на одной из первых страниц папа написал:

«Ночной сон отличается от дневного вот чем:

Воспоминания. Когда просыпаешься после дневного сна, помнишь истории, которые тебе снились. А после ночного – никогда.

Отдых. Во время дневного сна отдыхаешь и мозгами, и телом. Во время ночного сна только устаешь.

Отметины. Ночной сон оставляет отметины. Например, недавно я проснулся с царапиной на предплечье. Хотя спал в постели и оцарапаться ничем не мог…»

В принципе в этой записи ничего такого секретного не было. Все это Элине было известно. Но! Об этом ведь можно только говорить, передавая знания устно, не записывать!

Через несколько страниц отец вернулся к своей царапине:

«Мне не дает покоя эта царапина. С моими руками ночью тоже происходят изменения. Вчера я лег спать с совершенно чистыми руками. А проснулся – вокруг ногтей машинное масло, оно не отмывается. Пальцы – как после ремонта повозки. Словно ночью я на самом деле работал…»

Страниц через десять папа пришел к выводу, что ночью он не только работает, но и… ест живые растения! Дело было связано с яблоками.

С весны до осени папа, как почти все здоровое взрослое население, отрабатывал определенное количество дней «на земле». Папа обычно заготавливал яблоки для Ночи. Эля помнила, как несколько раз отец брал ее с собой. Поля, на которых выращивались другие растения для Ночи, были огорожены забором и тщательно охранялись. Папа рассказывал, что там плоды для Ночи растут прямо в земле, на корнях. С корней собирать плоды очень сложно, ведь растение может погибнуть. Поэтому собирают эти корнеплоды только опытные специалисты. А вот с плодами, растущими на деревьях и кустах, гораздо проще. Яблоки, груши и сливы могут складывать в ящики даже дети. Работникам, помогающим заготавливать яблоки, разрешалось брать их домой, чтобы задабривать Силы Ночи в домашних условиях. Задабривать Тьму было просто: яблоки мыли чистой водой, вытирали насухо и оставляли в вазе в темной комнате или в чулане при выключенных дневных светильниках. Наутро яблоки исчезали. Иногда Ночь забирала дары целиком, а иногда оставляла сердцевину яблока с косточками. Это означало, что огрызок надо вернуть в землю, чтобы из него выросли новые деревья. Эля с папой много раз сажали огрызки. Некоторые не прорастали или прорастали, а потом погибали. Но часть яблонь выжила. Выжившие деревца папе помог «привить» его давний знакомый, садовод дядя Гоша, специалист по растениям. Эти яблони росли у них на заднем дворе и давали неплохой урожай, который каждую осень забирали Силы Ночи. Это было разрешено. Почти все люди выращивали личные фруктовые деревья для Ночи, Ночь такая прожорливая!

Дальше папа написал, что собирается провести эксперимент. Проверить, как именно Ночь, она же Тьма, забирает яблоки. Опыт по проверке Тьмы папа не записал, но через день обнаружил утром огрызки в вазе и кусочек кожуры, застрявшей у него между зубами. По этим и еще некоторым признакам отец понял, что Тьма заставляет его поедать яблоки во время ночного сна.

Кувшин с водой был давно пуст. Элина листала дневник, пропуская папины философские рассуждения, схемы, формулы и таблицы – это папа ставил леденящие кровь эксперименты с Силами Ночи. Она читала только текст, только самое понятное. Но даже это понятное понять было невозможно. Эля находилась в полушоковом состоянии… Она едва заметила, как свет мигнул один раз, потом два раза, потом три… И только когда он стал медленно мерцать, девочка опомнилась. До Смены оставалось три минуты. Эля лихорадочно сунула опасную тетрадь в ящик, под пачку своих старых альбомов, сорвала с себя платье, швырнула его в угол, влезла в пижаму. Хотелось пить и в туалет. «Успею!» – подумала Эля, выбегая из комнаты.

