– Да, будем надеяться, что хоть когда-нибудь наши знания пригодятся, – в тон ему ответил один из бывших обитателей Фтопки, коренастый мужичок простецкого вида с таким же простецким именем – Гоу Го. – Спорим, и ста лет не пройдет, как мы кого-нибудь да спасем!
– Ста?! – Уокки слабо представлял себе, что будет делать сто лет в ожидании первого нуждающегося в спасении бедолаги.
Однако он зря волновался. Не прошло и часа, как по базе пронеслось важное известие: первые бедолаги найдены.
– Эти не в счет! – сразу деловито заявил Гоу Го, словно они с Уокки успели заключить пари на миллион солей. – Этих знали, где искать.
– Как это – «знали»?
– Так это та парочка, которых встретил по дороге на Пи Андрей Клюшкин, герой-мусорщик!
– И?
– И вот тебе «и»! Ты что, не знаешь эту историю? Она вроде входит в нашу доппамять… Ну, короче, было такое дело. Андрей их встретил, а они оказались не хухры-мухры потеряшки, а умны-ы-е. особенно один, Бьорки. И с планеты своей сиганули не просто так, а специально. Надеялись пройти по следу мутангела, Лещщи Мымбе, ну, ее-то ты хорошо знаешь…
– А-а-а! Так этот Бьорки же ее брат родной, Ле родной брат! – взволновался Уокки. – Фух, да! Эту историю я лучше тебя знаю! Дюшка по следу Ле прошел, потому что мутангел. А Бьо и Мамаш, который с моей родины, застряли, куда им!.. Так что, ты говоришь, Бьорки нашелся?
– Нашелся! Наши его координаты легко вычислили, по наводке Клюшкина.
Диди.И совсем это было не легко. Вообще совсем не легко. Потому что Дюшка не мог дать точных координат места, в котором встретил Бьорки и Мамаша. К тому же с момента встречи прошло много времени. Эту задачку мутангелам удалось решить только благодаря тому, что умному Бьорки хватило ума и сноровки не слишком отклоняться от следа сестры.
Бьорки и Мамаша вызволили из их многолетнего похода спустя два дня по стандартно-универсальному мутангельскому времени. Гоу Го не стал спорить с Уокки относительно того, как быстро их группа найдет эту парочку, – и правильно сделал, поскольку гарантированно проспорил бы: по его расчетам, они должны были потратить не менее десяти лет на дорогу туда и неизвестно сколько на путь обратно. Уокки Цджо Ру Лу тоже не стал спорить – упустил шанс выиграть два миллиона солей!
Когда долго плутаешь меж мирами, слететь с катушек можно только так! Однако душевное состояние Бьорки Мымбе и Мамаша Мумуша оказалось вполне удовлетворительным. Они не просто выжили, но и ухитрились стать Мебби Клейном – разумеется, не полноценным, а связанным одной-единственной ниточкой Фи, но все-таки существом другого порядка. Лещща при встрече с братом выдала такую бурную эмоциональную реакцию, так порозовела от кончиков ступней до мочек ушей, что Бьо стало неловко. Гуманоиды Земли-28 могут позволить себе такое вольное поведение исключительно в кругу семьи и только в детском возрасте! Чтобы скрыть неловкость, Бьорки тоже заставил себя слегка покраснеть. Они взяли друг друга за кончики пальцев, левыми руками за кончики правых пальцев.
– Я тоже рад! Ты – лучшая сестра в мире, – произнес Бьорки.
– Ты – лучший в мире брат, – склонила голову набок Ле.
– Ну вы даете! Прямо как неродные! – возмутился Мамаш. – Да если бы я нашел любую свою сестру, а особенно ту, которую ангелы забрали в Фтопку…
– Мои соболезн… – Лещща отпустила пальцы брата и протянула «руку помощи и сочувствия» Мамашу.
Но толстяк руки не заметил и соболезнований принимать не стал, а закричал на всю базу:
– Эй, все! Знайте! Запомните! Мой друг Бьорки – лучший брат в мире! Его сестра Лещща – лучшая сестра в мире! Ура-а-а!
