Лилия вновь замолчала. Я уже думал, она ничего не скажет, но женщина подняла на меня глаза, полные отчаянных слёз. И, пожалуй, это был первый случай, когда я видел гордую и несокрушимую воительницу всерьёз плачущей…
— Что нам тогда делать? — обречённо посмотрела на меня женщина.
Я поднялся, начиная собираться в дорогу.
— Эвакуируй королевство. Нелейский перевал закрыт, но здесь хороши любые пути. Пусть идут куда угодно: в любой королевство, лишь бы из Таллистрии. Все, кто останутся здесь, вскоре умрут мучительной смертью. Я полагаюсь в этом деле на тебя, Лилия. — я пристально посмотрел на женщину, заставив её сглотнуть. — Я могу рассчитывать на твою верность?
Слёзы мгновенно высохли, и в следующий миг передо мной стояла несокрушимая воительница, что готова возглавить гвардию.
— Можешь. — сухо бросила мне жена. — У меня остаётся только один вопрос… Что в это время будешь делать ты?
Я бросил взгляд на небеса, что уже не вызывали никакого раздражения.
— Проверю, нельзя ли ещё замедлить проклятье. Постараюсь сделать это на всех участках. А затем поеду в Ренегон. Полагаю, нам стоит договориться о перемирии на время эвакуации.
— Думаешь, ты сможешь их убедить заключить мир? После всего, что было? — удивлённо спросила Лилия, посмотрев на меня расширившимися глазами.
— Оставь это мне. — просто ответил я.
Я потратил ещё несколько дней, убеждаясь, что все пустынники, вошедшие в леса, мертвы. Убедился, что проклятие действительно замедлилось: но количество и скорость перешли в качество. Элементаль смерти сплетал новые и новые, значительно более могущественные и изощрённые проклятья, превращая свои земли в настоящие сады смерти, наполненные непроходимыми ловушками.
Затем я приказал отправить в Ренегон письмо с предложением о переговорах: непосредственно лидеру альянса и верховному иерарху. Некоторое время я раздумывал о том, не убить ли обоих на месте… А затем с сожалением отбросил эту идею. Покушение на главу церкви вот-вот должно быть готово, а их убийство на переговорах может отвернуть от меня многих людей: и это после потерянной Таллистрии.
Я отправился на переговоры в одиночку, но уже после перехода границы Ренегона меня догнал Эскилион на одной из костяных гончих, и предельно мрачным видом вручил мне письмо.
Писал герцог Таслиниус из Палеотры, и письмо было кратким.
Аттарок Ниора с основной частью своей армии выдвинулся морем в Лиссею, соединил силы с Мелианом Лиссейским, и вместе они разбили нашу армию под командованием герцога Ниласа. Герцог в плену. Армия выдвинулась на соединение с силами Ренегона, игнорируя Дерею и прочие замки. Собираю новые войска и ополчение.
Я скомкал письмо и раздражённо откинул его в сторону, уничтожая его коротким всплеском смерти прямо в полёте. Ублюдок разделил свою армию на три части, отправившись морем в Лиссею… И по итогу в стратегическом плане всё становилось совершенно отвратительно.
— Какие будут приказы, повелитель? — без колебаний спросил меня фанатик.
— Передай Улосу, что время пришло. — ответил я. — Пусть начинает поднимать собирать легионы. Я выиграю нам время на переговорах. А затем мы размажем их, в одной генеральной битве.
— Что с Ниорой, милорд? — осторожно спросил меня юноша. — Мы оставим их в покое? Или…
— Пусть отдыхают. — прикрыл глаза рукой я. — Их время ещё придёт. Нам ведь некуда торопиться, верно?
Молодой лич, не проживший и двадцати лет, ответил мне широкой, искренней юношеской улыбкой.
Глава 38
Сложно сказать, чем руководствовались лидеры альянса королей… Но на переговоры они согласились. В своём письме я поставил простые условия: только лидеры, на их территории, в определённом месте.
Этим местом была одна небольшая ничем не примечательная скала в Ренегоне: в нескольких днях пути от границ Палеотры и Ганатры.
В принципе, можно было бы ожидать новой команды захвата: именно поэтому за время ожидания я превратил небольшую, высотой всего в несколько десятков метров, каменную скалу в один могучий артефакт смерти.
Пожалуй, это было даже приятно после всей последней суеты: прожить пару недель в полном одиночестве, заняться чем-нибудь кроме разрушения… Недавно обросшая мхом и неровная скала моими стараниями превратилась в ровный прямоугольник с удобными ступеньками к вершине, а на гладких каменных стенах навеки застыли символы древнего искусства…
Я не стал проводить каких-то хитроумных ритуалов или проклинать скалу. Сделал проще: превратил её в один большой концентратор и накопитель энергии, имеющий удобные бойницы-энергоканалы, которыми можно воспользоваться для любого удара в любом направлении. Пригодились наработки Эскилиона: творчески развив их, я сумел найти неплохой способ превратить в довольно долговечный накопитель смерти любой достаточно прочный и твёрдый объект. Разумеется, из простого камня можно было получить максимум артефакт, что создаст небольшое несварение в желудке… Но что если взять целую скалу? Простой, но универсальный инструмент: неплохое место для ритуалов, хорошее место для обороны в руках опытного мастера смерти, безопасная ночлежка для отдыха…
Я даже сделал немного мебели: простой круглый переговорный стол и скамейки из камня, несколько лежанок для кроватей внутри небольшой нише на вершине… Не то чтобы мне было это сильно нужно: но чтобы скоротать время ожидания — почему бы и нет? Кто знает, может, однажды эта скала ещё не раз послужит молодым адептам смерти. Сама возможность создания артефактов казалось мне столь естественной и возможной для любого магического мира, что только закончив обработку скалы я внезапно осознал, что пересёк какую-то черту.
