– Это все?
Анна держала в руках футляр и смотрела на ожерелье с грустью. Не столько с грустью, сколько с застывшим в глазах разочарованием и фальшивой улыбкой в попытке скрыть истинные чувства.
Майкл растерялся. Специально не стал дарить подарок вместе со всеми – хотел порадовать отдельно, а теперь не мог понять, чем она недовольна.
– Ты же просила колье из диадемитов, я тебе его и подарил. Ведь был разговор…
– Да, был.
Она захлопнула коробочку и посмотрела на него с немым упреком: мол, ну почему вас, дураков, всему приходится учить заново и вслух? Почему не додумаетесь самостоятельно? Почему мы, женщины, как проклятые, всегда должны все делать за вас?
Он опешил.
К ночи посвежело. Пахло подстриженной травой и пробежавшей сквозь долгие километры подземных труб водой. Доносился гул далеких моторов; птицы не пели – наверное, их здесь не было или было очень мало…
– А ты сам не подумал, чего еще я могу ждать?
Анна улыбалась так, словно уже подписала ему приговор. И утомленная терпимость в ее глазах напоминала ему выстраданную снисходительность королевы, которую вот уже третьи сутки, стараясь на полную, не может рассмешить бездарный шут.
Он наконец понял – не сразу, но понял, – чего она ожидала.
И сразу же захлопнулся изнутри. Не готов был предложить ей себя. Обещать посвятить ей свое время, любовь, мечты и надежды. Не готов, и все тут; сам бы не смог объяснить почему, да и не пытался. Просто верил чувствам.
– Прости. Другого я не принес.
Он ответил тихо и не отвел глаз, несмотря на физически жгущее кожу разочарование в ее взгляде.
– А я от тебя другого и не ожидала.
«От тебя» прозвучало почти брезгливо – внутри Майкла что-то отпало. Осыпалось, как отставшая от стены штукатурка.
Они помолчали.
Отсюда был виден мост, по которому ровно ползли светящиеся точки – фары проезжающих машин. Кто-то наверху разбил о край бассейна бокал. Через секунду раздалось: «Я сейчас все исправлю», смущенное «Ой!», а следом плеск грузного тела в воду. Разразился дружный хохот.
– Ты куда, на Магию?
Она не предложила остаться на ночь – списала его со счетов. Он бы не удивился, если бы узнал, что на место сбоку от нее в постели уже нашелся другой претендент.
– Да, на Магию, – ответил просто и с удивлением осознал, что не чувствует ни боли, ни сожаления. Только облегчение. – Через пять минут пойду.
– Я провожу.
Правила приличия.
– Не надо, – он покачал головой. – Я знаю, где выход.
Вот и все. Люди встречаются, люди расходятся. Никогда не знаешь, что к лучшему, а что останется следом и протянется по душе свежим шрамом.
Не в этот раз. Спасибо, что обошлось без боли.
Терзала, несмотря ни на что, легкая грусть. Оттого что не знаешь, как все сложится; оттого что вещи меняются. Вот и вновь расстелился под ногами новый путь, а чья-то дорога отошла в сторону – ответвляясь, осталась позади; незачем оборачиваться.
Снова один. Снова вперед.
Гул мотора, ночной воздух, влетающий в окно, свет фар на пустынной улице.
Бессменная Изольда не спала, читала мятую газетенку; рядом на столе лежало неоконченное вязание.
– Уже вернулся?
– Ага.
– Думала, до утра тебя не будет.
Майкл не ответил. Администраторша поправила на носу очки.
– Куда тебя?
Он задумался. Почти полночь. Марика, где бы она ни была, уже спит. Так что домой.
– В зимний коттедж.
Она кивнула. Выдвинула пульт и ловко, далеко не по-старушечьи застучала по клавишам.
– Готово. Можешь входить в дверь.
– Спасибо.
– Принеси мне в следующий раз печенья с клубникой, ладно? А то эти охламоны шлют кофейное, оно уже в зубах застревает.
– Хорошо.
Майкл открыл дверь и шагнул на снег. Дождался, пока за спиной стихнет электрический гул – закроется проход, – втянул чистый горный воздух и пошел по дорожке к темневшему невдалеке коттеджу. А на ходу подумал: не раскурить ли одну из сделанных накануне самокруток? Решил, что сегодня можно – особенный день, день прощания с прошлым, – и на душе отлегло.
Над Магией висели крупные, похожие на виноградные гроздья звезды – не сравнить с небом над Нордейлом.
Она никак не могла понять, правильно ли сделала, поставив палатку в источнике. Но здесь, в отличие от остального леса, не капало, а от сырости уже ломило не только ноги, но и челюсть.
Свет струился из земли – мягкий и желтый; Марика, предварительно накормив сервала, разложила мокрую толстовку на крыше треугольного домика, выставила сапоги у тента, забралась внутрь и укуталась в одеяло.
Сон не шел.
Сегодня она шла особенно долго: никак не могла отыскать подходящую стоянку для ночлега. Остановилась было у прохладного ручейка, вытекающего из каменистого нагромождения, решила, что после заката вперед не пойдет, но через полчаса почему-то снялась с места. Стоянка не казалась «правильной».
