Уже смеркалось: я так и просидел весь день, не придя к какому-то решению. Вечерние сумерки медленно брали своё, а тень горной крепости зловеще нависла над нашей опушкой. Я выпил ещё шаманского варева, и тусклые вечерние краски вспыхнули новыми цветами. В этот раз вокруг не было духов: но теперь я отчётливо мог различить ярко-рыжий ореол пламени вокруг магистра огня, чёрную тень на месте Эскилиона, игривые огоньки мелких духов вокруг молодых детей льда… Разум немного прояснился, но решения всё не было. И лишь упрямо смотрел на слегка мерцающую груду камня в подножии ненавистной горы, не находя решение.
А затем до меня дошло, что здесь что-то не так.
— Вотал. — медленно произнёс я, не отрывая взгляда от подножия горы. — Мне же не кажется, верно? Подножие горы светится мерным, слабым, мерцающим светом.
Молодой шаман прихлебнул собственного варева и тоже уставился в сторону горы. А потом задумчиво кивнул.
— Всё верно, учитель. Надо полагать, гора старая… Думаю, у подножия расположился древний, крайне могущественный дух земли. Вероятно, он спит, находясь в полудрёме, поэтому не слишком хорошо заметен, но определённо это один из великих духов: даже в таком состоянии забвения легко можно ощутить его силу.
— Ты мог бы подчинить его? — остро посмотрел я на шамана.
Ученик грустно усмехнулся, покачав головой.
— Нет, что вы, учитель. Он же величиной с гору! Тут не то что я, даже весь совет шаманов может не совладать. Разве что рассердят его своими попытками…
Я смотрел на слегка светящуюся в вечернем полумраке гору, и что-то шевельнулось на границе сознания.
— А что произойдёт, если рассердить такого духа? — вкрадчиво спросил я Вотала.
Сын льда поёжился.
— Ничего хорошего, это точно. Может, фыркнет и уснёт обратно, а может, устроит настоящее землетрясение… Лучше не провоцировать великих духов, учитель, их гнев может быть страшен: земля раскалывается, поднимаются цунами, извергаются вулканы…
Я прищурился, впервые за день обретая уверенность.
— Разве это не именно то, что нам сейчас нужно? — усмехнулся я.
Пятёрка шаманов замерла, уставившись на меня с выпученными глазами.
— Конечно, подчинить его мы не сможем. — довольно кивнул я. — Но вот рассердить или даже напугать… Духи боятся искусства смерти, верно? Этот очень крупный и могучий, может и не испугается, но если хорошенько прижечь его в нужном месте, возможно, получиться именно то, что нам нужно!
Вотал ошарашено покачал головой. Кажется, бедный шаман переживал настоящее крушений устоев. Я поднялся, ободряюще похлопав гиганта по плечу.
— Это очень опасно, наставник. — тихо заметил Вотал. — И потребуется немало сил, чтобы разбудить его, никто из нас не выдержит такого потока смерти.
Я улыбнулся.
— Я стану точкой фокуса фигуры. От вас мне потребуется две вещи: подавать силу, и искажать её необходимым образом, чтобы это действительно ударило по духу, и не рассеялось в пространстве. Вы же шаманы, верно? Значит, должны знать, как сделать ему больно. Придумайте что-нибудь! Чем лучше мы его достанем, тем больше вероятность того, что он снесёт всю эту проклятую гору вместе с надоедливыми Нелейцами. За работу!
И мы принялись работать. Немного подумав, Вотал заявил, что для ритуала нам потребуется ровная площадка. Здесь пришлось постараться Итему: молодой магистр огня поднапрягся, и расплавил несколько камней близ горы, образуя для нас ровный круг.
Мы вместе с Эскилионом принялись возводить фигуру: я проедал пожирателем материи нужные символы для фокусировки, а юноша засыпал туда прах и фиксировал кристаллы в выемках. Молодые шаманы тем временем учились пытать духов, используя для этого собственную мелочь: и хотя, как мне казалось, их чуть ли не выворачивало наизнанку от такого подхода, кое-что у парней получалось.
Это заняло несколько дней. Быть может, камень остывал бы и дольше, но нам повезло: на второй день нашего прибытия на предгорья обрушился мощный тропический ливень. Мы все промокли, но я был доволен: это выиграло нам время. Итем выглядел слегка недовольным от того, что его используют в качестве сушилки, конечно… Но не спорил.
Сделанный на коленке ритуал, конечно, вышел довольно странным. Суть была простая: моё собственное тело выступало точкой фокуса, и должно было стать своеобразным орудием, из которого выстрелит чудовищно концентрированный и заряженный духовной силой шаманов поток смерти, который пробьёт толщу камня вглубь на несколько сотен метров и сделает духу больно.
Мы закончили к полудню четвёртого дня. Была у меня мысль воспользоваться первым ярусом стен, как площадкой для удара, но, здраво рассудив, я решил, что в этом случае можно и не успеть убежать: лучше воспользоваться подручным магистром огня.
Я стоял в центре фигуры, а позади меня возвышался Вотал, положив руки мне на плечи. По бокам была четвёрка моих младших учеников, что, сцепив руки, также опустили на меня свои широкие лапы. Чуть спереди встали Эскилион и Итем, выступая источниками силы.
