– А вы ведь сегодня должны были дойти до кристаллов, верно?
Она не ответила, лишь втянула голову в плечи и дрожащие ладони в рукава, чем напомнила ему цыпленка, пытающегося залезть обратно в разбитую скорлупу – в домик, где тепло, сухо и знакомо, но куда уже не попасть, – и отвернулась в сторону.
А затем скривила лицо и неслышно разрыдалась.
Майк на секунду опешил, а после досадливо, вперемешку с сочувствием подвел итог:
– Значит, вы туда дошли.
– Пейте.
Чай пах травами.
Непогода осталась за преградой из крыши и деревянных стен и теперь недовольно постукивала по черепице, напоминая о своем близком присутствии. Внутри тепло и сухо. Непривычно после многоголосого леса, тихо.
Белый пластиковый чайник на столе, полумрак, рассыпанные возле блюдца листочки сухой заварки и солоноватое печенье в виде рыбок в блюдце. В стеклянном блюдце. Как непривычно. Еще несколько дней назад цивилизация окружала со всех сторон, а теперь казалась давно ушедшим в небытие мифом, от которого остались невнятные отголоски в виде стекла, пластика и металла.
Рыбки. Маленькие формованные крекеры: округлое тело из теста, маленький хвостик. Глаз отсутствовал.
– А что это значит – вероятное будущее?
– Это значит то будущее, которое на данный момент является для вас наиболее вероятным.
– Насколько вероятным? Как узнать процент?
Майкл не ответил.
– Но почему именно так? Почему кристалл показал все в темных тонах, ужасающе мрачных и гадких?
– Кристалл не придумывает. Он вытягивает то, что сидит в вашей душе. Что, возможно, спит. Но поверьте, оно проснется, как только вы получите желаемое, а деньги – это не только друг, но и враг, сложнейшая проверка человеческих качеств и вашего внутреннего баланса. Это могучая агрессивная энергия, которую почти никто не может удержать. Которая умеет прекрасно подчинять и управлять теми, кто пытается управлять ей.
Марика не знала, зачем рассказала все ему, мужчине-проводнику. Наверное, хотелось поделиться, поплакаться и, возможно, получить совет. А может, просто поговорить, ведь подобной роскоши в последние дни почти не случалось. Бормотание себе под нос не в счет.
Чай медленно остывал. На дне чашки колыхались, словно водоросли, разбухшие зеленые листья.
– Но ведь я могу это изменить, правда? Могу?
Морэн, до того смотревший в окно, повернулся, и Марика впервые заметила, насколько у него удивительные серые глаза. Ясные, чистые, глубокие, так разительно контрастирующие с темными бровями и ресницами. Глаза умного, терпеливого, в чем-то мягкого, в чем-то жесткого человека.
– Можете. Это ваш выбор, о чем именно попросить, когда дойдете до конца этой дороги. Продумайте и четко сформулируйте желания, прежде чем озвучивать их. Тогда шанс на другой исход сохранится.
– Спасибо.
Ей стало легче. Шанс, когда он есть, – великая вещь. Пусть маленький, пусть едва заметный, скользкий и липкий, крохотный и почти никакой – это все-таки шанс, и это великий дар. А его отсутствие – да, Марика это знала – могло бы сломать ее. Беспощадные зубы кристаллов перемололи внутреннее «я» столь тщательно, что делалось больно даже от попытки посмотреть туда, на раздробленное кровавое месиво эгоистичных желаний и потенциальных последствий.
Она бы не вынесла эту ношу. Наверное. Но проводник поддержал ее, дал робкую надежду и позволил вновь начать осторожно дышать, позволил думать, что не все потеряно; и теперь не важно, попросит ли она денег в конце пути, но она пройдет этот самый путь до конца. Так что спасибо. Огромное ему за это спасибо.
Настало время уходить; она медленно отодвинула от себя пустую кружку. Неслышно вздохнула. Ей позволили отогреться, напоили чаем и дали выговориться, не вышвырнули прочь, как дворнягу, не прогнали. В душе плескались волны благодарности.
– Я пойду, спасибо вам.
Морэн какое-то время смотрел на гостью: на ее лицо, волосы, одежду. Потом, после некоторых раздумий, предложил:
– У меня есть душ. Сходите, если хотите. И прежде чем пойдете, не мешало бы просушить вещи – ночь будет холодной.
Марика кивнула с такой глупой счастливой улыбкой на лице, что Майкл нехотя улыбнулся в ответ.
– Тогда посидите. Схожу за полотенцем.
Шампунь пах сандалом, дубовой корой и теми нотками, которые в рекламе принято называть «спортивным адреналином». Мужской шампунь. Марике было плевать. Главное, что он пенился, мылился и смывал грязь.
Борясь с чувством вины, она втерла его в волосы целых три раза.
Горячая вода, пар, ощущение чистоты – вот где настоящий рай. Пахучее мыло, жесткая губка, царапающая кожу до красноты, и пушистое чистое полотенце. День удался.
Плескаясь в чужой ванной, словно довольный енот, она поймала себя на мысли, что снова напевает себе под нос.
Закончив принимать душ, достала из рюкзака нижнее белье и принялась его перестирывать. Грешно упускать такую возможность. Не найдет, где просушить сейчас, – раскидает на ночь по пологу палатки, делов-то. Зато есть мыло, в ее руках настоящее ароматное мыло – хвала Создателю!
