– Оно Машку сожрало, – прошептал Рино, возражая самому себе. – Оно монстр, если я его не… То оно и меня… Как только проснется…
Лысая монстрятина сладко причмокнула противными огурцемидорными губами, перевернулась на другой бок и всхрапнула. «Интересно, оно – он или она?» – подумал Рино, буравя взглядом бугристый затылок чудовища. А потом не словами, а как-то подсознательно, мельком, вдогонку, еще подумал о том, что если оно – он, то башку можно и отрубить. А если оно – она, то как-то… Как-то вроде совсем нехорошо.
– Я с ума свихнулся! – прошептал он вслух и покрепче сжал меч. – Надо сейчас, прямо сейчас, на раз-два…
Он сделал шаг вперед и даже замахнулся. Что-то было не так. Рино растерялся. С одной стороны, он понимал, что перед ним чудище-людоед или мутантоед, не суть важно. С другой – понимал, что… Нет, с другой стороны, Рино решительно ничего не понимал, кроме того, что…
Протоптавшись в нерешительности около монстра никак не меньше четверти часа, Рино Слунс обреченно вложил меч в ножны и побрел прочь. В общем, он осознавал, что ему конец. Рано или поздно оно (он или она) проснется, и… «Наверное, на меня нападут сзади, – размышлял он. – Хорошо бы сразу отключиться».
От былой злости не осталось и следа. Рино дошел до дома главы города, толкнул дверь. Поднялся на второй этаж, в комнату с коллекцией оружия. Вернул меч на место. Жалко, что он так и не смог им воспользоваться и уже никогда не сможет. Главное, он же столько раз представлял себе мысленно сцены, в которых он, храбрый герой Рино, как раз примерно таких вот монстров как раз примерно таким вот замечательным мечом…
Он вышел.
На улице было светло и тихо. Солнце не выглянуло, но тучи кое-где разошлись. «Хороший день для смерти, – вяло подумал Рино. – Может, попробовать уплыть? Надо попробовать…» Рино решил заглянуть в подвал одного из домов, в котором они с Машей нашли особенно солидные запасы продуктов. Может быть, монстр – ночное животное. Если успеть уплыть до вечера…
Он побрел к дому с подвалом. От переутомления перед его глазами плясали цветные муточертики. Особенно если смотреть под ноги.
Из подвала вышел, нагруженный едой. Взял такую, которая не испортится. Теперь надо было добраться до пристани, выбрать лодку, и в путь.
Между тем день над покинутым островом медленно, но все-таки разгорелся. Снег, едва припорошив каменные декорации предстоящей трагедии, больше не шел. На земле он местами растаял, сделав попытку оставить жителям городка призрачную надежду на продление осени. Единственный вменяемый на данный момент житель, Рино Слунс, брел по мокрой брусчатке к пристани без всякой надежды. Какая разница, что будет дальше, осень ли, зима? Не все ли равно, убьет он жуткого паукомонстра или монстр разделается с ним? Будет лучше, если он уплывет, оставив чудовищу пустые дома на растерзание, или что-то изменится, если он загонит монстра обратно в подземелье, а сам попытается остаться тут, сохранив город, дома, книги, культуру?
Надо сказать, мысль о сохранении чужой культуры пришла в голову Рино впервые. Конечно, он и раньше не был варваром и пользовался вещами жителей города без спроса только потому, что у него не было другого выхода, да и спрашивать было не у кого. Но идея остаться робинзонить, чтобы не дать разным диким животным посеять тут хаос?! Нет, об этом Рино и не помышлял. Но теперь самое правильное – уплыть. Жители не вернутся, а если вернутся, сами примут решение, что делать с гигантским пауком. Может быть, они приручат его, как Кротика? Научат говорить или построят ему отдельное комфортабельное жилище. Вон Кротик живет под землей – и вроде бы доволен. Рино стал размышлять о том, какой жизнью жил Кротик, чем питался, где спал.
Цветные муточертики под его ногами плясали, как ненормальные. Как он поплывет? Грести же надо, а у него в глазах рябит… Хорошо, что лысого монстра не видно…
Вдруг Рино заметил, что если смотреть не под ноги, а на стены, например, то перед глазами никаких пятен нет. А если… вниз… то…
– Суслик, полный суслик, это же не пятна! – воскликнул Рино, от неожиданности роняя продукты. – Это знаки! Стрелки! И всякое такое!!!
– А я тебе о чем говорила! – противным голосом просипел сзади кто-то.
– Монстр!!! – завопил Рино, сломя голову бросаясь наутек, к пристани.
– Да я не монстр, я – Маша Малинина! – орал сзади паукомонстр. – Я теперь – мутангел! И ты тоже! Все будет хорошо!
Будущее время Маша употребила зря. Никаких «будет». Все уже было хорошо. Уже издали, даже не добежав до пристани, Рино Слунс увидел, как к их острову плывут корабли, парусники. Они были очень красивые. Пожалуй, красивее их были только яркие воздушные шары, тоже приближающиеся к острову.
