Так или иначе, похоже, в случае глазоеда я действительно случайно сотворил нечто совершенно новое. Нечто, параллелей и ассоциаций с чем не имело даже моё богатое подсознание с опытом двух прожитых жизней.
Все ощущения вопили, что это действительно опасный тип мистической энергии. Привычная мне смерть всегда ощущалась для меня лично холодным и склизким ядом, разливающимся по венам: жизнь же, наоборот, тёплым приятным нектаром, согревающим и закрывающим раны.
Глазоед ощущался как нечто противоестественное, как что-то, чего не должно быть. Словно въевшееся в кожу липкое бесцветное масло, которое ты никак не можешь ухватить, но от которого так хочется избавиться…
Я повёл плечами, подавляя желание избавиться от твари. Она словно казалось язвой на теле мироздания, но мёртвой, чистой язвой, что могла остаться после удара смерти: гниющей, полной липких личинок, отвратительно полуживой…
Я вслушался в свои чувства, приблизившись к глазоеду, и меня передёрнуло. Что же ты такое, моё маленькое мерзкое творение? Как ты получился именно таким? И почему ты настолько силён, хотя я совершенно не чувствую в тебе подавляющей мощи? Хотя здесь, возможно, дело в сравнении: я и сам способен крушить скалы...
— Что происходит с силой из бурдюков, которые ты разрываешь? — прищурившись, спросил я у глазоеда сквозь прутья решётки.
Тварюшка обернулась, уставившись на меня пустыми глазницами, и мерзко зашевелила чёрными щупальцами на голове, задрожав от экстаза.
— Глазоед пьёт из бурдюков вкусную силу, хозяина. — прошепелявила тварь, оскалившись пасть, полной кривоватых зубов-кинжалов. — А затем ест их глазки, да. У глазоеда было много глазок в запасе, но они все кончились, пока хозяина был занят. Простите глазоеда, хозяина, глазоед старался сохранить ему чуть-чуть… Сильна — сильна старался… Но остался только один.
Тварь с хлюпающим звуком запустила когтистую лапу в щупальца у себя на голове, и бережно протянула мне вымазанный в слизи глаз, покрытый застарелой застывшей тёмно-коричневой коркой.
Я взял его, с интересом рассматривая. Удивительно, но от глаза ещё слегка тянуло силой: кажется, этот принадлежал мастеру ветра. Я небрежно метнул его глазоеду, и то со всей возможной ловкостью выстрелил щупальцем из клетки, подхватывая око мёртвого волшебника.
— Можешь скушать. — великодушно разрешил я.
Тварь немедленно зачмокала, причавкивая от удовольствия. Я скосил глаза вбок: молодой магистр пламени блевал в ближайших кустах… Ничего, на войне ещё и не то увидит.
Я же присел на колено, всматриваясь в тварь. Слабая сила глаза истаивала, словно растворяясь в липкой пустоте. Несомненно, создание каким-то образом поглощало магическую силу. Может, просто в качестве пищи, а может, потихоньку усиливало себя? Однако, к сожалению, глазоед был слишком тупым, чтобы суметь детально объяснить мне механику процесса, который тварь и сама скорее всего не понимала. Пьёт силу, да? Тем не зверюга была мне беззаветно преданна: вероятно, даже в состоянии помешательства я не забывал базовых принципов создания немёртвых, вбивая лояльность даже на уровне инстинктов…
С этим делом следовало что-то решать. Избавляться от твари, несмотря на неприятные ощущения и всю её противоестественность, было бы глупо. Продолжать эксперименты в этом направлении… Можно и крышей поехать, превратившись в подобие глазоеда: чем бы ни был этот новый неизвестный мне доселе тип смерти, разум он искажал знатно, и сам глазоед был тому первым примером. Что-то мне подсказывало, что мастер смерти, активно практикующий такое направление, может и сам превратиться в схожую тварь… Быструю, ловкую, сильную и способную пить силу своих врагов: но определённо безумную. Лучше не рисковать, свой разум дороже: победа на Нелеей тому свидетельство. Однако открытие следовало использовать, вот только как? Зачерпнуть совсем чуть-чуть этой силы, на крайний случай, но не погружаться с головой...
Глазоед тем временем доел и молча уставился на меня пустыми глазницами, ожидая указаний. И мне в голову пришла интересная идея… Нет, полностью отдаваться новому направлению не стоит, но если аккуратно зачерпнуть чуть-чуть, возможно, что-то и получиться. При первых признаках припадков можно и прекратить: после того случая на севере ничего же больше не случилось, едва я прекратил, верно?
— Скажи-ка мне глазоед. — вкрадчиво спросил я тварь, опустившись перед клеткой на корточки и открыв дверной замок. — Ты можешь поделиться со мной своей силой?
Я отчётливо чувствовал нить, связывающую наши души. Слегка странную, но твёрдую, прочную, созданную ещё давным-давно… На миг по ней мне пришло странное ощущение: словно кто-то погладил её там, на другой стороне.
— Глазоед может поделиться с хозяином. — понизив голос, прошелестело существо. — Но если глазоед отдаст слишком много, глазоед перестанет быть.
— И ты сделаешь это ради меня? — прищурился я.
По связующей нити словно прошла волна, а затем она слегка натянулась, будто кто-то намотал её на палец. Тварь мелко задрожала, словно от отвращения к самой себе:
— Глазоед живёт ради хозяина. Глазоед сделает всё, как захочет хозяина. — прошамкала тварь.
