– Кушай, мне не жалко. Зря пекла что ли?
Ани весело рассмеялась, поправила выбившуюся из хвоста прядь волос за ухо, поджала под себя одну босую ногу.
Он заметил – она пока так и не воспользовалась косметикой. Не помнила, как ее наносить или не хотела представать перед ним в «смущающем» виде? Боялась спровоцировать что-то ненужное в отношениях? И одевалась очень просто – штаны-футболки, шорты-майки… И ни одной юбки или обтягивающей блузки – почему? Не то, что бы Дэйн разочаровывался, просто любопытствовал, ведь сказал – не тронет, значит, не тронет. Или же причина заключалась в чем-то ином, ему неизвестном?
И откуда у нее лист и ручка – не из его ли кабинета?
Он не стал напрягаться – все равно ничего важного дома не хранил, вместо этого вонзил зубы в нежную пышную мякоть выпечки, восторженно замычал от запаха корицы и с удовольствием облизнул налипший на губы сладкий соус.
– М-м-м! Фкуфнота-то какая! Обалдеть!
Она смотрела на него почти с нежностью. Старалась.
– Мне можешь не оставлять, я отложила себе парочку, подозревала, что тебе понравится и поднос быстро опустеет.
– Хитрюля ты!
– А то!
– Так что у тебя там, на бумаге?
Дэйн быстро покончил с первой булочкой, смачно причмокнул и потянулся за второй – откусил сразу половину, запил газировкой и блаженно прикрыл глаза.
– Я, вот, хотела тебя кое о чем попросить…
– М-м-м?
– Я пытаюсь вспомнить, кто я есть, но мне нужна в этом помощь.
– И какого рода?
Эльконто не стал волноваться – видел, она пока ничего не вспомнила, а если так, все спокойно.
– Я тут составила список… Ты мог бы купить мне журнал мод? Я бы хотела посмотреть, не всколыхнется ли у меня чего при виде одежды? Может, я была модельером?
– У всех женщин при виде нее чего-то колышется. Гарантированно.
Ани не стала спорить, лишь улыбнулась.
– Я бы и сама купила, но пока не знаю где – нашла только продуктовый супермаркет.
– Без проблем, куплю. – У него при озвучивании первой просьбы даже отлегло на сердце. Журнал, надо же, делов-то. – Что там дальше?
– Э-э-э… дальше у меня листы с бухгалтерскими отчетами. Можешь где-нибудь достать парочку?
– Это зачем?
– Чтобы я посмотрела на цифры и операции приходов и расходов. Может, покажутся мне знакомыми?
– Думаешь, могла быть бухгалтером?
– Не знаю.
– Ладно, достану.
– Еще мне нужны ножницы и парик… Или кукла. Хочу посмотреть, не была ли я парикмахером.
– Куплю куклу, лишь бы не на моей косичке…
Третья булка показалась ему не менее вкусной, чем первая и вторая; эта женщина однозначно умела готовить.
– А, мофет, ты была поваром? Ну, такие булофки! Пальфы объижешь…
– Не-е-е! Я уже подумала об этом. Готовка меня расслабляет и настраивает на хороший лад, но это точно не дело моей жизни.
– Тогда какое?
– Ну, я тут думала… Я не могу проверить, была ли я, например, банкиром или психологом, но еще несколько профессий проверить могу.
– Валяй.
– Чтобы узнать, не была ли я архитектором, мне нужно посмотреть на чертежи зданий. Достанешь?
– Непросто, но достану.
– И кусок ткани с иглами – может, я шила?
Следующее «угу» вышло совсем невнятным, так как в этот момент Дэйн запивал «бон-бон» шипучкой.
– И еще альбом с красками – проверю, умею ли рисовать.
– Хорошо.
– А дальше меня нужно будет кое-куда свозить. В ресторан, чтобы я посмотрела на официантов. А вдруг? Завести в какое-нибудь турагенство, чтобы я поняла – мое или нет? В музыкальный магазин – взглянуть на инструменты. И выгулять по парку – хочу посмотреть, не разбираюсь ли случайно в цветах.
– Думаешь, могла быть садовником?
– Да кто ж меня знает. – Худенькие плечи передернулись, и Дэйн подумал, что ей самой не помешало бы съесть пару сладких и липких «бон-бонов» – прибавить пару сантиметров на бедрах.
– Еще бы в фотостудию заехать, чтобы я посмотрела на аппаратуру.
– Понял. Это все?
Развалившийся у ног Эльконто Барт слушал человеческую речь, прикрыв веки; лохматые уши изредка подрагивали – он уже умял свою порцию собачьих лакомств и теперь откровенно наслаждался ленью и мягким ворсом ковра. Не пес, а весь в хозяина – увалень.
– Ну-у-у… есть еще кое-что… Но тут нужна твоя помощь. Совсем… помощь.
Ани-Ра замялась и даже покраснела.
– Э-э-э… я не буду проверять, не работала ли ты путаной и как хорошо…
– Фу, на тебя! Я же не об этом!
– А о чем?
– Ты… потанцуешь со мной? Один танец? Может, я была танцовщицей?
– Но я точно не был! Поэтому, какой тебе от меня прок?
– Вдруг тело что-то вспомнит? Какие-то движения?
– А в одиночку?
– Ну, пожалуйста!
Она глазела на него с такой наивностью и умилением, что он сдался.
– Хорошо. Один танец. Но я из танцоров, кому мешают не только яйца, но и все остальное. У меня как будто три ноги и отсутствует контроль баланса тела. Я отдавлю тебе все ноги.
