– Спасибо.
Доброжелательно пробежался по густым кронам ветер.
Во дворе перед летним домиком потрескивал костер.
Майкл отошел к поленнице, вернулся с охапкой дров, сложил их рядом с костром, удовлетворенно кивнул. Вынес две алюминиевые кружки, наполненные морсом, поставил одну на землю рядом с Марикой.
Этим вечером он почти не говорил, не хмурился, но и не улыбался, превратился в знакомого ей «старого» Майкла – сдержанного и немногословного. Хищник скрылся внутри, цветок прикрыл лепестки, кристалл погас, потому что луч принудительно отвернули в сторону, и теперь Марика неосознанно пыталась увидеть в серых глазах отражение того огня, что горел накануне вечером. Почувствовать дыхание того жара, того интереса, того неподдельного желания узнать, выпытать, если придется, правду.
Тщетно.
Проводник слишком хорошо владел своими эмоциями, а она теперь изнывала от жажды, силясь вновь увидеть его открытым, настоящим.
– Так, значит, вы хотите быть моей ученицей.
– Хочу.
– Готовы приходить сюда в назначенное время, не пропуская занятий? Ваша работа это позволит? Ваш возлюбленный?
Марика не сразу сообразила, о ком идет речь. Ах да, Ричард…
Потерла горячие щеки ладонями, едва успела убрать ступню от упавшей сверху искры и решила-таки отодвинуть пень подальше от кострища.
– Позволит. В смысле, у меня больше нет возлюбленного. А работа позволит.
Майкл молчал, а она на него не смотрела: потягивала из кружки морс, разглядывала переливающиеся угли.
Неслышно вздохнула. Ученица так ученица. Будет приходить на занятия и делать вид, что внимательно слушает. Точнее, пытаться внимательно слушать, не отвлекаясь на воспоминания о вчерашнем вечере, будет напоминать себе, что он всего лишь Учитель… Нельзя…
Прогорит костер, она отправится домой, на выход, молча пройдет мимо администраторши, запихнет пуховик в пакет, бросит все в багажник и поедет в пустую квартиру, где лежит на тумбе золотой лист.
Снова уходить… Как же сильно этого не хотелось…
Лежа в постели, она будет думать о том, что́ сделала не так, и ломать голову над тем, как все исправить, надеясь на то, что однажды представится шанс для этого.
Глупо. Как глупо иметь человеческие страхи, быть подвластной им. Как долго приходится выстраивать верные шаги, и как легко можно все испортить.
– Марика, почему вы не позволяете себе сказать?
Этот чертов мужчина, похоже, читал мысли; пальцы сдавили прохладный бок кружки.
– Сказать что?
Он не ответил. Просто сидел на корточках и ворошил угли. Собирался нанизывать на палочки уже заготовленные кусочки мяса. Вот бы этот шашлык унести в тот дом в горах, налить вина, сесть в кресла, а еще лучше – в одно кресло, ему на колени…
Он молчал, потому что ждал: сможет или нет? Решится ли произнести что-то важное вслух? Проверял.
– Вы думаете, это легко?
Марика не решалась поднять голову; морс в кружке казался теперь не розовым, а бордовым – вокруг смеркалось.
– Никто не говорит, что это легко. Но почему людям так трудно говорить правду? Даже самим себе?
– Себе не так трудно, – она улыбнулась.
– А мне?
– А вам сложно. Я не знаю, что вы на это ответите.
– Но вы никогда не узнаете, если не попробуете.
Их взгляды встретились, скрестились и свились из двух веревок в одну. Марика нервно задрожала; вновь противно и гулко заколотилось сердце-предатель.
Приглашение… Его взгляд – словно приглашение на танец, словно протянутая рука.
– Вы правы… Я пришла сюда не только затем, чтобы быть вашим учеником. – Все, начала. Теперь горели даже уши. – Я вернулась сюда, потому что поняла, что нашла здесь больше, чем искала. Я скучала. Я знала, что должна вернуться.
Сердце стучало так сильно, что казалось, вокруг костра отплясывает под барабанный бой хоровод обнаженных аборигенов.
– Почему?
Он стоял там и задавал такие вопросы, вновь напряженный, хоть и расслабленный с виду.
– Потому что не могла иначе.
– Потому что вы хотели дать шанс…
– К-кому?..
– Нам.
Она вросла в пень, на котором сидела.
Теперь горели не только щеки, но и все остальное – она же вроде отодвинулась от костра? Голос Майкла тем временем вливался в уши, словно кокон, в который она пыталась закутаться, имел две дырочки. Как раз для того, чтобы вечно слышать этот спокойный красивый голос.
– Вы вернулись, потому что знали…
– Знала что?
Ей хотелось провалиться под землю, завыть, зарыться в собственные ладони, обнять себя за плечи и клацать зубами. Это все нервы. Расшатавшиеся нервы!
Майкл подошел к ней и опустился на корточки; теперь он смотрел ей прямо в глаза – так близко и глубоко, что она моментально разучилась дышать.
– Потому что знали, что у нас получится.
