– Не хочу, – выдавила она глухо. – Вы обещали, что не будете пугать. Не хочу.
– Хорошо, как скажете, – примирительно покачал головой Хранитель, – не хотите, и не буду.
Он убрал руку с погасшего камня-зеркала и положил ее сверху на ту, что уже держал на посохе, качнулся вперед. Пещера вновь погрузилась в полумрак, подсвечиваемая лишь поднимающимся от голубоватого песка светом.
– Неужели вы еще не сделали верного вывода? Не увидели, что любая болезнь есть не что иное, как урок? Урок, который обязательно стоит преодолеть?
– А что, без болезней лучше стать нельзя?
– Иногда можно, иногда нет. Вы ведь знаете, что люди иногда не слышат.
– Не слышат чего?
– Садитесь, – старичок мягко указал на песок, – он теплый. Мы немного побеседуем, это не займет много времени.
Чувствуя, как дрожат колени, Марика опустилась на влажное дно Грота.
– У каждой болезни есть предвестник, вы не замечали? Множество признаков, указывающих на ее приближение. И этими признаками могут служить не только физические недомогания, но в первую очередь эмоциональный дисбаланс. Верно? Вы начинаете злиться или расстраиваться, обижаться, гневаться, испытывать крайние степени различных эмоций – это уже дисбаланс, поверьте. Многие не замечают, а зря: на подобное всегда стоит обращать внимание.
– Хорошо, но болезни возникают не только от эмоционального дисбаланса, так?
– Большинство, как ни странно.
– Есть еще инфекции, вирусы, бактерии…
– Марика, – прервал призрак, взмахнув ладонью, – как вы думаете, все-таки зачем человеку болезни? Даже если от вируса?
– Не уверена. Не знаю, – она напыжилась, надулась. Не хотела смотреть старичку в заботливые глаза – тема тяготила, хотелось вернуться наверх в палатку и лечь спать.
– Чтобы человек чему-то научился, развился. Болезнь есть не что иное, как предостережение или предупреждение о том, что о чем-то стоит задуматься. Осознать, проанализировать, изменить. Чаще всего это касается поведения. Если человек слышит сигнал до того, как наступает критическая стадия заболевания, и задумывается – не просто задумывается, но делает верные выводы, – хворь отступает сразу же.
– Но как кто-то может услышать сигнал? Откуда?
– Здесь нет ничего сложного, – дед примирительно развел руками; посох наклонился, как накренившаяся под шквалистым ветром мачта. – Нужно просто спросить Небо: что оно пытается нам подсказать? От чего уберечь? От каких ошибок?
– Вот я и говорю, что болезнь – наказание за ошибки!
– Не совсем так. Болезнь есть способ дать вам знать, что где-то начались ошибки, которые можно исправить.
– Но некоторые умирают!
– Не исправляют, да. Не хотят задумываться, ленятся, боятся, не желают, как я уже говорил, слышать.
– Но зачем всем развиваться?
– Потому что жизнь – это путь развития, и на нем не сто́ит застревать на одном месте, это неверно.
– А если кто-то не хочет развиваться?
– Есть и такие, – старичок замолчал; его полупрозрачное лицо сделалось разочарованным. – И моя лекция им вряд ли помогла бы.
Какое-то время, негодуя на себя за то, что все-таки спустилась в пещеру, Марика пыхтела, вспоминая, сравнивая, перемалывая и сортируя полученную информацию. Затем спросила:
– А как же несчастные случаи? Автомобильные аварии, катастрофы, неудачные стечения обстоятельств, смерть близких – это тоже урок? Если так, то, я должна признать, жестокий урок. Болезненный, не находите?
– Нахожу, – кивнул дед-призрак, – но пытаться постичь подобные ситуации – все равно что пытаться постичь замысел Творца, что по определению невозможно. И потому мы говорим не об этом, а о том, что можно исправить и изменить. Понимаете, Марика, многие не хотят прикладывать никаких усилий к тому, чтобы стать лучше. Никаких. Не желают брать на себя ответственность за совершенные действия. И болезнь – это дар, это ценный шанс обратиться внутрь самого себя, задуматься. Спросить: что я делаю не так, где ошибся? Где я могу и должен научиться? Где проявить больше терпимости, заботы, света, кому подарить больше любви? Как вернуться к внутреннему балансу…
«Они все твердят об этом внутреннем балансе, – раздраженно подумала Марика, – все об одном и том же. Что Майкл, что Лао – все!»
– …И ответ всегда найдется. Поэтому человека невозможно излечить до того, как он сам не осознает, от чего и для чего лечится. Можно приносить теплое питье, давать лекарства, но основная задача – внутренняя работа. И знаете, что обидно? – теперь он смотрел на нее жалобно, почти просительно. – Многие в конце пути просят себе идеального здоровья. Цельного, нерушимого, насовсем. Вы понимаете, что они делают? Что творят сами с собой?
– Просто становятся счастливыми людьми?
Она непроизвольно сжала кулаки и заиндевела. Ведь это семечко номер два… семечко номер два и именно то, что она планировала на него загадать – чертово крепко-непробиваемое здоровье! Единственное сохранившееся на протяжении всего пути отчетливое и ясное желание.
