абота, сомнений не было. Ризи сидел на полу, ошалело уставившись на доску с мозаикой, когда в комнату вошла Лизка.
– Ты чего это трогаешь! – зашипела она, оглядываясь на дверь. – Это для мамы подарок! Ты что, свой подарок тоже нашел?
– Нет, не нашел, не нашел, – успокоил ее Риз. – А это кто делал?
– Кто-кто! Я, конечно, – гордо ответила девочка. – Правда, стопудово супер?
– Правда, – кивнул Риз. – Очень красиво! А ты са… То есть… кто тебя этому научил? Тебя же научил этому кто-то… хороший?
Лизка замялась.
– Да, меня научила одна… хороший человек, но… это секрет!
По законам Земли-4, если тебе говорили: «Это секрет», то спрашивать дальше было верхом неприличия.
– Ой, извини, – сказал Риз.
– Ничего страшного! – как взрослая, ответила Лиза.
Ризенгри был почти на все сто процентов уверен, что помогал Лизе Дюшка. То есть Эля. Но все-таки надо было это проверить.
– Давай положим твой подарок на место!
Ризи нагнулся, чтобы сунуть доску с мозаикой обратно под кровать, но тут она выскользнула у него из рук. Он очень ловко попытался ее не поймать, и ему это удалось. Описав дугу, мозаика упала, ударившись углом об пол.
– Ой, Лиза! Самый большой и нужный камень выпал и разбился! Ой, какой я безрукий, какой я у тебя ужасный брат! Ты меня-а никогда теперь не прости-ишь!
Герой Риз Шортэндл картинно разревелся. Вообще-то при иных обстоятельствах Лизавета сейчас сама бы запустила соловья, но теперь ей вынужденно была навязана роль взрослой.
– Ты не должен плакать! – очень серьезно сказала она. – Ты же большой уже, и еще герой ведь. Перестань!
– Да-а, не плакать! – всхлипнул Риз. – Как не плакать: я твой подарок испортил. Где ты теперь такой камень возьмешь? Теперь из-за меня мама без подарка оста-анется!
– Да я у Марии возьму у нее много! Не останется мама без подарка.
Лизка погладила Риза по руке, как маленького.
– У какой Марии? – решительно перестав плакать, спросил Ризенгри. – То есть я хотел сказать, беги прямо сейчас. А то я очень переживаю. И Ночь скоро.
– Ага, – кивнула Лизка и выбежала из комнаты.
Ризи проследил за ней. Девочка побежала вниз, к консьержке. Побыв там совсем недолго, она вернулась. Ризенгри пропустил ее наверх, спрятавшись за нижним пролетом лестницы, и вошел к Марии. Мария, укутанная в большой шерстяной платок от радикулита, читала книжку. При виде Риза она вздрогнула и встала. И Ризу сразу стало все понятно. Все-все.
– Ты – не Мария, – сказал Ризенгри. – Ты – Дюшка.
Мария молчала.
– Ты – мой друг Дюшка Клюшкин.
Мария по-прежнему молчала.
– Мария! – убежденно сказал Риз. – Скорее всего, ты ничего не помнишь, но ты – абсолютно точно мой друг Андрей Клюшкин. С другой планеты. Я тебе сейчас все расскажу, и ты обязательно вспомнишь. Вот слушай. Раньше ты был…
– Не надо, Бес, – сказала Мария. – Не старайся напрасно. Ты прав. Я – Дюшка.
Мария отвела глаза в сторону, закусила нижнюю губу – типично клюшкинская привычка. «Он сам меня вычислил или не сам? Зачтется попытка или нет? Лизка прибегала только что… Это совпадение или нет? Я так нелепо выгляжу… Не так я себе все это представлял…» – Мысли в Дюшкиной голове играли в чехарду.
– Подожди! Так ты с самого начала помнил о том, что ты – Дюшка? – изумился Ризи.
– Да, именно так.