– Ура-а-а! – дружно закричали все присутствующие.
Не то чтобы у мутангелов была традиция кричать «ура», но поддержать человека, пробывшего много десятков лет в межмирье и почти не свихнувшегося, – это святое.
– Спорим, мы теперь попробуем искать его сестру Пипу и потратим на это не менее тысячелетия! – заявил Гоу Го своему соседу Уокки Ру Лу, когда праздничная суета пошла на убыль и всем уже были известны некоторые новости Бьо и Мамаша.
– Не спорим! – отмахнулся Уокки. – Ты просто невозможен! И чего я согласился жить с тобой в одном отсеке?
Они в очередной раз не поспорили.
Как искать Пипу? Идей было несколько, одна хуже другой. Мутангелы-скептики считали, что она давно мертва, как остальные сестры и братья Мамаша, ведь прошло очень много лет с момента, когда Лещща стала крысой. Однако мутангелы-реалисты, особенно бывшие фтопленни-ки, в один голос уверяли, что она вполне может быть жива.
Все бывшие фтопленники, ознакомившись с информацией, которую предоставили Ле, Бьорки и Мамаш, дружно заявили, что Пипу вряд ли уже перевели на планету Свобода, потому что ангелам свойственно прогонять перспективных в смысле развития людей через много, много кругов ада под названием Фтопка.
Один фтопленник сказал:
– Я лично жил в Белом Доме, в Зеленом Доме, в Доме Семи Новостей, в Полосатом, потом опять в Белом, потом очень-очень долго в Желтом Доме, потом…
– В Желтом Доме долго не живут, там же День Обновления в пятьсот лет раз, максимум – в тысячу! – возразил ему второй фтопленник. – Всех старичков вычищают. Я лично там лет за триста все прошел… Лучше бы не проходил!
– Почему это?
– Потому что потом меня отправили в Черный, а затем в Фиолетовый!
– Не напоминайте мне об этих домах! – взмолился Уокки. – И вообще. Мы в любом случае не можем туда попасть, ведь мы все добрались до Пи со Свободы. Давайте оттуда и начинать!
Свобода – плотно заселенная планета. Найти на ней человека (если он на ней есть) мутангелам под силу, но есть одно «но». Как и в случаях с другими планетами трех измерений, попадающий на них мутангел становится трехмерен. И вернуться обратно он сможет только при наличии построенной сокращалки. Но сокращалок-то с этих планет нету! Получается билет в один конец: и сам пропадешь, и другого не спасешь.
Поняв, что увидеть Пипу ему вряд ли суждено, Мамаш Мумуш пал духом. На самом деле ему вовсе не так уж и нужна была эта встреча – по крайней мере, раньше. Он вообще не мог толком сказать, чего он хочет. В его жизни все было как-то… не так, все время не так, а сейчас прямо совсем-совсем не так.
Мамаша разместили в одном отсеке с Уокки и Гоу Го.
Отсек назывался отсеком, но не надо представлять его себе как отсек подводной лодки или космического корабля. Тут места было более чем достаточно, никакой тесноты, комфорт и возможность обустройства жилой зоны на свой вкус. И это правильно, ведь жить тут мутангелам, вышедшим с Пи, предстояло долго.
Диди.Каждый из них мог вернуться на Пи, не в любой момент, но мог. Спонтанные сокращалки-входы на Пи для мутангелов появлялись в обычном режиме, а поймать их и воспользоваться ими рядовым мутангелам могли помочь опытные инфилоперы.
Отсек Уокки и Гоу Го был около десяти метров в ширину, двадцати в длину, ста – в высоту и три раза по метру в трех дополнительных измерениях. То есть – о-го-го! Особого комфорта тут пока не наблюдалось, ну так они тут и обитали всего ничего.
– Тут мы спим, тут едим, тут спортом занимаемся, тут пазлы собираем, а тут спорим, – принялся знакомить Мамаша с обстановкой Гоу Го.