Теперь же Марика не желала, отчаянно противилась услышать ответ, и когда дед с чувством произнес: «Да если бы так! Нет же! Они же себя лишают развития!» – она в сердцах едва не сплюнула на светящийся песок.
В голове с грохотом и пылью рухнула последняя уцелевшая башня.
Глава 12
Она предпочла бы все списать на сон, на поучительный сон, в котором старик-призрак читал лекцию о пользе болезней. Но сколь бы сильным ни было желание забыть ночную встречу, сделать этого не удавалось: в полумраке пещеры подошвы кроссовок светились голубым – в них застрял песок, тот самый, из Зеркального Грота.
Палатку она собрала молча и быстро, вместо плотного завтрака выпила лишь чашку кофе и вышла из пещеры под плотное хмурое небо. Лить перестало, но по долинам гулял прохладный ветер: гнул кусты, завывал в камнях, тоскливо бушевал, заглядывая в каждый уголок, будто искал кого-то.
– Ну и погодка.
Марика втянула носом тяжелый пропитавшийся запахом дождя воздух.
– И это все ты, ты привел меня в пещеру, – она укоризненно взглянула на сидящего рядом Арви. – Все из-за тебя.
Кот обиженно покосился в ответ.
Кольнула совесть. Она только что сделала то, чего призывал не делать Хранитель Грота: переложила ответственность за случившееся на кого-то другого.
– Ну хорошо. Это все я, – она опустилась на колени и осторожно погладила шерстяную макушку. – Это все из-за меня. Так лучше?
Ушастая голова кивнула.
– Вот противный!
По лицу против воли растеклась улыбка, невидимые тучи в голове исчезали быстрее, чем те, что висели в небе. Марика выпрямилась и позволила рюкзаку соскользнуть с плеча. Перед последним марш-броском неплохо бы свериться с картой.
Она оказалась не готовой к этому дню.
Раньше думала, что будет браво шагать навстречу собственному счастью, распевать песни, держать в руке невидимые воздушные шарики и счастливо улыбаться, а теперь просто сидела на мокром валуне и смотрела на раскинувшийся с пригорка вид на чащу. Застыл позади едва скрывшийся за поворотом вход в пещеру, впереди лежала укутанная лоскутами тумана лощина. Слева – каменистые кряжи, справа – надвое расколовший лесок овражек, под ногами – шишка. Блестели от капель спины камней, в них отражалось серое небо.
Она думала, что все экзамены уже позади, что осталось только получить выпускной сертификат, а на деле чувствовала себя абитуриенткой, подходящей к внушительным дверям академии, не выучив ни единого билета.
Самое время приплясывать от радости – карта показала, что до пилона несколько часов пути, – а ноги вдруг отяжелели. И дело не в том, что именно она попросит, а в том, что… неужели это… все?
Восемь (или девять?) дней – тут Марика неизменно путалась, – тысячи шагов по снежным и лесным тропкам, солнечные и хмурые утра, вечера у костра и в темноте, следующий по пятам Арви. Шишка, даже вот эта шишка, что упала с сосны и валяется здесь, будет лежать и после того, как случайно забредший путник уйдет. Ей-то, шишке, нет дела до чьей-то дороги. Ей некуда спешить, ей не нужно выбирать и ломать деревянные мозги вопросом: что же заказать? Что попросить у пилона?
Потому что он всегда будет стоять здесь, в двух часах пути, и ни о чем не беспокоиться.
Марика вздохнула – тяжело, протяжно: так, наверное, вздыхает древнее морское чудище, уставшее от жизни в тысячу лет.
– Надо просто собраться и идти, да, Арви? – спросила она шепотом, глядя на далекий горизонт. – Просто делать, что должна, как делала до этого. Просто взять себя в руки еще раз и не раскисать? Да?
Сервал ткнулся мордой в колено.
Марика шмыгнула носом.
Она шла и любовалась хвоей под ногами, проплывающими мимо кустами с сотней капелек на листьях, застывшими по краям тропинки цветами, чувствуя, как каждый шаг теперь неумолимо приближает к концу дороги. Смотрела на растущие поодиночке и группами деревца, вдыхала запах травы и размышляла о том, придет ли попрощаться Майкл. Привычно шлепал сзади Арви.
Придет или нет?
С одной стороны, зачем ему? Она всего лишь очередной игрок, появившийся на карте, чтобы сделать несколько ходов, и она отыграла свою партию. Почти отыграла. С другой стороны, ведь не чужие? Хоть слово на прощание, хоть взгляд, хоть тень улыбки.
Зачем?..
Вот и не давят на плечи жесткие лямки рюкзака, и уже не мешает повязанная вокруг талии толстовка, не страшно просить котелок о каше и не жестко спать в палатке. Все придется оставить. Все. Странно, но этот день хотелось пропустить. Просто кликнуть пультом на перемотку и оказаться не просто дома, а даже без воспоминаний. Без боли и грусти. Чтобы не давило сердце.
Марика шла вперед и презирала себя за малодушие.
Она прошла снежные горы, преодолела морозные подъемы и ледяные спуски, сумела разгадать множество загадок и не ударить лицом в грязь, когда было сложно, по-настоящему сложно, а теперь все это казалось неважным – мелочным и никчемным. И настоящая тоска, как оказалось, навалилась именно теперь, когда впереди остались жалкие метры дороги.