Он не приближался к ней, а она – к нему; они просто сидели и смотрели друг на друга – женщина и мужчина, испытывающие непреодолимую тягу друг к другу. Именно в этот момент она увидела в его взгляде то, что мечтала увидеть: нежность, заботу, теплоту, внимательность, а главное – готовность преодолеть все то, что даст на пути судьба, преодолеть это вместе. И именно сейчас снесла прочь все барьеры и дрожащими руками отворила ворота. Пусть будет, что будет, но нет сил ждать и нет сил хранить все это внутри.
– А у нас получится?
Его губы – губы проводника, Учителя, когда-то незнакомца, а теперь страстно желаемого мужчины – сложились в мягкую улыбку.
– Да, у нас получится.
И он впервые взял ее ладонь в свою.
– Вы нашли их всех?
– Да, всех до одного, и даже навестила. Спрашивала, знают ли они путь назад, но никто ничего не знал. Все попадали разными путями, и никто не стремился вернуться. Они получили, что хотели… или не получили.
– Вы про Лизи?
Марика кивнула.
Впервые они гуляли вдвоем по ночному лесу, держались за руки и шли вперед. Магия переливалась звуками ночи: стрекотом цикад, тихим шелестом крон, шорохами в траве. Ярко горели на темном небе далекие звезды.
– И деда нашли?
– Нашла.
Перед глазами встала памятная картинка из убогой двухкомнатной квартиры: лежащая в соседней спальне старенькая Хелен, грустные глаза Бенджамина. Может быть, к этому моменту дела обстоят лучше? Ведь она звонила в фонд помощи…
– Из всех со мной не встретился только Тэрри, оказался слишком занят, но к тому моменту я уже поняла, что он не расскажет мне ничего нового, так что даже не расстроилась. Помимо поисков людей, я несколько раз приезжала в тупичок на Биссонет, но каждый раз дома администраторши…
– Изольды.
– …Не было. Он просто исчезал. Я голову сломала, как такое может быть.
– Искривление пространства. Это же творение Комиссии. Они выстроили мощную и сложную автономную систему, которая сама отбирает участников, сама строит им путь, сама решает, кого вернуть назад.
– И многих возвращает?
– Я видел лишь двоих, кому дали шанс пройти Уровень заново. Один прошел, второй вновь сдался на половине пути.
Они вышли на холм; здесь фонарь, которым Майкл пользовался, чтобы освещать тропинку в лесу, перестал быть нужным: сверху, словно гигантский прожектор, открывшуюся глазам долину освещала луна. Раздался тихий щелчок – блеклый, ползущий по земле луч погас. Сзади сел на траву и принялся чесать бок Арви. Стоило Марике сняться с места, как он тут же шел следом.
Они оба посмотрели на сервала; большой палец Майкла нежно погладил ладонь Марики.
– Он скучал по вам.
– Правда?
– Да, первые дни вообще не двигался с места: сидел на поляне у тотема и ждал, что вы вернетесь. Я кое-как уговорил его пойти со мной поесть. Пришлось прибегнуть к уловке.
– К какой?
Марика с нежностью смотрела на длинноухого кота.
– Сказать, что там мы сможем ждать вас вместе.
Ее сердце застучало с трепетом, будто прося хозяйку придвинуться к стоящему рядом мужчине.
– И он пошел?
– Только после этих слов.
– А вы… правда ждали?
– Ждал ли я? Я начал ждать каждую нашу вечернюю встречу у костра, еще тогда…
О, этот взгляд; он выматывает ей душу свой искренностью, прямотой и открытостью. Так непривычно, когда не ходят вокруг да около, когда просто говорят то, что чувствуют; Марика вновь начала дрожать.
– А когда вы ушли, я верил, что вы вернетесь. Я очень этого хотел.
– Я не могла не вернуться, ведь я же не услышала тех слов, что вы сказали мне на прощание.
– А я именно их и произнес: «Я буду вас ждать».
Когда пальцы Майкла коснулись ее щеки, а лицо приблизилось, она уже была готова к этому моменту; более того, ждала его с нетерпением и все же волновалась, волновалась так сильно, что не могла стоять на месте.
Первый поцелуй… Боже, их первый поцелуй…
Когда их губы соприкоснулись, все мысли – радостные, тревожные, грустные – вылетели из головы.
Второй раз он поцеловал ее на веранде летнего домика, прощаясь, – вновь не стал ночевать под одной крышей.
– Я вернусь утром.
«Почему, – хотелось ей спросить, – почему вы уходите?»
– Не пора ли нам перейти на «ты»?
В темноте Марика видела, что его губы улыбаются. Ее собственные размякли, расплавились от его прикосновений.
– Да, пожалуй…
«Так почему?» – вопрошали ее глаза.
– Я не хочу тебя торопить. Нас. Потому что ты для меня не на одну ночь. Ты надолго. Понимаешь?
Марика понимала.
И ей хотелось плакать.
Это был первый день, когда, находясь в городской квартире, Марика не чувствовала ровным счетом никакого одиночества. Весь день, начиная с самого утра, она перебирала вещи и укладывала их в сумки. Зубная щетка, мыло, мягкие тапочки, сорочка… или лучше прозрачная комбинация? Трусики. У нее миллион трусиков – какие взять?
Майкл сказал коротко и просто: «Собери то, что тебе нужно. Ведь оно пригодится в коттедже… Я заеду к семи часам, помогу с сумками».