Я выпрямился, внимательно изучая тварь. Менее отвратительной и противоестественной она не становилась.
— Я хочу, чтобы ты дал мне немного своей силы. Совсем чуть-чуть, так, чтобы ты уцелел. Каплю из твоего бурдюка, всего на один глазок… Но такой, чтобы я смог сохранить и приумножить её, понимаешь? Чтобы она осталась со мной.
— Осталась навсегда, хозяина? — замер глазоед?
— Навсегда. — слегка помедлив, ответил я.
Тварь внезапно перестала лебезяще дрожать, слегка выпрямившись. Если бы у глазоеда были глаза, наверно, можно было сказать, что он посмотрел на меня иначе: но пустые провалы глазниц не выражали эмоций. Однако определённо, что-то в позе моего творения изменилось, словно тот открыл во мне что-то новое…
— Глазоед может сделат эта. Но хозяина будет страшно кричать, страшнее, чем кричат разрываемые бурдюки. Хозяина не будет гневаться на глазоеда?
Я неотрывно смотрел в пустые глазницы собственного творения, взвешивая это решение на чаше весов. Риски безумия и боль с одной стороны… Или уникальная сила, способная на… Я не знал на что, на самом деле. Создавать могущественных тварей. Видеть мир иначе. Сводить с ума… Как минимум, всё это…
Человек, которого я знаю, никогда не отступал…
Истинное могущество никогда не приходит к тем, кто смиренно ожидает его, сидя на уютном диване. Нет, свою дорогу надо выгрызать зубами, сквозь боль, пот и слёзы: в любом мире…
Мир не расступиться на твоём пути, чтобы дать тебе дорогу. Тебе придётся построить её самому: где бы ты ни был.
— Сделай это.
В следующее мгновение черное щупальце глазоеда со страшной скоростью вонзилось мне в правый глаз. Это было больно, но с тем, чтобы гореть заживо, далеко не сравниться, так что я лишь поморщился, чувствуя, как кровь стекает по щеке…
Не знаю, что сделал глазоед, но в следующий миг оставшийся здоровый глаз перестал видеть: мир мигнул и меня поглотила тьма.
Я всё ещё чувствовал всё вокруг, разумеется. Волнующееся пламя Итема рядом, равнодушную чёрную смерть пронзающих мрак… А затем тьма задрожала, пульсируя, и вокруг восстали контуры теней.
Затем несколько вспышек света внезапно резанула меня, словно лазерными лучами: и я понял, что это взгляды.
Глаза, что смотрят на меня… Они были словно яркие лучи в мире вековечной тени. Такие чужеродные и отвратительные, невероятно притягательные и одновременно чудовищно несправедливые… Им не было места в мире теней. Их не должно было быть, но в то же время их сила манила, как никогда прежде…
Я тряхнул головой, отгоняя наваждение, терпя отвратительный свет. А затем липкая, противная сила начала медленно вливаться в моё тело и душу.
Это было похоже на кислоту, жгущую напалмом: словно кто-то воткнул в меня трубку с жидким огнём. И то, что её было совсем мало, совсем не помогало. Я вцепился в щупальце глазоеда с такой силой, что, похоже, разорвал его на куски. А затем внезапно стихло: и мир теней моргнул, возвращая свет в норму.
Глазоед стоял рядом, с дрожью направив уродливую морду прямо в мой глаз.
Я улыбнулся. А затем вырвал себе второй глаз, протянув его тварюшке. Мир вновь померк, но вокруг вновь воскресли тени…
— Ты хорошо потрудился. — я потрепал по голове тень глазоеда. — Кушай. У меня бесконечные глаза. Теперь я понимаю…
— Глазоед не забудет милость хозяина. — проскрипела тварь, без раздумий зачавкав глазом. — Никогда не забудет…
— Это отвратительно. — раздался у меня из-за спины голос Мелайи. — Нет, правда. Ты долго намерен возиться с этой тварью?
Глазоед, казалось, вообще не заметил критики, счастливо смакуя мой глаз.
Я обернулся к иссушающей жизнь, улыбнувшись.
— Как я выгляжу?
— Как человек, которому вырвали глаза. — тень охотницы поёжилась. — Страшно и противно.
Я прикрыл веки, призывая на помощь бессмертие. Мир теней вновь моргнул, рассеиваясь. Я и раньше умел ощущать на себе чужие взгляды. Но это было намного лучше: теперь, похоже, мог интуитивно чувствовать, куда должен встать, чтобы быть незамеченным.
Сложно сказать, насколько этот навык был полезен. Умение видеть без глаз для бессмертного и умение оставаться незамеченным для короля? С другой стороны, много ли я потерял? Пара мгновений боли…
— У меня будет для тебя задание, глазоед. — заговорил я, смотря в сторону гор. — Следуй за эти горы, туда, вдаль за моим взглядом. Там находится королевство, что зовётся Нелея. Найди всех бурдюков с силой, что сможешь. Уничтожить их, не дай им найти дорогу сквозь горы. Любой ценой. Никто не должен выбраться отсюда, понимаешь?
— Глазоед понимает. — серьёзно кивнула тварь. — Но глазоед не уверен, что ему хватит сил.
— Не торопись. Ты не должен быть воином. — покачал головой я. — Будь тенью, что прячется меж лучей чужих глаз. Будь яростной смертью самой ночи, что ускользает от взора с рассветом. Страшной легендой, которой пугают детей… Воплощённым кошмаром этих гор, вселяющим ужас.