Ани не удержалась и рассмеялась; Дэйн притворно нахмурился:
– Это все?
– Нет, еще одно…
– Что?
– Ты… прыгнешь со мной с парашютом?
– Что??? Нет!
– Ну, вдруг я была спортсменкой…
– Нет!
– Ну, пожалуйста-а-а! Вдруг у меня проснется память из-за адреналина или что-то покажется знакомым?…
– В третий раз повторяю – нет!
Соседка по дивану по-девчачьи надула губы и вздохнула – совсем, как ему показалось, не обиженно.
«…Алина долго не могла решиться на этот шаг – почти три месяца. А эта скидка, черт бы ее подрал, превратила ее сестру в настоящего нытика.
– Алька… ну, займи денег? Ведь у тебя есть? Тебе еще долго копить, а мне осталось всего чуть-чуть…
Машка и раньше постоянно канючила – мол, жалко тебе, для единственной сестры-то? Жалко? Да нет, не жалко, наверное, но ведь и Алина собирала в заветную баночку каждую монетку, откладывала каждый, потом и упорным трудом заработанный, медяк, а теперь все взять и вот так отдать? За час? Всего лишь за час – жалкий, короткий или самый лучший час?
И ведь не для чужого человека… Для сестры.
Она решилась тогда, когда до окончания действия скидки остались одни сутки – последние двадцать четыре часа. Ушла с работы пораньше, приехала домой и даже не пошла в душ. Как была в провонявшей жареной рыбой одежде, так и отправилась прямиком в спальню. Стянула с полки заветную банку, села на кровать и долго, поджимая губы, гладила прохладную гладкую поверхность пальцем. Господь, ей ведь не жалко? Нет в ее душе такого греха? Да, монетки такие красивые на вид, такие маленькие, чудесные и лежат плотными рядами, но ей ведь не жалко? Машка поделится потом впечатлениями, и они разделят эту радость на двоих. А потом еще долгие годы будут смаковать ее, вспоминая каждый момент, каждую минуту прожитого сестрой счастья.
Эх, Машка… Не понизь тебя в должности и не случись этой скидки, не видать бы тебе денег. А так…
Так пусть будет подарок.
Алина в последний раз погладила стеклянную поверхность, не стала отвинчивать крышку, чтобы еще хотя бы разок подержать на ладони горсть меди и серебра, а просто нашла пакет и замотала в него копилку. Жди сестра – она едет. Пусть будет тебе Счастье…»
В этот раз Дэйн не стал дожидаться, пока она смущенно попросит его продолжить – просто зашел в комнату, сел в кресло, раскрыл книгу и принялся читать.
Ему нравилось наблюдать за слушающей Ани: стоило словам зазвучать, щека сразу же подпиралась ладошкой, взгляд устремлялся вдаль, а разум принимался бродить по незнакомым местам, жить в них, чувствовать, переживать. Ани-Ра оказалась не просто хорошей – идеальной слушательницей. И перебила она к этому моменту только один раз, когда он дошел до слова «сестра».
– Это кто такая? Еще одна родственница?
Про «маму» он уже объяснил – рассказал, что в описанном мире рождаются, стареют и умирают люди. Каждая женщина, родившая ребенка, называется «мама», а ее ребенок, в зависимости от пола, зовется «сыном» или «дочкой». Беспокойная и пытливая Ани тут же спросила: «А рождается тот же ребенок? Тот же, который умер?»
Нет, ответил он, другой, и она надолго замолчала. Куда девается «тот» он пояснять не стал – сам не знал.
– «Сестра» – это девочка, родившаяся от той же мамы. То есть, если бы твоя мама родила еще одну дочку, кроме тебя, то она бы стала тебе сестрой.
Ани-Ра кивнула. Затем задумчиво добавила:
– Маму я бы, наверное, хотела. А вот сестру…
Дэйн несколько секунд смотрел на нее, затем уткнулся взглядом в книгу и перелистнул страницу.
«– Это мне? Правда, мне? – В сотый раз вопрошала Машка, глядя на банку выпуклыми, блестящими от радости, глазами. – Аленька, я отдам, когда-нибудь отдам. Обещаю, отдам!
Нет, наверное, не отдаст.
– Ты только поделись. Расскажи, как это было, ладно?
Пусть кому-то будет радостно, пусть будет хорошо, и, может, это когда-нибудь, где-нибудь зачтется – там, на небе. А, может, и нет – Господь решит.
Свернутый в мятый шуршащий комок, пустой пакет из-под сокровищницы отправился в карман куртки. Банку она не стала забирать – та как-то вмиг потеряла ценность, стала «не своей». Она найдет другую – новую банку, красивую. Может, не банку даже, а коробку из-под дорогого чая или пластиковый бокс из-под печенья с выдавленными на крышке цветами, и тогда начнет собирать вновь. По одной, по две, иногда по три медяшки, иногда по полсеребрушки.
Ночь на выходе из подъезда встретила Алину хрустом тонкого льда застывших луж, холодным сквозняком и грустью оттого, что денег не осталось даже на проезд домой.
Что ж, не в первой… Придется пешком»
– А ты бы дал, Дэйн? Дал ей денег?
– Не знаю.
Он задумывался об этом и раньше, когда читал этот рассказ впервые. Заслужил ли подарок тот, кто к нему не готов, кто не сумеет его удержать? Стоит ли поощрять человека деньгами, не им самим заработанными?