– И ты знал о том, что я где-то рядом с тобой?
– Разумеется.
– И ты знал, кто я?
– Ну, заранее – нет, но я сразу догадался…
Консьержка Мария, она же Андрей Клюшкин, вышла в соседнюю с ее рабочим местом комнатушку, вернулась оттуда с двумя большими кружками кофе и продолжила как ни в чем не бывало:
– Бес, мне немудрено было догадаться, согласись. Ты – Венька Бесов, как и раньше, разве что худее немного. В первый же день называешь себя Ризом Шортэндлом, вылечиваешь кого-то, с незнакомцами не здороваешься. К тому же живешь в моем подъезде. На, пей. Никто из местных не увидит. Это самый элитный кофе, из лучших домов столицы. У меня еще шоколад был, но извини, как раз кончился. На днях опять собирался смотаться в первопрестольную, пополнить запасы. Этим ихним массовым утренним склерозом так прикольно пользоваться в личных целях…
– Смотаешься? Опять смотаешься? Но как, это же далеко, а ты… Ночью, что ли? Но как? На чем?
– Да я теперь типа летать могу.
– Ого! Ты стал мутантом? Круто. А крылья где? Ты левитируешь или как?
Дюшка активно замотал головой:
– Не! Я так и не стал мутантом. Это ангельская способность, но…
– Ты теперь ангел?!
– Не, не! – Клюшкин замахал руками так активно, что тут же скривился от боли, ибо тело страдающей ревматизмом Марии не прощало таких выходок. – Я человек. Но могу иногда переходить в тонкое состояние. Раз – и в столице. Не совсем летать, но так даже удобнее. Я для Димы выполнял одно поручение, он меня этой способностью временно наделил, а потом так и оставил.
Кофе парил над кружками тонкими ароматными струйками, едва заметными. У одной из кружек был отломлен краешек. От этого она казалась Ризу ущербнее. А Дюшке было все равно. Дюшка взял ее себе – но не потому, что она была значимее, а для того, чтобы более целая досталась гостю.
– Клюшкин, ты предатель, – сказал Риз.
– Нет, Бес. Наоборот. Ты не понимаешь, я…
– Почему ты мне сразу не сказал, что ты – Дюшка? Я прочел тысячи этих дурацких историй здоровья, психологию местную наизусть выучил, в СС устроился, Элину чуть с ума не свел. Я решил, что она – Дюшка, сказал, что мы с ней поэтому можем быть только друзьями, и никаких больше чувств. А ты видел меня несколько раз в день и: «Пять, три, семь», «с первой по четвертую»… А первая твоя фраза! «Наш герой! Всю свою оставшуюся жизнь я буду гордиться тем, что жила в одном подъезде с таким замечательным, исключительно чутким молодым человеком!» Ты мог хотя бы намекнуть!
– Не мог я. Я все сделал правильно! Ты что, так ничего и не понял? Я же делал все, как надо! Как надо, то есть: не сознаваться, пока ты сам однозначно меня не вычислишь. Конкретнее – пока трижды не повторишь, что я – Дюшка. Ты повторил. Трижды. Я подтвердил. Все, как надо. Все по правилам. Это здорово, что ты меня вычислил и справился с заданием. Теперь все будет хорошо! Ну… насколько это вообще возможно…
Клюшкин вдруг переменился в лице, отвернулся к окну. И тихо добавил:
– Я все сделал по правилам. Ничего не нарушил. Нас должны теперь сделать ангелами, и тебя, и меня. Должны! Пусть не ангелами, пусть просто жить, дальше как-то жить, дружить… А Варя…
– Варя-то тут при чем? – оторопел Ризенгри. – Она тоже тут? Выжила, что ли? Хм. Так это ж супер, если выжила! Хорошо хоть, ты сообразил с Лизкой мозаику делать…. А! Варя тут, и она вам тоже помогала, что ли? Проясни ситуацию!
