Между тем приближался Новый год. В середине декабря лег снег. Утром тридцатого декабря Риз с Элиной пошли кататься на лыжах.
Утро выдалось морозное. В мире было спокойно и солнечно. Серая каменная кладка заброшенной фермы угрюмой лентой уползала вкось по склону холма, вдоль которого проходила старая лыжная трасса. Пятнистая крыша бывшего коровника дрожала сквозь восходящие потоки воздуха в классическом стиле постимпрессионизма. Синие тени касались дырявого снега и черными угриками проваливались к земле. Припорошенные снегом елки нежились в белых холодных лучах, проступая на горизонте грязными смазанными пятнами.
Риз и Эля проехали на лыжах по трассе и свернули к поваленным деревьям, чтобы немного передохнуть. Ризу отдыхать было незачем. А вот с Элиной сегодня было что-то не так. Нет, с ней все последнее время было что-то не так. Риза вымотали ее бесконечные метания и слезы. Но сегодня творилось что-то особенное. Риз искоса посмотрел на измотанное, осунувшееся лицо своей подружки. Эля сняла лыжи и присела на ближайший поваленный ствол. «А ведь я в нее практически был влюблен!» – подумал Риз.
– Завтра утром я убегу, – спокойно и уверенно сказала вдруг Элина. – Я не могу больше так жить. Не могу – и все. Знаешь, как мне плохо? Я не Дюшка Клюшкин, я просто говорю его словами, потому что они правильные. Мне не надо помогать. Я не последний человек, во мне нет датчиков, и за мной никто не следит. Отговаривать меня тоже бесполезно, поскольку мое решение – это решение взрослого человека. И раз ты меня не любишь, я разрешаю тебе развязать все узелки, которые ты завязал мне на память, и не переживать по этому поводу. Ангелов в моем мире нет, поэтому освещать мой путь они не смогут. Но зато и навязывать свой выбор тоже не смогут. Выбор – это не выбор, если его навязывают.
Риз не стал спорить с очевидным. Да и отговаривать Элину он не собирался. Но ему было непонятно, для чего она его сюда в таком случае вызвала.
– Для того, чтобы передать тебе без свидетелей одну вещь, – объяснила Элина. – Вот она, держи.
С этими словами девушка достала из-под куртки и передала Ризу сверток объемом с толстую тетрадь.
– Это две рукописи. Одна моя, вторая – папина. У меня к тебе большая просьба. Ты их, пожалуйста, спрячь, только не читай. А когда найдешь своего Дюшку, передай ему. Он прочтет то, что там написано, и тогда просто наверняка вспомнит, кто он на самом деле. Гарантирую.
Риз повертел в руках сверток и подумал о том, что для его тайной передачи вовсе не обязательно было отправляться на лыжную прогулку. Но озвучивать свои мысли он не стал. Просто молча спрятал пакет за пазухой.
– Обещаешь, что все сделаешь так, как я тебя просила?
– Обещаю. Только я не уверен в том, что я найду Дюшку.
– Найдешь обязательно. Проверишь всех трех кандидатов по второму кругу – и найдешь.
Внезапно порыв ветра сорвал красную варежку, висевшую на воткнутой в снег лыжной палке, и отбросил ее в сторону. Риз удлинил руку, вытянув ее из рукава на полтора метра, подцепил варежку и вернул обратно на палку. «Все повторяется», – подумал Риз. Точно так же улетела варежка Дюшки на земле мутантов…
– Жалко, что на нашей Земле нет биореакторов. Я бы тоже хотела такие фокусы уметь проделывать! – рассмеялась Элина.
– Какой же я осел, – сказал Риз Шортэндлонг. – Просто законченный. На, держи свою рукопись. И папину тоже.
Он достал только что спрятанный сверток и протянул его Элине.
– Ты что?
– Ничего. Я выполняю твое поручение. Все сохранил, не прочел, передаю по назначению.
– Но я же – не Дюшка!
– Нет, ты – Дюшка. Я только что это понял. Ты точно Дюшка. Ты – Андрей Клюшкин, мой лучший друг с Земли-11.
Элина села на лыжи и задумалась.
– Ужас какой! – произнесла она наконец. – А ты, часом, не ошибаешься?
Риз категорически замотал головой. Элина продолжала размышлять.
– Не ошибаюсь, – сказал Риз.
Они довольно долго говорили в тот день. Обсуждали, что им теперь делать. Решили пока не торопиться. Проверить все еще и еще раз.
– Я не думаю, что я была Дюшкой, – сомневалась Эля. – Понимаешь, вот что угодно, но парнем я себя совсем не чувствую! Ну сам подумай, какой из меня парень? Ты бы стал Дюшку целовать?
Это был аргумент!
– Ни за что не стал бы, вот еще! – фыркнул Риз. – Но я же раньше не знал, что ты Дюшка! Теперь больше не буду тебя целовать!
– Ты меня больше не любишь?!
– Если ты – Элька, то люблю. А если Дюшка – то… ну, как люблю, как друга! И вообще, я ж мутант. Мы любить не умеем, я тебе уже сто раз говорил. Варя Воронина так и исчезла – влюбилась – и куку! Ты же не хочешь, чтобы я тоже куку?
Эля не хотела.
– А как она исчезла?
