Я тепло улыбнулся девочке, не обращая внимания на сочащуюся из порезов кровь, и ободряюще кивнул ей. Но желающих воспользоваться уникальную возможностью королевского избиения, к моему лёгкому удивлению, больше не нашлось: видимо, авторитет Лукреции для того был достаточно высок. Сама же юная целительница смотрела на меня со странным непониманием в глазах, кажется, сама слегка ошарашенная от собственной смелости и такого поворота событий. Но главное, из её взгляда ушла ненависть…
— Чего ты хочешь? — устало спросила меня Лукреция.
— На данный момент, думаю, я хочу устоять на ногах после следующего удара милой Кейтлин. — спокойно ответил я, посмотрев на старуху — Было бы неловко потерять равновесие… Не дай Отец, гвардейцы узнают, байки по казармам будут ещё лет пятьдесят ходить.
Внезапно я почувствовал лёгкое пощипывание и тепло на левой щеке. Юная целительница поднесла руку к моему лицу, встав на цыпочки, и принялась залечивать глубокие царапины.
— Пожалуйста, окажите мне ответную любезность, и не начинайте ходить вокруг да около, Ваше Величество. — вздохнула старуха.
Я повернулся к Кейтлин, которая довольно быстро справилась с последствиями собственного удара, и вновь опустил перед ней на колено.
— Есть ещё что-нибудь, что я могу для тебя сделать? — серьёзно спросил я девушку.
Кейтлин долго смотрела мне в глаза, ища что-то в них, но я остался безмятежно спокойным.
— Я была бы очень признательна, если бы вы больше никогда не совершали подобной ошибки. — тихо ответила юная повелительница жизни, опустив глаза.
— До тех пор, пока ты будешь со мной, чтобы напоминать об этом… У тебя есть моё слово. — серьёзно ответил я. — Никогда больше.
На лице девушки появилась слабая, несмелая улыбка. Она почтительно поклонилась мне, аккуратно взяв мою руку.
— Хорошо, милорд. — просто ответила девушка, откинув капюшон и показав мне длинную копну иссиня-чёрных волос. — Тогда и у вас есть моё слово.
Я поднялся с колена, ободряюще улыбнувшись Кейтлин, и перевёл взгляд на Лукрецию.
— Я не собираюсь шантажировать вас какими-то репрессиями из-за оскорбления, нанесённого короне, если вы имеете это в виду, леди Лукреция. — почесал зажившую щеку я. — А совет я собрал потому, что хочу, чтобы вы выбрали новой королевой Лилию Тофотенскую. Мы поженимся, и Таллистрия останется в составе соединённого королевства.
Лукреция покачала головой.
— Ты просто поразительно самоуверен, тебе никто это не говорил?
— Благодарю. — невозмутимо кивнул я. — Кстати, раз уж об этом зашёл разговор, возможно, стоит обсудить компенсацию за произошедшее с Кейтлин и остальными. Знаете, я родился в Аурелионе, и у нас там есть одна славная традиция: если юноша прошёл ночь с невинной девой и тем самым обесчестил её, то родители девушки часто требуют его жениться… Конечно, я сомневаюсь, что все пострадавшие девы Таллистрии горят желанием выйти замуж за моих солдат, но, как король, я думаю, что могу взять ответственность за всех сразу, и жениться разом на всех желающих пострадавших. Думаю, под это дело можно издать особый закон, который позволяет лордам соединённого королевства иметь любое количество жён, как в Ниоре…
Глаза юных целительниц стали напоминать натуральные блюдца, поэтому я остановился, изобразив на лице полное непонимание, и простодушно спросил:
— Я что-то не так сказал?
Лукреция аж закашлялась.
— Ниора — самое шовинистское королевство, милорд. — мелодичным голоском просветила меня Кейтлин. — Думаю, словосочетание “права женщин” способно ввести тамошних мужчин в ступор. Я твёрдо уверена, что никто в Таллистрии не будет рад, если вы будете ориентироваться на законы Ниоры, особенно, в такой деликатной области, как свадьбы.
— Но само предложение подходящее? — уточнил я.
— Учитывая, что вы только что предложили выйти за себя замуж всем присутствующим, помимо госпожи Лукреции, думаю, его можно назвать… смущающим. — дипломатично ответила Кейтлин, слегка покраснев.
И правда, девицы старались смотреть куда угодно, но только не мне в глаза.
— То, что ты сделал, является для девушек глубокой душевной травмой. — наконец, прокашлялась Лукреция. — Я не думаю, что кто-то из них вообще желает иметь хоть какие-либо отношения с мужчинами, по крайней мере, в ближайшие лет десять. Просто оставь их в покое.
— Как скажете, леди Лукреция. — безмятежно пожал плечами я. — Я просто хочу помочь, вот и всё. Это мой долг.
— Долг? — прищурилась старуха. — Со смертью Меллистрии у тебя нет никаких долгов перед нами. Как, собственно, и прав… Надеюсь, ты не будешь делать вид, что не понимаешь этого?
— Вот здесь вы ошибаетесь, леди Лукреция. — посерьёзнел я. — Я обещал Меллистрии, что позабочусь о Таллистрии так же, как забочусь о самом себе. И пусть моя жена мертва… Данное слово не имеет срока давности.
— А мы-то гадали, чём ты её купил. — презрительно фыркнула старуха. — Даже стыдно, что наша королева продалась так дешёво…
Я поднял глаза к потолку и принялся загибать пальцы.