Зеркало запотело, под потолком клубился пар, с мокрых (чистых) волос стекала вода. Намыливая носки, Марика счастливо улыбнулась.
– Я чувствую, что жадина внутри меня осталась, понимаете? Несмотря ни на что. Та часть, которая все еще желает денег, и желает их сильно. И, кажется, я смогу, я сделаю все иначе, я получу эту гору золота и останусь человеком, не пойду по головам, не начну предавать, не стану… – последнее слово далось нелегко, и Марика выплюнула его, словно ядовитый шип: – Мегерой.
Майкл, сбросивший куртку, аккуратно складывал на сыром кострище шалашик из сухих поленьев.
Дождь кончился. Редкие капли стекали с навеса в образовавшиеся на земле лужи. По-особенному мягко и тактично выплыло из-за облаков солнце, лес с готовностью расцвел в его закатных лучах тысячами искорок.
– Не верьте фразе «Предупрежден – значит вооружен». Это верно лишь отчасти. Трудная работа начинается не тогда, когда вы получаете желаемое, а когда вы начинаете себя готовить к его получению. Свалившаяся с неба манна – не дар, а проклятье для негармоничного человека. Даже если ему заранее покажут, что́ может произойти в будущем, он все равно продолжит надеяться, что сумеет обойти самого себя и те препятствия, что увидел. Это иллюзия. Вы, конечно, можете не верить, но это так.
– Я верю. Вот только что же получается…
Марика поерзала на пеньке, глядя, как сушняк, занявшись от пламени спички, начал чадить.
– Пока не станешь готов, то и просить нельзя?
– Почему нельзя? Можно. Просите.
«Угу, просите, если хотите. Себе на радость».
Она поняла, что он хотел сказать, и умолкла.
Покачивалась на ветру развешанная на веревке одежда: две палки и крепкая леска, удобно. Видимо, хозяин и сам сушил здесь выстиранные вещи.
Костер занялся. Проводник поднялся и отряхнул руки.
– Я схожу в дом, принесу колбасы – это все, что у меня есть с собой. Основная еда хранится в другом домике, том, что выше в горах. Этот я называю летним. Подождете?
– Конечно.
Марика, смущенная вежливым к себе отношением, покосилась на рюкзак. Ей вдруг тоже захотелось чем-то поделиться.
– У меня ведь есть котелок, может, смогу угостить вас кофе?
– Хорошо. Тогда принесу кружки.
Мужчина кивнул и направился к крыльцу.
Марика непроизвольно залюбовалась крепкой высокой фигурой в джинсах и тяжелых ботинках. После того как Майкл скрылся в дверях, огляделась вокруг и глубоко втянула аромат свежести и мокрой листвы.
Хорошо. Красиво. Маленький домик на поляне в чаще, костер, приятный собеседник и минута покоя. Похоже на сказку. Или маленькую передышку перед новой дорогой, перед очередным рывком в неизвестность.
Потрескивали сучья, ветер играл с дымком: то кидал его в сторону сохнущей толстовки, то уносил в сторону дома. Покачивался подвешенный на плетеных веревках у верандной балки белый цветочный горшок, радостно болтались вместе с ним два оранжевых цветка.
Марика нагнулась к рюкзаку и расстегнула замок…
Майкл улыбался хорошо: широко, открыто, искренне. Чуть с насмешкой, но по-доброму.
– Вы хотите, чтобы я из дома всю посуду сюда перенес? У нас тут уже компот с ягодами, чай черный, зеленый, сок яблочный, что-то с клюквой, чарка с вином, а теперь еще и водка. Ладно, схожу за стопками.
Она от стыда пошла пятнами.
– Да я не знаю, что с ним случилось! Не горшок, а шутник какой-то! Раньше попросишь кофе – будет тебе кофе, а сегодня просто беда, сами видите. Наверное, я волнуюсь.
– Наверное.
Как только Майкл скрылся в доме, Марика принялась стучать (трясти не решилась – водка расплещется) пальцами по котелку.
– Ты чего такое вытворяешь?! Зачем нам алкоголь? Ты бы еще коктейли с мартини наварганил! Где наш кофе?
Наверное, нужно было успокоиться и, как и раньше, испытать благодарность, вот только, увы, не получалось – сказывались нервы. Хотелось впечатлить проводника, а выходило наоборот.
– Ну свари нам кофе, пожалуйста!
Котелок, наверное, втихаря насмехался на своем «котелочном» языке. Пришлось отставить его в сторону.
Тем временем вернулся Морэн, перелил водку в небольшую флягу, отложил ее прочь и расположил над костром тонкие ветки с наколотыми на концы кусочками колбасы. Несколько минут спустя над поляной заскворчало и поплыл изумительный аромат.
Совсем как когда-то. Только тогда были сосиски, и ими с ней не поделились. Марика мысленно усмехнулась тому, насколько порой изменчива жизнь.
Когда мясо над углями подрумянилось, с навеса поленницы уже не капало; розоватые лучи солнца, словно бархатные искрящиеся ленты, протянулись над лесом, коснулись крыши дома, пронизали опушку и вьющийся над поленьями дымок.
– А здесь совсем нет насекомых. Тех же комаров…
– Да, повезло.
Майкл убрал веточки от костра, разложил колбасу на две бумажные тарелки и одну протянул гостье.