А здесь тепло, сухо, спокойно, здесь легче дышалось.
Свет пробивался сквозь палатку, наполняя темноту крохотными золотыми искорками и тихим ощущением чуда. Так блестит в далеких снах воздух, так переливается неподвластное прикосновениям пальцев волшебство.
Сегодня Майкл не пришел.
Марика не стала додумывать ерунду – поняла, что на то, вероятно, были причины. Работа, затянувшееся занятие, возможно, экстренный вызов. В конце концов, мало ли дел у человека?
Несмотря на логику, легкая грусть все же спряталась в сердце и теперь выглядывала наружу.
Приди Майкл, она рассказала бы ему про свой день, про размышления, спросила бы про этот источник и тот, который нашла ранее. Поделилась бы мыслями.
Она вообще привыкла с ним делиться – не скрывая и не тая – всем подряд: и страхами, и жалобами, и радостью. С другими не могла, а с ним – да. Наверное, потому что человек хороший: спокойный, расслабленный, всегда уверенный и гармоничный. С таким хотелось быть рядом и дышать одним и тем же воздухом, чтобы не пропустить заглянувшее на огонек чудо, рядом с таким верилось в свои силы. И не стыдно, что грязная и непричесанная. И без косметики…
В общем, да, она немножко скучала. И всячески пыталась себя убедить, что это нормально. Ведь это естественно – скучать по тому, с кем комфортно? Другу, просто мужчине, человеку?
Расплести клубок запутанных рассуждений Марика уже не смогла: потихоньку, ощущая парение крохотных огоньков сквозь закрытые веки, сползла в сон.
Во сне она увидела себя стоящей на той же поляне, что и днем. У погасшего источника и восьмиугольной плиты. То же время суток, та же морось вокруг, только необычно тихо. Совсем тихо, как не бывает наяву: ни шелеста крон, ни пения птиц, ни дуновения ветерка. Марика вновь обошла плиту по периметру и приблизилась к одному из парапетов с раскрытой книгой. Удивилась и обрадовалась, когда поняла, что непонятные ранее символы теперь превратились в слова, которые можно прочитать. Вгляделась в знак воздушного потока, затаила дыхание и прошептала:
Соедини эмоции в покой,
Стремления к нулю сведи,
Соединись с собой и успокой
Все то, что разум бередит».
Вопросов почему-то не возникло. Строчки проникли в разум беспрепятственно и породили там ощущение безмятежности. Нужно просто отпустить эмоции, отпустить вообще все… перестать быть привязанным – вот что там сказано.
Она кивнула самой себе, убрала ладонь с прохладной каменной страницы и отправилась ко второй книге.
Здесь знак звезды и тоже что-то сказано. Рука легла на строчки, зашевелились губы.
Всем виден свет из темноты,
Его сияние очевидно,
Но если тени пропадут,
Вдруг станет ничего не видно».
Марика задумалась. О чем пытается сказать эта надпись? Что нет белого без черного? О контрасте, который позволяет различить, что хорошо, а что плохо? О том, что если вокруг все станет хорошо, то пропадет истинная суть вещей – все перестанет восприниматься тем, чем должно?
Любопытно. И загадочно.
Она, словно опасаясь не успеть, быстро зашагала к следующей книге. Нужно узнать, что написано в остальных двух. Обязательно узнать.
На той странице, где сверху лежал знак цветка, обнаружилось следующее послание.
Где стихнет Ветер, вступит Лотос,
Позволит Путь не потерять,
Глаза откроет спящий Хронос,
И время бег воротит вспять».
Здесь она не поняла ровным счетом ничего. Слова вроде бы ясны, а вот смысл ускользал. Ладно, заучит строки, попробует разобраться позже. И, бормоча только что прочитанное четверостишие себе под нос, Марика подошла к четвертой последней книге.
Здесь символ Крыльев. Или же это Врата?
Зашевелились в тишине губы; поползли по строкам пальцы.
Один прервется. Быстротечно.
Увереннее голоса двоих,
Но чтобы звук прошел три мира,
Прошенье нужно…»
Тут она запнулась, не в силах разобрать последний символ: «от живых»? Там сказано «от живых»? Нет-нет, что-то другое… Марика зажмурилась, напряглась, пытаясь ухватить расползающийся в сознании ответ, – правильный ответ – и едва не застонала, чувствуя, что не выходит. Ну давай же, сложись, последнее слово! Пальцы застыли над знаками, ладонь дрожала.
– Четверых. Там сказано «четверых»! – выдохнула она секунду спустя с триумфом. – «Прошенье нужно четверых».
Стоило ей сложить текст со всех четырех книг воедино, как плита в центре засветилась, от нее вверх начали струиться лучи.
– Это же… – зрачки непроизвольно расширились, а сердце перешло на галоп. От нахлынувшего осознания Марика вдруг начала дрожать как осиновый лист и все никак не могла закончить фразу. – Это же Источник Здоровья!