— Я вылечил её бесплодие — раз. Сохранил все права и традиции Таллистриек — два. Согласился разделить власть, подписывая любые законы только вместе — три. Дал слово заботиться о королевстве, как о самом себе — четыре. — я опустил взгляд и пристально посмотрел на Лукрецию. — И, что немаловажно, сделал всё это, имея настоящую возможность подчинить себе Таллистрию, вообще не считаясь с ней. Вы действительно считаете, что этого мало?
Расширившиеся глаза старухи дали мне понять, что этого она не знала: на пожилом лице застыла гримаса настоящего изумления.
— Нет. Не считаю. — наконец ответила Лукреция. — Как тебе удалось? Я лично пыталась вылечить её, и не я одна, это просто невозможно, любая жизнь уходит словно в никуда… Я думала, что она солгала, объявив о беременности, чтобы оправдать сдачу королевства.
— Разве люди лгут? — изогнул бровь я.
— Все лгут, чтобы не говорила церковь. — махнула рукой старуха. — Они могут промыть мозги всем королевствам, но я ещё помню времена, когда их пропаганда не была так сильна, чай, не первое столетие копчу небо… И своих девочек от этого я тоже уберегла.
Вот здесь настала моя очередь удивляться. Встретить человека, жившего ещё до всеобщей промывки мозгов было крайне неожиданно. Сколько же ей лет? Пять, шесть сотен? Больше… Я впервые посмотрел на повелительницу жизни с настоящим уважением.
— Это не церковь виновата. — задумчиво ответил я. — Массовое помешательство связано совсем с иными силами, просто ценности святой земли удачно совпали. Собственно, приказ о насилии был одним из возможных способов сбросить навязанные установки с моих людей. Это сработало, кстати, и всяко лучше, чем смерти, что были в Септентрионе. Цена свободы… Однако оставим эту тему для отдельного разговора.
Любопытствующие взгляды молодых учениц прожигали меня с такой силой, что готовы были продырявить. И куда только испарился недавний страх?
— Ты правда рассчитываешь, что мы согласимся избрать для тебя подходящую королеву? Мне казалось, ты не настолько глуп. — скептически посмотрела на меня Лукреция.
— Ладно, давайте начистоту. — я обвёл круг жизни мрачным взглядом. — У меня нет выбора здесь. Через несколько лет, может, пару десятилетий, начнётся большая война соединённого королевства с Ренегоном. То, насколько ужасающей она может быть, вы видели совсем недавно на примере того, что сделал Гастон. Таллистрия будет моим союзником в этой войне. Или будет моим врагом. Честно говоря… Мне уже почти плевать, на самом деле. — Я устало помассировал веки. — Одна из вещей, что я ненавижу больше всего на свете, это предательство. Знаете, меня бы полностью устроило, если бы Леана просто вышла за меня, и тем самым мы объединили королевства. Но сначала они решили, что мне нужно доказать, что я способен провести армию через леса. Затем не дали взять город штурмом, сбросив тем самым цепи с разума своих солдат. Потом выкрутасы Меллистрии, претензии собственных вассалов-охотниц, дезертирство, а теперь ещё и вы с этим проклятым мнением насчёт престолонаследия, да ещё и тысячи целительниц, что так нужны для грядущей войны, внезапно взяли и решили перейти в стан врага! Я чудовищно устал от всего этого, и мне уже почти плевать на Таллистрию. Хотите лечь под Ренегон? Под тех, кто только что убил сотню тысяч ваших подруг вместе с моим солдатами? Вперёд и с песней! Кормир посадит на трон Леану, навязав ей подходящего мужа, и пошлёт вас сражаться с моей армией. Но не ждите, что эта битва будет лёгкой.
Я обвёл тяжёлым взглядом целительниц.
— Однажды я прошёл ваши леса. Пройду и вновь. Но знайте, в следующий раз вместе с кровью моих солдат прольются и реки вашей крови. А вам всем, молодым, ещё неопытным целительницам, придётся сбиваться с ног, из последних сил вытаскивая раненых воительниц, потому что ваши собственные наставницы сбежали, оставив вас на растерзание.
— Многие бросали вызов святой земле. Я застала немало этих войн за право быть первым королевством на моей памяти, а сколько их было до меня… — Лукреция укоризненно покачала головой. — Все проиграли. Ренегон не просто так первый, мальчик. Что заставляет тебя думать, что ты сможешь победить?
— Ты не понимаешь. — покачал головой я. — Двадцать лучших мастеров Ренегона явилось за мной вместе с пятью десятками опытнейших воинов небесной гвардии. И я вышел победителем из этой схватки. И знаешь, что я тебе скажу? Это будет не война за то, чтобы быть первым среди равных. Это будет война за право править человечеством. Всеми людьми до единого. Война, в которой не будет правил.
Лукреция вздрогнула. На миг мне показалось, что застарелые, болезненные воспоминания на миг вспыхнули в памяти старухи. Но, что было самым важным, она поняла.
— Ты правда думаешь, что победишь? — тихо спросила она.
Я криво усмехнулся.
— В такой войне никогда нельзя быть уверенным наверняка. Но я пойду до конца, каким бы он ни был. Быть может, погибну в битве, сражаясь, а может, буду стоять на руинах Кордигарда. Но если я, что и выяснил наверняка за свою жизнь в королевствах, так это одно простое правило: мастеру смерти нет равных на поле боя. Никогда не забывай это и расскажи своим ученицам. Пусть они бегут, завидев меня, потому что смерть не знает пощады и различает виновных и невиновных. А теперь выбирайте. Я хочу, чтобы мне представили новую королеву так быстро, как это возможно. Пора уже покончить с этим