– Вари нету, – выдохнула консьержка Мария, становясь еще белее. – Вари, мамы, сестренок, никого… Но тебя, хотя бы тебя теперь должны оставить!
В последней Дюшкиной фразе было столько отчаяния, что даже такая бесчувственная супермутантина, как Ризи, смогла понять, что тут что-то не так. Но что?
– Эй, Клюшка, ты что? Никто, кроме нас, не выжил, это плохо, но это ж не новость. Меня должны оставить. Это хорошо, это новость. Я лично рад. Ты вроде тоже. Что-то не так?
– Да мозаика эта… – прошептал Клюшкин. – Какой я идиот, какой я идиот!!! Мозаика – это вообще получилась конкретная подсказка. Эх… Как теперь объяснить ангелам, что я не нарочно!
Дюшка-Мария сел, поставил наконец на стол кружку с кофе, которую все это время держал в руках.
– Подсказка?! Да я даже увидел случайно! Я собирался уехать сегодня ночью! И уехал бы, думая, что Дюшка – это совсем не ты! Разве нельзя было подсказать мне раньше? Ты – предатель!
– Ты что?! Бес, ты не должен считать меня предателем, потому что я никакой не предатель. Я вообще не должен был тебе подсказывать, и мозаика эта – это не подсказка, повторяю, а мое упущение. Клянусь, я не собирался подсказывать, я просто играл с малышами от нечего делать. Думаешь, фунт изюму – быть тут вахтершей? Но что делать, если в этой игре такие правила. Просто я понял одну простую вещь, которую ты понять никак не можешь. Вещь такая: не нужно бороться с ангелами. Надо понять, что они гораздо умнее нас с тобой, сильнее и прозорливее. Они лучше знают, что им с нами надо сделать, чтобы нам в конечном счете стало лучше. Они добрые, и мы должны быть им благодарны…
– Что? Клюшка, что ты такое говоришь? Кто добрый? За что благодарны?
Ризу очень хотелось схватить Клюшку за плечи и как следует постучать головой об стенку, чтобы из нее, из этой глупой головы, вытряхнулись все эти нелепости. Но тут раздался звоночек, возвещающий о том, что в подъезд кто-то вошел. Мария Клушкина немедленно вышла навстречу вошедшему. «Пятая и восьмая», – услышал Риз. «Что слышно новенького насчет… «Простите, к сожалению…» «Что вы, что вы…» Мария вернулась.
Ризи давно привык к тому, что он сам может быть кем угодно. Но видеть своего лучшего друга в этом нелепом коротконогом теле стареющей одинокой женщины с совиными глазами и четко обозначившимися морщинами было как-то тоскливо.
– Как за что благодарны? – тяжело, словно он на самом деле был Марией, продолжил Дюшка. – Мы живы, мы все помним, у нас есть руки-ноги, нам не падают за шиворот скорпионы в час по штуке, мы живем на уютной, дружелюбной планете…
Дюшка не имел права рассказывать Ризу про Старка и про Джен. Он очень хотел рассказать своему другу очень много всего, но не мог. Дал слово Диме.
– На классной планете, где вершиной творческой мысли является уродливый четырехколес с паровым двигателем! – воскликнул Ризенгри. – Я просто поражаюсь, как они додумались витамины синтезировать. Просто не иначе, как их ангелы надоумили.
– Нет, ангелы в развитие Земли-4 ни разу не вмешивались, – покачал головой Дюшка.
Но как только Дюшка произнес эту фразу, он вспомнил про Старка. И понял, что это вранье. И еще вдруг почувствовал, что больше не может врать. Совсем, совершенно. Что ему просто физически плохо становится от того, что он вынужден вешать Ризу на уши всякую лапшу. Но как ему быть, Дюшка не знал. Сказать правду – значило обмануть Диму. Не сказать – обмануть Риза. Да и все эти подробности о смерти Джен…