Поцелуй… Еще секунда и случится тот самый поцелуй…
Дэйн моментально оторвал руки от пола и одной из них прервал начавшееся вперед неуловимое движение.
– Нет, Ани, нет.
– Почему?
Ее вопрос прозвучал тихо, почти неслышно, и короткая секунда волшебства, едва не оставшаяся без присмотра и не превратившаяся в не менее волшебное продолжение, тут же прервалась.
Она смутилась лишь теперь, внезапно осознав, что целиком лежит на мужчине – смутилась, и тут же переползла на прежнее место через карту, сместив коленом всеобщую получасовую работу по построению шланга. Стало не до игры, стало не до шуток.
– Ани…
– Все… все хорошо.
Он видел, как полыхают ее щеки – наверное, подумала, что совсем не нравится ему, что все это время жила в его доме зря, что он терпел рядом с собой некрасивую и неумную соседку… Как легко читаем женский взгляд.
– Ани, мы не можем перейти к этой стадии, пока ты все не вспомнишь.
– Но почему?
Ей хотелось уйти – он видел, – но она терпела, пыталась сделать вид, что все в порядке, и это несмотря на то, что только что она выдала нечто сокровенное – свое к нему влечение.
Создатель, как неудобно и как глупо, что все так вышло…
– Так будет правильно. Нам не стоит двигаться дальше, пока твоя память не вернется.
– Там что-то есть, да? – Взгляд зеленоватых глаз неожиданно сделался пристальным, почти рвущимся в его душу – отвори мне, отвори! – Что-то есть. То, о чем я не знаю, но о чем знаешь ты?
– Есть что?
Дэйну сделалось душно, жарко. Нехороший разговор – неправильный и невовремя.
– Ты знаешь о нас что-то, чего не знаю я? Мы познакомились не в тот день? Не в тот, когда я попала в аварию на такси?
«Или не на такси?»
Странно текущее время этого вечера вновь эластично растянулось и застыло. Что ей сказать – соврать? Или открыть часть правды. Ведь для этого самое время – самое оно. И Дэйн решился. Отвел воротник от горла пальцем, будто тот мешал дышать, и прочистил горло.
– Мы познакомились на сутки раньше.
– И? Что там было?
– Я бы хотел, чтобы ты это вспомнила сама. И только тогда мы сможем решить, куда и как стоит двигаться.
Она долго молчала – не истерила, как он боялся, не пыталась давить, не сделалась агрессивной – вместо этого, глядя в сторону, застыла.
Лежали на полу забытые «пожарники» – кто на шланге, кто возле него – с колокольчиками в левом углу и без него. Фишки сдвинулись: теперь вода уже никогда не дойдет до финальной точки, откуда радостный служащий в каске будет поливать клумбу…
– Дэйн… – На этот раз горло прочистила она. – Я сделала там что-то плохое, да?
– С чего ты взяла?
Он не ожидал этого вопроса, не ожидал подобного умозаключения.
– Мои воспоминания – те, что приходят, – они какие-то тягостные, они не приносят мне радости. Ни сны, ни тот район с восьмиэтажками, еще и это постоянное чувство тяжести. Я… как будто не хочу туда возвращаться. И поэтому…
Она посмотрела на него с глубоко запрятанной грустью, будто интуитивно чувствуя, что ту Ани, которая все это время пряталась в глубине, не стоит выпускать на свободу.
– Что бы там ни было, если я сделала плохо… Я, наверное, не хотела.
Три недели вранья. Три недели совместного проживания, и все это для того, чтобы однажды вылить на сидящего напротив человека неприглядную правду. На этот раз ком в горле встал у Дэйна.
– Ты вспомнишь. Не мне судить, что было хорошо, а что плохо, но я хочу попросить лишь об одном. Ани, ты запомнишь мою просьбу?
Он смотрел на нее пристально, будто пытался из своих глаз вложить важность сказанного в ее – через невидимый мостик, через канал, через мысленный поток.
– О чем?
– Когда ты вспомнишь,… что бы там ни было,… не делай резких телодвижений. Дай нам десять минут поговорить. Хорошо? Только десять минут. Это важно.
– Хорошо.
– Ты обещаешь?
Она кивнула; вся веселость ушла и из позы, и из улыбки.
– Я обещаю.
Уже стемнело, а он не шел ни в свою спальню, ни в ее – сидел на крыльце, смотрел на освещенную за забором пустую улицу и слушал равномерное дыхание Барта; тот лежал рядом, высунув язык. Набегался, устал.
Диалог, как ни крути, этим вечером вышел неудачным.
Зря он расслабился, зря они расслабились. И если для Ани подобный исход был предсказуем – она привыкла к Эльконто, начала ему доверять, даже привязываться, – то, как подобное мог допустить Дэйн? Тоже привык, что живет не один, привык к стабильности, забыл, что стоит ждать подвоха…
Что-то уже изменилось этим вечером, а скоро изменится еще сильнее. И закончатся эти радостные и спокойные дни, когда он шел домой из штаба, зная, что на ужин его ждет вкусная еда и десерт. Вообще кто-то или что-то ждет. У Ани начнется своя жизнь – та, настоящая, наполненная ее делами и ее заботами, а Дэйн… Что Дэйн? Будет жить, как жил. И всего лишь.
Чуть слышно скрипнула за спиной входная дверь; Барт обернулся и завилял хвостом.
