— Среди мастеров Аурелиона переживают обучение чуть меньше трети. — спокойно ответил Этериас. — Я прошёл его от начала и до конца.
Я только с улыбкой покачал головой, глядя на это ребячество... Из всех преступников высоко поднимаются единицы из тысяч, но я же не хвастаюсь успехами прошлой жизни?
— И всё равно не понимаешь. — грустно покивал я. — Но если тебе повезёт прожить достаточно, быть может, однажды… Загляни в свою душу, волшебник. Где-то там, глубоко, на самом дне, таится истинное отчаяние и древний, первобытный страх, что ждут тебя. Жди момента, когда наше перемирие окончится в страхе: потому что ничто не остановит меня после. Ты познаёшь настоящий ужас: я ввергну тебя в настолько глубокую бездну отчаяния, которые не видел ни один человек. Смерть покажется тебе милосердием, если ты вообще переживёшь это… Таково моё обещание тебе, Этериас Инвиктус.
Ты будешь стоять по колено в живых гниющих трупах своих друзей, бессильный: обещал мой взгляд.
Он понял угрозу, я понял по его глазам. Мы оба знали, что мастерам запрещено участвовать в битвах напрямую: а значит, ему оставалось лишь наблюдать или нарушить собственные правила… И в обоих случаях его ждало лишь отчаянное, обречённое сражение с непобедимым повелителем смерти. Я ожидал увидеть в глаза последнего из верховных иерархов отчаяние, страх, лихорадочный попытки найти ложь в моих словах: а ведь я говорил одну лишь правду, с непоколебимой уверенностью: что так и будет. Им не выстоять в битве на этом плато, будь там хоть всё человечество!
Мастеру смерти нет равных на поле боя.
Но совершенно внезапно, вопреки моим ожиданиям, всё оказалось строго наоборот: растерянность и непонимание, то и дело проскальзывающие на лице моего врага сменились благожелательным, лёгким спокойствием, словно он в один миг нашёл путь к победе, обретя мир с самим собой, придя к идеальному решению…
— Тогда слушай же и ты мои слова, Горд. — спокойно ответил мне маг. — Ты ступаешь по пути, который приведёт тебя лишь к абсолютному одиночеству. Чем больше людей ты будешь убивать, тем меньше остаётся тех, кто верит в твою ложь. Истинная сила, истинная власть никогда не может держаться на одном лишь страхе. Ты слепо идёшь дорогой смерти и разрушения, не видя, что твориться в душе людей, что стоят рядом. Для победы в войне, которую ты хочешь, тебе придётся уничтожить всех жителей королевств до единого. Но ведь ты этого не хочешь, верно? Ты хочешь властвовать над нами, править человечеством. Быть может, ты прав, и мне суждено погибнуть вскоре. Может, мы и правда проиграем эту битву, хотя я в это и не верю. Важно другое: на моё место встанут другие. И буду вставать вновь и вновь, сколько бы людей ты ни убил. И потому не столь важно, как долго я проживу, и как много светлых душ ты сумеешь погубить: тебе никогда не победить! И ты сам, честно и откровенно дал мне понять это. Поэтому, если мне и суждено погибнуть в этой войне, я уйду с лёгкой улыбкой на устах, без тени любого ужаса и отчаяния, с ясным осознанием того, что ты проиграл. Таково моё обещание тебе… Такова моя клятва.
Этериас Инвиктус улыбнулся мне лёгкой, светлой и до отвращения беззлобной улыбкой.
Убийство ради убийства бессмысленны: я всегда это знал. Но редко какой человек мог вызвать у меня настолько неистовое желание убивать… Первосвященнику это определённо хорошо удалось.
Гнев был почти настолько силён, что я, похоже, на пару мгновений изменился в лице: это отразилось в глазах моего врага. Я вскинул подбородок, усмиряя ярость: нет, не сейчас, не снова. Я выше этого…
Однако рядом был ещё кое-кто, кому было не наплевать. Мёртвые руны, вырезанные в скале, вспыхнули серым свечением, заискрившись мелкими чёрными молниями… А затем могучая молния смерти, сделавшая честь иному мастеру, ударил в сторону объекта моей ненависти!
Маг среагировал мгновенно, воздвигая вокруг себя полупрозрачную сферу… Но удар не дался ему легко: волшебник почти до крови закусил губу.
— Я думал, ты не собираешься нас убивать. — приподнял бровь Этериас. — Осознание неизбежного поражения заставило тебя передумать?
Гнев мгновенно ушёл, словно смытый лёгкой тёплой волной. Я улыбнулся и погладил рукой скалу, посылая ей успокаивающие образы.
— Не задерживайтесь. — уже не оборачиваясь, сказал я, уходя. — Как я уже говорил, теперь это моя скала. Право слово, не стоит её злить всякой чепухой… Что-то мне подсказывает, она это не любит.Бросив последню парфянскую стрелу, я направился в сторону небольшого грота, где спрятал костяную гончую. В этот раз мне все удалось. За оставшееся время Улос поднимет настоящие легионы: и плато идеально подойдет, чтобы бросить их в бой. Теперь у армии альянса не осталось ни единого шанса на победу.
Интерлюдия. Традиции.