Пристально посмотрев на мерцающую гору, что светилась почти незаметным при полуденном солнце слабым коричневым цветом, я приказал:
— Давайте.
Холодные потоки смерти зазмеились по моим рукам, ядом разливаясь по чёрным каналам, выжженным изнутри тела. Мне досталась самая сложная задача: выдержать всё это. Конечно, мне не грозила смерть, но вот остальное…
Умри я здесь, контроль будет утрачен, и тогда все участники кроме Эскилиона, вероятно, погибнут. Задача была простой с технической точки зрения: сконцентрируй и направь энергию в нужную сторону, что может быть проще, верно? Я умел это уже тогда, когда запускал свои первые стрелы смерти, тренируясь на рыбах.
Проблема была в другом: эту самую энергию следовало запустить максимально далеко, вглубь горы, пробивая толстый камень… А чем дальше от тебя находится сила, тем сложнее контролировать её.
У меня была ровно одна попытка, и в этот раз мне предстояло узнать собственные пределы. Чёрный поток смерти толщиной с бревно выстрелил из моей груди, устремившись к горе, пролетаю сотню метров, две, три, полтысячи…
Сила смерти столкнулась с толщей камня, и я почувствовал, как в глазах темнеет. Словно сама гора вдруг решила надавить на меня, но я упрямо держал и держал, чувствуя, что дух еще спит, что мне так и не удалось достать до его сердца…
Ученики исправно подавали силу, в которой я мог отчётливо различить холодные нотки чужого шаманизма. Скала медленно поддавалась под проедающим её чёрным лучом, двигаясь всё глубже и глубже.
Но спустя минуту я осознал, что этого будет недостаточно. Интуиция, шестое чувство, или опыт: на середине процесса я понял, что не выдержу.
Насколько бы хорош ни был мастер смерти, тело простого человека, даже максимально укреплённое и подготовленное, просто не способно выдержать подобный поток достаточно долго, чтобы прожечь толщу скалы. Возможно, подойди мы ближе, это получилось бы, но это означало смерть всех, кроме меня…
Я мог бы легко восстановить себя с помощью бессмертия, но в этом и заключалась главная ловушка: каналы энергии закупорятся, выжженные на собственной плоти символы исцелятся, обрывая ритуал. И, похоже, не только я понял, что кое-что идёт не по плану…
— Повелитель? — обеспокоенно подал голос Эскилион.
Я помедлил ещё мгновение, уже с трудом различая вонзающийся в гору чёрный поток смерти… А затем приказал:
— Перенаправьте силу в мою душу напрямую. Тело продержится ещё немного, но этого будет недостаточно.
Никто больше не задавал вопросов. Эскилион был опытным адептом и умел тянуться к душе, а про Итема и говорить нечего. Молодый шаманы тоже знали, что такое потянуться к своему Эа, как называли душу на севере…
Прежде чем поток мощи обрушился на моё Я, мне удалось улыбнуться. В этот самый миг я даже в какой-то степени любил этих парней: они исполнили приказ без колебаний…
Глаза лопнули от перенапряжения, заставляя меня ослепнуть, но это было совсем неважно. В бесконечной темноте остался лишь я, потоки силы, что в меня вливались, и бесконечно огромное коричневое мерцание на горизонте, до которого во что бы то ни стало надо было дотянуться…
Пожалуй, это напоминало мне ритуал бессмертия: холодные потоки смерти, словно склизкие змеи пронзали самое нутро. Я сплетал их воедино внутри себя, вновь и вновь выталкивая их дальше к чёрному горизонту, и с каждым новым толчком они словно пытались разорвать моё я на куски, сопротивляясь…
Сложно сказать, сколько времени это заняло. Кажется, я потерял ему счёт. Горизонт коричневого цвета на фоне абсолютной черноты сузился до одной лишь точки, пропадая: остался лишь я, сила, и чудовищное давление изнутри и снаружи, что пыталось порвать меня в клочья. Кажется, я кричал…
А затем всё внезапно стихло, и я, к своему удивлению, ощутил слабую, почти незаметную на фоне испытанного боль. Потоки силы иссякли, превращаясь из полноводных рек в тонкие нити смерти…
Я немедленно призвал на помощь бессмертие и заморгал восстановившимися глазами, осматриваясь. Камни смерти Эскилиона рассыпались в прах, исчерпав свою силу. Бледная семёрка моих учеников с залёгшими под глазами чёрными кругами мрачно уселась на площадку ритуала, смотря в пол. А сам я, похоже, просто упал на пол, ударившись рукой…
На площадку выскочил Роланд и Мелайя, резво помогая мне встать на ноги.
— Вы в порядке, милорд? Вы так страшно кричали… — обеспокоенно спросил граф.
— Мы достали его? — негромко спросил я, осматриваясь. Сознание всё ещё слегка плыло, словно сама душа дрожала от пережитого чудовищного напряжения…
Вотал поднял усталый взгляд на гору. А затем равнодушно пожал плечами, показывая своё бессилие. Похоже, для моих учеников подобное напряжение тоже не прошло бесследно. Неужели всё было зря?
А затем земля задрожала. Я мгновенно понял, что у нас получилось, призывая к нам костяных гончих.
— Бежим. Мы должны отойти на безопасное расстояние. — бросил я, взбираясь на свой транспорт.