Потому что искусство смерти не предполагало возможности подобного. Вообще. Я имею в виду, что вся ритуалистика и артефакторика смерти всегда базировалась на жизни. Это было отчасти парадоксально, но нельзя было подготовить предмет с проклятьем или провести многоступенчатый ритуал, не используя в нём живую или мёртвую плоть. Иногда не столь важно какую именно: но органику, или то, что когда-то было ей… Кровь, кости, костяной прах, даже древесная зола: всё это когда-то было живым и потому резонировало со смертью, могло выступить проводником, стать носителем проклятья!
Металлы и камни таким свойством не обладали. Нет, проклясть можно было всё что угодно, хоть слиток золота, хоть гранитный булыжник, но проклятье так или иначе быстро развеется, исчерпав заложенную энергию. Я медленно, неторопливо пошарил рукой по поясу, доставая свой старый костяной стилет. Прошло уже немало времени с тех пор, как я последний раз вонзал его в живую плоть: и всё же он был со мной, как добрый верный друг. Возможно, не слишком нужный бессмертному магистру смерти: но приятное напоминание о том, с чего начался этот путь.
В нём всё ещё была сила, разумеется. Сила, что сохраниться долгие века, если не тысячелетия. Мёртвая плоть, что когда-то была живой, могла хранить в себе смерть веками: но не безжизненный изначально камень.
Я взглянул на изрезанную символами скалу по-новому. А затем коснулся её рукой, напрягая все чувства…
Скала была живой. Или нет, не так… Она уже не была безжизненной. Передо мной была нежить, огромной немёртвое существо, словно дух, заключённое в камне. Существо, сотворённое мной: даже без собственного оформленного желания, просто само по себе.
Я медленно опустился на камень, смотря на закатное солнце. Ты не можешь создать нежить из камня, это аксиома! Возможно, шаманы или мастера земли справились бы с тем, чтобы оживить голема своей стихии, но смерть так не работает. Выходит, мне всё же удалась изначальная задумка? Давний эксперимент, поставленный в Ганатре, взошёл и дал свои плоды? Создать нечто новое, смерть которая не смерть, нежить, которая не нежить, способная развиваться: а это один из ключевых аспектов жизни, на минуточку!
Мог ли развиваться глазоед? Сложно сказать наверняка, слишком мало наблюдений. Но вот существо, сотворённое в Таллистрии? Определённо. Ограниченное мои изначальным узким видением в состоянии транса, оно не было способно научиться некоторым понятиям: но незнакомый концепт пыток приняло на ура.
Ты вообще хоть понимаешь, что только что создал?
Он прав, я не понимал. Но мог догадаться. Ответ был простым: жизнь. Основанную, пожалуй, на другой энергетике, иную, ограниченную, но всё же… Высшая нежить способна развиваться в той мере и степени, в которой способна развиваться её душа: бессмертное сердце, сама суть живого существа.
Проклятье Таллистрии не имело души. Вполне возможно, не имел её и глазоед: я не готовился к удержанию душ и сотворению высшей нежити, когда проводил те эксперименты. Не имела собственной души и одинокая скала, что была выбрана мной для переговоров…
Было ли это зерном способностей глазоеда, проросшим под влиянием урагана смерти? Неосознанным навыком, что стал отточен до автоматизма с годами практики? Или неоформленным, подсознательным, но истовым желанием, что исполняла моя собственная сила?
Я не знал ответа. Но он и не имел значения. Важно было только одно: теперь я мог больше. Очередной шаг к моей вечному королевству… И к моей мести.
Остаток времени до прибытия моих злопыхателей я провёл, готовясь к бою. Перебирал в памяти наиболее изощрённые и могучие боевые проклятья, закопал в земле вокруг скалы несколько костяных големов, созданных из собственных костей, вырастил внутри тела нити смерти, и вырезал на собственной коже множество укрепляющих символов: везде, кроме лица и рук, чтобы не бросалось в глаза…
Если бы мои враги явились сюда с армией боевых магов, я бы убил их всех: в этом я был уверен. Такой исход, пожалуй, казался мне весьма вероятным и даже в чём-то желанным: неудачи последнего месяца определённо не были тем, чего я хотел. Наверное, самому себе я мог признаться: я даже не особо хорошо понимал чего я сам хочу от этих переговоров. Меня бы устроили любые исходы, но какой будет лучше?