Это была высокая, одинокая скала, стоящая неподалёку от армейского лагеря: расположенная в чистой степи, сомнительно, что она могла иметь естественное происхождение. Вероятно, один из мастеров земли Ренегона поднял из недр земли эту уже изрядно потрёпанную временем, дождями и ветрами толщу камня. Сложно было судить о его мотивах: возможно, то была тренировка, или, быть может, наблюдательный пост? Так или иначе, потрескавшейся, но несломленная, она уже не первое столетие стояла неумолимым исполином, будучи монументом мастерства своего создателя.
Время клонилось к вечеру, и темное вечернее небо заволокло мрачными суровыми тучами. Пока солдаты армии Ренегона споро и привычно боролись с ветром и дождём, одинокая скала стала прибежищем для одного усталого человека.
Мужчина средних лет в простой тёмно-синей робе сидел на вершине скалы, бездумным смотря на линию горизонта. На его некогда холеном, словно застыла вечная печать обречённой тоски: а некогда обычно идеально выбритый подбородок теперь покрывала не слишком длинная, но густая и совершенно неухоженная борода, что выросла за последние месяцы.
Гастон всегда считал себя лучшим из людей: и не сказать, что для того не было оснований. Мастер воды в свои двадцать, мастер земли в тридцать пять, мастер ветра в шестьдесят…
Один из самых молодых мастеров, принятый в совет верховного иерарха Ренегона, показавший недюжинную деловую хватку. Идеальное мастерство, самоконтроль, навыки к организации людей, десятки успешных экспедиций и охот: и вот уже даже королевская семья обращает внимание на восходящую звезду повелителя воды.
Внимание короны всегда благоприятно влияет на карьеру: сперва помощник старого мага, который долгие столетия был правой рукой семьи владык святой земли, а спустя всего пару десятилетий уже и сам Гастон превратился из помощника в одного из самых могущественных мастеров в королевстве: правая рука короля, второй советник иерарха… Иные пророчили ему даже место верховного иерарха лет через сто, да и сам глава Ренегонской церкви с интересом поглядывал на талантливого стихийника.
Мастер Гастон не стремился к власти и славе: но принимал её как должное, всегда будучи строгим и требовательным к себе человеком. Даже удивительно, как может измениться жизнь людей всего за пару жалких лет…
Неожиданное убийство верховных иерархов, и его первая неудача: он так и не смог найти виновных, ни даже выяснить, как это случилось, вдобавок потеряв близкого товарища. Объединение остатков совершенно внезапно распавшейся церкви под началом молодого мастера из захолустного королевства и неожиданно свалившиеся на него обязанности первого заместителя: не сказать, что последний из рук бога отлынивал от своих обязанностей, но, видит Отец, как же много он не знал!
Он не роптал, понимая, насколько важна для простого народа легитимность лидера церкви: выбранный богом в любом случае будет стократ лучше даже самого опытного волшебника. Первый советник честно тянул на себе всё что мог… Но неудачи продолжали преследовать его: он помнил жгучее чувство стыда, когда молодой мастер, не разменявший и четвёртый десяток, смог справиться с всеубивающей аномалией, перед которой оказался бессилен он. А ведь мог и сам догадаться, позвать мастеров чистого нейтраля, подобрать нужную конфигурацию энергетического щита! Первое покушение на иерарха, затем второе, и в обоих случаях тот выжил чудом: и его заслуги в этом не было определённо. Да ещё и старые мастера жизни вновь начали запрещённые эксперименты без его ведома…
И вот он здесь. Массовый убийца, ненужный никому. Его даже не взяли на переговоры с королём смерти: так прозвали их врага в армии…
Нет, его не сняли с должностей. Верховный иерарх внимательно выслушал его историю тет-а-тет и решительно сказал, что он ни в чём не виноват. В глазах руки бога, возможно, так и было: но тот и сам почти святой и готов дать второй шанс любому, прощая всех.
Вот только проблема была в том, что Гастон сам не мог себя простить. Этериас даже мягко снял с него все обязанности, временно переложив их на других советников: чтобы дать ему отдохнуть. Но от этого было только хуже… Гастон робко пытался возразить переговорному процессу, утверждая, что нельзя верить этому человеку: он разорвёт любой договор, как только сочтёт это достаточно выгодным. Даже предлагал создать новую, более мощную группу захвата! Хотя бы взять телохранителей из числа лучших мастеров!
Король холодно спросил его, кто возглавит отряд, и так посмотрел на него, что слова застряли у волшебника в горле…
Суда не было: об этом не заикались даже недавно прибывшие в Кордигард целительницы из Таллистрии, слышавшие о произошедшем. Раз уж король и верховный иерарх считают его невиновным, то и другие должны делать так же. Но вот взгляды людей… Взгляды изменились.
Из почтенного и уважаемого советника Гастон в одночасье стал парией. Нет, никто не сказал бы это прямо: но когда вместо доброго приятельского разговора тебе отвечают сухими односложными фразами, а вместо уважения в голосе людей лишь равнодушие… Это сложно не заметить.
Никто не хотел иметь дело с массовым убийцей: по крайней мере, сверх необходимого. И, что было ещё более ужасным, даже сам Гастон не мог их винить: потому что на их месте, вероятно, он поступил бы так же!