– Пазлы только он собирает, – уточнил Уокки. – Я не любитель этого дела, не любитель, нет… Я больше по кухне мастер. Блюдо особенное приготовить, на тарелках красиво разложить – это ко мне.
– Да-а, тут не буду спорить, он умеет, – подтвердил Гоу. – Освоил кухни ста народов!
– Профессионально – восьмидесяти трех, – поправил Уокки. – Что касается остальных, там я выборочно.
– А я так пазлы предпочитаю, – продолжил Гоу Го. – Не слишком сложные. Четырехмерные. Хотя трехмерные тоже можно. И еще у меня хобби – спорт. Хочу в нашем отсеке футбольное поле сделать, чтобы все играли.
– Лучше огород там разобьем, – возразил Уокки. – Кому нужен твой футбол? Мы и двух команд не наберем, чтобы сыграть!
– Спорим, наберем? – воодушевился Гоу Го и тут же обратился к Мамашу: – Ты в футбол играешь?
– Не, – покачал головой Мамаш.
– А спортом увлекаешься?
Глупый вопрос – достаточно было оглядеть грузную фигуру Мамаша, чтобы это понять. Гоу Го собирался предложить Мамашу стать тогда вратарем. Но не успел он оформить свою мысль в слова, как Уокки спросил:
– А ты чем вообще увлекаешься, чем занимаешься?
– Так я же изобретатель! – ответил Мамаш. – Изобрел пончики с кремом.
– Это мы знаем, – кивнул Гоу. – Ты в детстве подсмотрел, как Бьорки вычерпывает воду пластиковой бутылкой, и спустя много лет применил этот метод для наполнения пончиков кремом. Великое достижение, нечего сказать! А все остальное время ты что делал?
– Я… я… – замялся Мамаш. – Я…
– Придумать пончики с кремом – это и в самом деле великое достижение! – сказал Уокки и повторил с ударением: – Ве-ли-кое достижение! Если бы это было не так, Мамаша не назвали бы изобретателем и не поселили в замке.
– Да, я жил в замке, и там надо было всем руководить, слугами и семейством, – несколько взбодрился Мамаш. – Я, как мог, занимался этим. А потом пошел вместе с Бьорки. И дальше уже мы долгие годы пытались выбраться. Так что я ничего больше не делал – не мог!
– Да, но ведь Бьорки за это время выучил… – начал было Гоу Го, но Уокки решительно его заткнул:
– Отвали от человека уже! Присосался! Дай ему с дороги отдохнуть. Он впервые живых людей видит, а ты!
– Твоя правда, – согласился Гоу Го. – Прости, Мамаш! Отдыхай. Ложись вот тут пока, а нормальную спальню по твоему вкусу мы потом сделаем.
Мамаш не заставил упрашивать себя дважды и утонул в одеялах и подушках – Гоу Го не только четырехмерные пазлы любил собирать, но и мягко поспать был не дурак.
Мамаш закрыл глаза и стал думать о том, какой он глупый и как у него в жизни все криво. Живет он, живет сотни лет, а ни хобби у него, ни спорта, ни знаний, ни семьи… Мысли о семье были особенно горьки. Мамаш вспоминал детство с кашей и пончиками, маму, отца, сестер и братьев – всех по очереди, и особенно Пипу. Он вспомнил день, когда увязался за Бьорки и попал в город, и день, когда его чествовали за «великое открытие», и все дни, когда к ним приезжала Ле и спускалась в подвал, и день, когда ему самому пришлось спуститься в подвал. Он вспоминал свой замок, своих жен, и жен своих братьев, и мужей своих сестер, и всех своих детей, и всех своих племянников и племянниц. Он не мог вспомнить всех – прошло слишком много лет, и они все давно умерли, и мясо их высохло, став прахом, и кости истлели, и ничего от них не осталось, кроме обрывков памяти Мамаша. «Ни памяти у меня толковой нет, ни хобби, ни мозгов, ни дела. Только Пипа у меня есть… – подумал Мамаш. – Только Пипа у меня, дурака, есть, и то ее нету… Как жить?»