– Да я ж рассказывал. Сидели мы в кафе. Я, она – рядом, Дюшка – напротив. Я просто так сижу, они друг на друга пялятся. Ну, вот она пялилась, пялилась, вдруг – бац! – и нет ее. Я даже сперва подумал, что это я ее убил нечаянно. Я ее в тот момент за руку держал. У меня потом из руки какая-то черная нитка тянулась, долго тянулась. Потом исчезла.
Эля напряглась.
– Про нитку ты не рассказывал.
– Ну да… Но это такая деталь. Несущественная. Вероятно, когда влюбившиеся мутанты исчезают насовсем, после них остаются нитки.
– Ризи, нет! Нет! Эта нитка… она… Она, может быть, имеет ту же физическую природу, что и…
– Что и что?
– Я не могу объяснить толком, я не разобралась в папиных формулах. Но папа описывал, что могут быть какие-то типа нитки, которые… Он их струнами называл. Но иногда нитками. Ты прочти лучше сам. Ты умный, ты больше меня поймешь. Держи!
Папину тетрадку Эля все-таки отдала Ризу, почти насильно. А свою взяла. Сказала, что там ничего интересного, никакой физики, одни сопли.
Диди.Отец Элины Нарциссовой, Сергей Нарциссов, называл сворачивающиеся дополнительные размерности пространства струнами. Но считал, что при некоторых условиях струны превращаются в эластичные нити.
В итоге Ризи и Элина решили, что Ризи пока не будет давать окончательный ответ ангелам о том, кто является Дюшкой. Но и в этом городе они оставаться не будут, а сбегут вместе. Ведь ангелы не требовали от Ризи никуда не уезжать?
– Значит, имею право на побег! – пошутил Ризенгри. – Погуляем по столице как следует. И в процессе точно выясним, что ты – Дюшка. Принято?
– Принято с одной оговоркой, – попыталась пошутить в ответ Элина. – Мы точно выясним, что я – не Дюшка!
– Ладно, давай не париться! Нас ждет самый веселый Новый год, какой только возможен на этой планете!
Глава 20. Если подруга стала монстром
Маша смотрела на плотно завинченную крышку над головой, направляя на нее луч масляно го фонарика, и не верила своим глазам. Такого предательства со стороны Рино она не ожидала. Да, он не стал мутангелом, но… Но даже последние-распоследние сволочные мутанты не поступают так по отношению к… друзьям? Хм… Допустим, Рино Слунс не считает ее своим другом, но логически-то он рассуждать не разучился? Ему же должно быть ясно, что жить на необитаемом острове лучше вдвоем, а не… А не бросать подругу по несчастью на съедение Кротику.
– Трус несчастный! – в сердцах сказала Маша (голос у нее по-прежнему был осипший, но она не обратила на это никакого внимания). – Пригрезился ему за моей спиной монстр, так он дал деру, а то, что меня сожрут, ему пофиг! И как из него Янанна собирается сделать мутангела через несколько дней?!
Маша поставила фонарь на пол и стала подниматься по скобам. Может быть, ей удастся открутить крышку с этой стороны?
Подниматься было непривычно легко. Маша с удивлением обнаружила, что видоизменились пальцы не только рук, но и ног. Причем обувь на ногах осталась, но тоже изменилась, подошва теперь прикрывала лишь пятки и центральную часть, а длинные пальцы впереди торчали свободно. Маша карабкалась по скобам, инстинктивно цепляясь за железяки всеми четырьмя конечностями. «Чума! – подумала Маша. – Ладно, все это неважно, доберусь до первой же достроенной сокращалки – и дерну к Варе с Янанной, пусть возвращают меня в как было, а то что за дребедень?!»
Крышку отвинтить не удалось, с этой стороны ухватиться было не за что, а попытки пробить металл каменюгой ни к чему не привели. Да тут и динамит бы, наверное, не помог! Делать было нечего, пришлось вернуться к недостроенной сокращалке.
Знаков около нее было много. Маша присмотрелась: в основном незнакомые. Первый ряд только понятный, это предупредительные знаки о том, что входить нельзя, опасно, могут быть последствия…
– Последствия я уже поимела, – пробормотала Маша. – Пройденный этап… Дальше-то что делать?
За первым, предупреждающим, рядом начиналась целая вязь разных значков, как бы висящих на горизонтальных шпагатиках. Это был текст, но не такой, какие бывают в книгах. Текст был многослойный, и некоторые буквы или слова в разных слоях соединялись ниточками или чем-то вроде ниточек. Иногда соединялись целые блоки текстов. Какие-то фрагменты были выделены другим цветом. В некоторых местах зияли пустоты. Маша ничего, конечно, не поняла.
Стоять тут бесконечно и лупиться на паутину значков было еще бессмысленней, чем оставаться возле закрытого люка.
– Была не была! – произнесла Маша и еще раз просунула голову в сокращалку.
На этот раз по ту сторону пустоты не было. А туннель был. Тот самый, по которому они когда-то пришли на этот остров. Все лампы горели и, видимо, появились новые, поскольку раньше эта часть туннеля не освещалась. В свете этих новых, еще не успевших покрыться пылью ламп собственной персоной стоял, скрестив на груди лапки, двухголовый…
– Мамочка! – пискнула Маша. – Кротик!!! Ы-ы-ы…
Мария Малинина от страха и неожиданности впала в ступор. Она понимала, что надо быстро выдернуть себя обратно, но…
Кротик смотрел на Машу оценивающе. Потом левая его голова одобрительно кивнула:
– Хороша-а!
А правая плотоядно облизнулась и засмеялась.