В первый раз в жизни Элина Нарциссова не успела юркнуть в кровать до Смены. Утро она встретила, стоя на одной ноге перед дверью в свою комнату. Эля ничего не почувствовала и ничего практически не заметила. Разве что нашла себя нисколечко не отдохнувшей. И с трудом смогла поверить в то, что вот так за одно мгновение пронеслась ночь.

И окончилась Ночь. И пришел День, который Элина и Риз встретили в пижамах, каждый у входа в свою комнату, а все остальные – в своих постелях. Свет Дня перестал быть защитой и стал просто обычным светом, который можно включить или выключить – и ничего особенного не произойдет.

Ризи вошел в свою комнату – Сила Света зеленого ночника перестала ее прижимать с той стороны – и бросился спать. За полчаса здорового мутантского сна силы его восстановились полностью, и он вскочил с кровати бодрячок бодрячком. Разве что есть опять хотелось. В принципе супермутант Ризенгри Шортэндлонг мог вообще не спать и практически вообще не есть, но зачем напрасно терзать тело?

Ризи сунул голову к предкам – они дрыхли, что называется, без задних ног. Заглянул к Лизке – та тоже сладко посапывала, разметав руки-ноги по всей кровати. И отправился завтракать. Лопать соленья и заедать их вареньями не хотелось. Светлый образ хорошо прожаренного куска мяса и хрустящих чипсов с георгинным вкусом маячил перед Ризом Шортэндлом, как наяву. Ризи пришел к здравому и совершенно справедливому выводу: если его родители видят ночные сны и занимаются в них торжественным закланием живых огурцов, то и другие люди в темное время суток наверняка творят нечто сходное. Возможно, с песнопениями распинают на вертелах сочные куриные тушки или творят что-либо аналогичное. Он сменил пижаму на дневной наряд для утреннего бега (спасибо Лизке – просветила) и решил начать с обследования квартир в своем подъезде.

Час был столь ранний, что все обитатели дома еще дружно спали. Ризенгри методично просканировал все закутки с первого этажа по самую крышу. Кроме их «подземелья» и «киностудии номер 16», помещение, явно принадлежащее Ночи, во всем подъезде было всего одно и находилось в трехэтажной квартире номер три. Оно не имело почти ничего общего с их «подземельем», разве что жаровни были похожие и горшочки для варенья. Кроме всего прочего, Комната Ночи в третьей квартире была двухэтажная! Прежде всего Риз убедился в том, что Сила Тьмы плотно закрыла вход в чужую Комнату Ночи, и хозяева квартиры не смогут ему помешать. Убедившись, просочился внутрь и внимательно огляделся.

Первое, что бросалось в глаза, – это обилие новых вещей. Полотенце для посуды было вообще только что из магазина, даже этикетку с него еще не сняли. «Так, – подумал Риз, – значит, в этом мире есть магазины, в которых все это продают». По большому счету Риз мог и раньше об этом догадаться. Наверняка мои самые проницательные читатели еще в прошлой главе задались вопросом: откуда взялись котлы, чаны и жаровни – кто-то ведь должен был их сделать? Но кто, где и как это можно осуществить тайно?

Итак, Комната Ночи квартиры номер три была двухэтажная. Нижняя ее часть была длинна и разделена на две неравные части: в большей части размещались предметы для ритуала Поглощения Живой Пищи, меньшая представляла кладовку. В ритуальной части еды не было, хотя каждый предмет сиял, сверкал и гордо занимал отведенное ему место. Содержимое кладовки Риза дико разочаровало. Ни бульонов, ни наполеонов, ни жареных курочек – почти ничего. Сосуд с маслом для жарки, несколько миниатюрных корзинок с сырыми овощами – каждая луковица тщательно завернута в индивидуальную салфеточку, жестяная банка с горсткой крупы, похожей на пшено, еще одна банка с тремя сморщенными орешками, еще одна – с сахаром. В большом мешке – соль. И ничего более. На втором этаже находилась костюмерная – гримерная. Риз сплюнул с досады, вернулся к себе домой, доел черничное варенье и пошел на улицу.