Глава 21. Предатель
Проводив Дюшку, то есть Элину, домой, Ризенгри пришел в самое распрекрасное настроение из всех, доступных мутантам на Земле-4. И, насвистывая новогоднюю мелодию, направился к себе. По дороге он пробежался по магазинам и набрал подарков к Новому году. Баллов ему было не жалко, ведь они с Дюшкой-Элиной решили свалить из этого захолустья. А в столице никакие эти дурацкие условности ему не понадобятся. Взял любой блокнот, понарисовал себе туда столько больших круглых чисел, сколько не жалко, – и вперед по ночным заведениям. А днем и вовсе проблем никаких. Эх, хороша планетка, хоть и без компьютеров! Нагруженный свертками, Ризи ввалился в подъезд, едва не снеся с петель входную дверь. «Я нашел Дюшку!» – мысленно ликовал Риз.
– Все на месте, кроме твоих! – крикнула, не вылезая из внутренних комнат, Мария.
– Спасибо! – откликнулся Риз, взбегая по лестнице.
Для отца с матерью свертки были небольшие, достаточно ценные, но ничего особенного. А сестренку Лизку перед отъездом Риз решил побаловать. Он купил ей целую кукольную семью с собственным домом и всеми необходимыми причиндалами: мебелью, одеждой. Еле дотащил такое количество коробок! Дом был в сложенном состоянии. Его можно было собрать в три этажа, тогда он получился бы высокий и компактный, а можно было в два, тогда для него требовалось побольше места. Играть было удобнее в два этажа. Ризи не помнил точно, сколько места в Лизкиной комнате.
Он свалил все подарки в свою каморку, в восьмой номер, взял рулетку и хотел было спуститься вниз, посетить детскую и измерить свободное место, но тут его взгляд упал на стол и… Ризенгри напрягся. На столе лежала стопка зеленых тетрадей. Это были очень старые тетради, похожие на ту, которую дала ему сегодня Элина. Он достал тетрадку-дневник Элиного папы и сравнил обложки. Обложки были похожи. Он пролистал несколько страниц и сравнил почерки. Сомнений не было: все это писал Сергей Нарциссов, физик-самоучка, погибший много лет назад. Секретные тетради, из-за которых его загребли. Обалдеть. Но как все это добро тут оказалось?! Нет, понятно, что Элина принесла, но когда она успела и как вошла? «Наверное, я двери забыл запереть, вот я раззява!» – подумал Ризи. Механически сунув рулетку в карман штанов, он присел к столу и раскрыл первую тетрадь…
Ризенгри Шортэндлонг просидел над тетрадками до самого вечера. Нет, не то чтобы он так любил физику или разбирался в ней. Почти все формулы и расчеты ему приходилось пролистывать, поскольку они были слишком сложны, а времени вникать в каждую циферку и буковку у него сейчас не было. Но кое-что в записях настораживало. Слишком много было совпадений с тем, что Ризи чувствовал (особенно это касалось черной нити из его ладони), и тем, что описывал Элин отец.
– Да, да… Это так примерно и происходило, – шептал Ризи, отрываясь от текста, а спустя минуту опять отрывался. – Да, как раз в момент Смены Дня и Ночи у меня однажды появилась эта нить и…
Он проверил свою ладонь. Нет, сейчас это была просто ладонь, кожа снаружи, кости внутри. Ризенгри проделал любимый супермутантский трюк: вывернул ладонь наизнанку, стараясь не разбрызгивать кровь по стенам. Исследовал внутренности своей руки со всей тщательностью. Ничегошеньки. Ризенгри вернул руке ее привычный человеческий вид и посмотрел на часы. Скоро полночь, можно будет проверить…
Все тетрадки были сплошь в формулах и странных схемах. Скупые строчки на полях представляли собой обрывки фраз. Из них Ризи понял: Сергей считал, что пространство устроено не совсем так, как мы это себе представляем, состоит из каких-то скрученных дополнительных измерений, с которыми можно что-то такое особенное сделать, но нужно наличие «самотянущихся» струн, которые при «растягивании вширь» становятся чем-то вроде пены, сближающей самые далекие точки Вселенной.
Эти записи можно было посчитать бредом сумасшедшего, продуктом больного воображения чокнутого ученого, но… Ризенгри помнил, как некоторое время после исчезновения Вари нить не только тянулась из его руки, а как он, скользя по нити, знал, что она действительно расширяется где-то далеко-далеко, превращаясь во что-то другое, что он сам называл пузырями, а Элин отец – пеной. А еще Ризи вдруг вспомнил кусок фантастического романа, который написал Славик Тихонович, Дюшкин дедушка. Там, конечно, просто фантастика со всякой магией, но странное существо по имени Мебби Клейн тянуло именно нить, самопревращающуюся!
Твердо решив сделать все, чтобы Элина-Дюшка смог вспомнить свое прошлое прежде, чем они станут ангелами, Ризи сунул драгоценные тетрадки за пазуху, извлек из кармана рулетку и спустился вниз. Кое-что надо было успеть сделать до наступления Ночи.
Он заглянул в детскую. Лизка отсутствовала. Так-с… По ширине игрушечный дом в два этажа, пожалуй, влезет. Теперь измерим длину… Ногой Ризенгри зацепил какой-то тяжелый предмет под Елизаветиной кроватью и невзначай сдвинул его. Хотел поправить, но механически, неосознанно, вместо того, чтобы запихнуть обратно, выволок на свет. О небо! Перед ним была каменная мозаика. Наподобие тех, которые обожал делать Дюшка. Та же окантовка крошкой, тот же оригинальный принцип укладки камней двумя слоями… Риз этой Дюшкиной дури никогда не понимал, но то, что это его р