Эльконто и так знал, кто там – ему можно было и не оборачиваться.
– Не спится? – Спросил он, когда она уселась рядом на ступеньку и потрепала пса по пушистой голове.
– Нет. – Отозвалась Ани. Сложила руки на колени, съежилась и притихла. Теперь на ночную улицу смотрели они оба. Где-то в кустах трещал сверчок, ему вторили соседи из-под дома; плыл в теплом воздухе тонкий аромат розовых бутонов.
– Как странно все, да? – Послышалось через минуту.
– Что странно?
Он не стал поворачиваться и смотреть на ее лицо – за эти три недели выучил на нем каждую черточку, мог определить настроение по голосу.
– Знаешь, у меня чувство, что заканчивается старая жизнь. И скоро начнется новая, какая-то другая.
Ее мысли вторили мыслям Дэйна.
Может, это и хорошо, что начнется? Может, пора уже вернуться к привычному укладу? Тишине в гостиной, вечной чистоте на кухне, когда утварь, висящую на стенах, никто не трогает годами. Избавиться от ее кроссовок в комнате, вернуть книги на место в шкаф, одиноко дремать после работы перед телевизором. С пачкой, купленного в магазине, печенья. Ведь было неплохо…
Да, неплохо, но частичка Дэйна грустила. Наверное, это нормально, грустить перед переменами. Люди не любят отпускать что-то из жизни, независимо плохим оно было или хорошим. Просто не любят, не верят, что впереди будет лучше. Что за природа?
– Иногда мне хочется растянуть это время, где все так хорошо и понятно. Нет, – поправила она саму себя, – непонятно, кем ты был, и что делал раньше, но зато здесь, в этом отрывке времени, все так спокойно. Нет лишних проблем, нет лишних забот. Не для тебя, конечно…
– Да и для меня их немного.
Он принялся возить тонким прутиком, что нашел под пальцами, по мелкой гальке у подошв.
– Знаешь, если бы можно было выбирать – помнить или нет…
– То что?
– Наверное, я бы всерьез задумалась, чтобы не вспоминать.
– Почему, может, там хорошо?
– Не знаю.
Когда Дэйн все же решился посмотреть на Ани, та сидела и смотрела в темноту прямо перед собой.
– Иногда я думаю, что лучше просто начать все заново. Не ворошить прошлое, а выбрать новую любимую профессию, взять жилье в аренду, завести новых друзей, постепенно приобрести новые привычки. Не те, что были, а те, что хочется иметь сейчас.
– Но так не выйдет. Ты все равно вспомнишь.
– Я понимаю. Вот и цепляюсь за эти деньки, как за какое-то спасительное убежище. Здесь мне тепло и уютно. Понимаешь?
Он понимал. Воспоминания часто тяготили людей, и если не врать, то тяготили всех без исключения. Никто не свят, у каждого за плечами осталось что-то, чего уже не изменить. Где-то слабовольный поступок, где-то грубое слово, не прощеная обида или злость на самого себя. Ани же пока была лишена этого «багажа». Попросту забыла, где оставила сумку с памятью, а посему не таскала ее повсюду с собой. Как он. Как они все.
Может, попросить Стива, чтобы хорошенько приложил другу по лбу? И тогда Эльконто тоже забудет, что когда-то руководил Войной, что возвращался в пустой дом и тяготился одиночеством? Забудет про Барта и про коллег, забудет прежние навыки и однажды – о чудо! – приобретет совершенно новый характер.
Может быть. Да, может быть, но маловероятно. Хотя бы потому, что коллеги не позволят ему себя забыть. И это ценно.
– Дэйн…
– М-м-м?
– А мы продолжим общаться, когда я все вспомню?
«Да ты едва ли помянешь меня добрым словом» – хотел ответить он, но вместо этого, чувствуя себя седобородым оракулом, умудренным вековым опытом, спокойно вымолвил.
– Все будет зависеть от нас, Ани. Все всегда зависит от нас.
Она заглянула ему в лицо – растеряно и чуть испуганно, будто опасаясь, что сидящий на крыльце человек уже отдалился, уже выбросил ее из новой жизни, откуда она еще не успела уйти.
– А пойдем, почитаем? – Мягкие и теплые пальцы накрыли его. Робко и трепетно. – Там уже самый конец остался, совсем чуть-чуть.
– А сама никак?
– У-у. – Ани-Ра помотала головой. – Хочу, чтобы ты. Так правильно.
«Алина приходила сюда уже в четвертый раз.
Добираться было тяжело, всегда тяжело: сначала обогнуть район, пересечь дорогу, за ней застывший на ночь рыночный павильон и торговые лотки – в этот момент не лотки с разномастной одеждой, а пустые фанерные стены и установленные вместо столов доски, – затем проскользнуть мимо освещенной заправки и выйти на тонкую, едва заметную в свете фонарика, окраинную тропку. Ту самую, что вела к реке.
По сторонам поля – их засеивали редко – а посему по обочинам лишь трава и буераки, слева и справа, в отдалении посадки деревьев, небольшие овражки и крыши домов. Такие дома позволяли себе богатые люди – не в городе, а за его чертой, – и их всегда окружали высокие заборы, поэтому ни света, ни звука, ни живой души. Отсюда, издали, ее не чуяли даже собаки, и путь в несколько километров всегда проходил в тишине.